мной открывается грот;
Снотворец разрушенный эпос
Пером оживляет. Сон веки сковал;
Расплылся измученный образ,
И вот принимает ночной карнавал
Обратно завянувший лотос.
Милая девушка с образом ангела,
Кто ты? Я видел тебя только раз:
Однажды в метро ты сидела и плакала,
И слёзы катились из сомкнутых глаз.
И больше тебя я ни разу не видел,
Я даже забыл про тебя на момент,
И только потом как-то вдруг я заметил,
Что память воздвигла тебе монумент.
Твой образ далёкий вдруг вспыхнул так ярко:
Он нарисован был карандашом
В моём подсознании, ровно и гладко,
Как будто хранился всегда за стеклом.
О, кто ты, скажи мне, невидимый ангел?
Зачем ты ко мне с небосвода сошла?
Мне ночью мерещился ангельский факел,
И перед ним расступалась вся мгла,
И чёрные сны плыли прочь без оглядки.
Спасибо тебе, незнакомый герой,
С которым я в детстве играл в догонялки,
Но так и не встретил твой образ живой.
Я помню этот разговор –
Он навсегда во мне остался,
И смутной памяти узор
Набатом в мыслях раздавался.
Я помню всё до мелочей:
Твою одежду, тон, манеры,
Что до последних самых дней
Не знали слабость от холеры.
Когда в больнице ты лежал,
От всех закрытый одеялом,
Твой мозг упорно рисовал
Меня, сидящей за органом.
Вот церковь. Ты внутри один –
Тогда не вышли прихожане –
Среди невиданных картин,
Когда-то купленных в Милане.
Пел хор, специально для тебя;
Гудел орган кантаты Баха,
А ты смотрел лишь на меня –
Хотел учуять нотки страха.
Затихла церковь; смолк хорал,
Клавиатура притупилась,
И ты взошёл на пьедестал,
Чтоб я нигде не оступилась.
Венок терновый, лоб Христа
Короной страшной обрамляя,
Явился мне спустя года,
О дне том вновь напоминая.
И вот в палате ты лежишь,
Внезапно скошенный холерой,
Так укоризненно молчишь,
Кормя меня одной лишь верой.
Я помню этот разговор –
Он навсегда во мне остался,
И твой плывущий блёклый взор,
И смерть Христа, и как он спасся…
На острове жил одинокий маяк,
До невозможного грустный.
Ни потерявшийся в море моряк,
Ни шторм сумасшедший, безумный,
Его не тревожат, и гордо живёт
Маяк среди водной пустыни,
Но в сердце надежда к простору зовёт,
Угасло и чувство гордыни.
На необитаемом острове жил
Никем не замеченный клевер.
Над гладью бездонной в забвении выл
Под небом забывшийся ветер,
И океан, бурь и штормов отец,
Своими седыми волнами
Вязал золотое руно из колец
Барашков морских. Облаками
Укрытое небо задумчиво спит,
И дремлет маяк полусонный.
Как сердце, внутри, рассыхаясь, скрипит
Окно. Вёсел всплеск монотонный
Мерещится клеверу, тоже во сне.
Он вздрогнул, надеждой разбужен,
Но только мерцает на каменном дне
Таинственный сумрак жемчужин.
— Ты слышишь? — спросил он у моря в тиши –
В ответ напускное молчание. –
Надежда, от нас улетать не спеши:
Не понаслышке отчаяние
Я знаю. Мой друг, хоть не видит меня –
Ему незнаком белый клевер –
Я чую тепло дорогого огня,
Он прочь прогоняет злой ветер.
Вот так и живут мой цветок и маяк
То вместе, то порознь. Время
Обходит тот остров, где сгинул моряк
И паруса храброе племя.
То, что я слушаю, вам не понравится…
То, что я слушаю, вам не понравится.
Взрослые с нас, детей, умиляются,
Пока в глубине где-то монстр нещадно ревёт.
Мысли у нас, словно вольные птицы:
Куда улетят, вам не скажут и жрицы,
И наши умы — это только свободный полёт.
Детка, прости, вечеринка для взрослых,
Но их испугает не вид полуголых,
Почти обнажённых, истерзанных временем тел,
А белые флаги: мы сдались без боя,
Мы недостойные звания героя,
И для кого-то подобный удел — беспредел.
У нас репродукция старой картины:
Три креста, и на них три безликих мужчины –
Их лица сокрыты в тени полумёртвых лампад.
Палач разрыдался от боли и страха:
Ему опротивела старая плаха.
Никто не воскреснет, все трое отправятся в ад.
То, что я слушаю, вам не понравится.
Я вижу, как мир вокруг нас разрушается,
И только скрипит за окном околдованный лес.
Кто из нас ангелы? Кто из нас демоны?
Это неважно, ведь люди повешены,
И их уже варит в котле обездоленный бес.
Как иногда бывает важно не понять,
И сказанное слово не услышать,
И разуму заветному не внять,
Не верить в предначертанности свыше.
Что думаешь? Постой, не уходи,
Читатель дорогой и сердцу милый,
Остановись на время, погоди,
Увидь: на небе ангел шестикрылый
Летит к луне, луна — за небосвод,
И серафим за ней спешит угнаться,
И так весь день, весь месяц и весь год:
Догнать луну нам можно не стараться.
А знаешь, сколько языков
Есть в этом мире? Знаешь? Я не знаю,
Я знаю только проповедь волхвов,
Евангелие в беспамятстве сжигаю.
Ты слышишь песню? Это соловей
Среди зимы пугающих иллюзий
Воссоздаёт тот образ голубей,
Что потерялся в облаке дискуссий.
Настала ночь — прекрасная пора.
Однажды вечером безлюдным, очень поздним
Забудем мы проблемы до утра,
А с наступлением рассвета и не вспомним.
Очнись, герой, ведь имя Человек
Ты носишь незаслуженно, но гордо,
Так проживи достойно праздный век,
Достойно званию вселенского милорда.
«Что родина тебе моя? –
Спросил однажды чужеземец. –
Ведь ты не знал её края,
Не знал, как пашет земледелец.
Ведь ты не знал, как соловей
Холодным утром где-то в поле
Летит, как в клетку, в пекло дней
Навстречу собственной неволе.
Когда на наших ваши шли,
Не знал я, друг, что нас надула
Судьба-злодейка, и нашли
У вас приют, лишь век минуло.
А помнишь?.. Нет, не знаешь ты
Под солнцем поле золотое,
Усадеб пышные сады –
Всё то, что было дорогое.
Сменилось время. Человек
Стал человеком наконец-то,
Но встретил я двадцатый век
Вдали от власти и совета.
Опять война, опять в крови
Страна со вскриком захлебнулась,
Но ты, мой милый друг, не жди,
Чтоб вновь она не встрепенулась.
Ведь ты не знаешь… Стих буран;
Весна жила вне всяких правил,
И майский гром под барабан
Победу новую возглавил.
Что родина тебе моя? –
Спросил печально чужеземец. –
Ведь ты не знал её,
