«Что же делать?..»
Что же делать?
Чем дальше, чем горше.
Я смириться с бедой
Не могу,
Ты —
Внезапною судорогой
В горле,
Ты —
Сверлящею болью
В мозгу.
Ночь.
Костер нашей дружбы
Потушен.
Я одна в темном лесе
Опять.
Для того лишь
Нашла твою душу,
Чтоб навеки
Ее потерять…
Без костра
В темном лесе
Мне страшно,
Вот-вот хлынет
Лавина огня —
Словно танка враждебного
Башня,
Притаившись,
Глядит на меня…
«Плечи гор плотно-плотно туман закутал…»
Плечи гор
Плотно-плотно туман закутал.
Здесь бродил ты
Лишь год назад…
Хорошо, что тебя
Провожали салютом, —
Ты был прежде всего
Солдат.
Море хмуро,
Вода отливает сталью,
Тих рассеянный странный свет.
Хорошо, что над гробом
Стихи читали, —
Ты был прежде всего
Поэт.
Ах, как Времени
Быстро мелькают спицы,
Как безжалостно
Мчится век!..
Хорошо, что так много
Пришло проститься, —
Ты был прежде всего
Человек.
«На Вологодчине есть улицы Орлова…»
На Вологодчине
Есть улицы Орлова,
Со стапелей
Там сходит теплоход
«Сергей Орлов».
Звучит поэта слово…
Вот только в дверь мне
Он не звякнет снова
И, пряча в бороду улыбку,
Не войдет.
Уже не станем с ним
До хрипа спорить,
Читать стихи.
Глушить (не только!) чай.
Один лишь раз
Друзьям принес он горе —
Убил своим уходом
Невзначай.
«Загрустив однажды почему-то…»
Загрустив однажды почему-то,
«Есть ли дружба?» —
Ты меня спросил.
Эх, Сергей!
Когда б хоть на минуту
Выходили люди
Из могил!
Ты забыл бы
О любой обиде,
Ты б ничьей
Не вспоминал вины,
Потому что с нежностью б увидел,
Как тебе
Товарищи верны.
«Снова жизнь — снова цепь атак…»
Снова жизнь —
Снова цепь атак.
Пред тобою в долгу
Навсегда,
Я верна нашей дружбе
Так,
Как орбите своей
Звезда.
По тебе
Свой сверяю шаг
И любую свою строку.
Ты мне нужен,
Как нужен стяг,
Чтоб остаться полком
Полку.
Догоняет Война
Тех, кто мне
Всех дороже.
И напрасно я другу кричу:
— Борись!.. —
С пулей в сердце
На землю упал Сережа,
И с тяжелым раненьем
Лежит Борис.
Поколенье уходит опять.
Рановато…
Обрывается вновь
За струною струна…
Что поделаешь, если
Только отпуск солдатам,
Только длительный отпуск
Дала Война?..
1977–1978
«Снег намокший сбрасывают с крыши…»
Снег намокший сбрасывают с крыши,
Лед летит по трубам, грохоча.
Вновь на Пушкинском бульваре слышу
Песенку картавую грача.
Что еще мне в этом мире надо?
Или, может быть, не лично мне
Вручена высокая награда —
Я живой осталась на войне?
Разве может быть награда выше? —
Много ли вернулось нас назад?..
Это счастье —
Вдруг сквозь сон услышать.
Как капели в дверь Весны стучат!
1978
«Да, я из того поколенья…»
Да, я из того поколенья,
Что Гитлер, себе на беду,
Поставить хотел на колени
В лихом сорок первом году.
Кто, голосу Родины внемля,
Шел в дымной грохочущей мгле,
И кто за Великую землю
На Малой сражался земле.
Кто стал комсомольцем под Ельней,
Вошел коммунистом в рейхстаг.
…Нас мало, детей поколенья, —
Безжалостен времени шаг.
Но прожиты жизни недаром —
А главное это, друзья!..
Горят фронтовые пожары —
Им в памяти гаснуть нельзя!
1978
"И каждый раз, в бреду аэропорта…"
И каждый раз, в бреду аэропорта,
Там, где томится иль бежит народ,
Я говорю себе:
— Какого черта
Тебя опять на край земли несет?
Зачем тебе Курилы и Саяны,
Зачем тебе Норильск и Кулунда?
В конце концов, уже немного странно
Так жить в отнюдь не юные года…
Зачем? — Сама не нахожу ответа.
И правда, в самом деле, — на черта?..
А может, просто песенка не спета
И молодость еще не прожита?
Что молодость моя? — Фронт, голодуха,
Потом домашний плен — кастрюлек власть…
Тут репродуктор прохрипел над ухом,
Что на Сургут посадка началась.
1978
«А жизнь летит, летит напропалую…»
А жизнь летит, летит напропалую,
И я не стану жать на тормоза…
Солоноватый привкус поцелуя,
Любви полузакрытые глаза
И городов мелькающие лица,
Где каждый новый зал —
Как новый суд…
И гуд в крови —
Стихов грядущих гуд,
И невозможность приостановиться,
Покуда жизнь летит напропалую,
Покуда я ей благодарна за
Солоноватый привкус поцелуя,
Любви полузакрытые глаза…
1978
ИЗ ДАЛЬНЕВОСТОЧНОЙ ТЕТРАДИ
«Вновь чайки провожают сейнера…»
Вновь чайки провожают сейнера,
Опять страда — осенняя путина.
Лежит у клуба сеть взамен ковра,
Звенит под ухом зуммер комариный.
О, как стихи умеют слушать тут! —
Так не умеют слушать и в столице.
Светлеют, и грустнеют, и цветут
Дубленные соленым ветром лица…
А мы спешим на остров Итуруп,
Покуда там посадку разрешили.
Потом лететь в другой рыбачий клуб
На острове соседнем Кунашире.
Пусть с недосыпу резь в глазах моих,
Пускай усталость навалилась глыбой,
Зато под сердцем бьется новый стих
Уже почти что пойманною рыбой.
Курилы
В лесу, на краю дороги,
В лесу, на краю страны,
Задумчивый, юный, строгий
Стоит капитан Смирных.
Змеится дороги лента,
КаМАЗы в лесхоз спешат.
С гранитного постамента
Не может сойти комбат.
Но помнят доныне сопки
Команду его — «Вперед!»,
Отчаянным и коротким
Был бой за японский дот…
Все той же дороги лента,
И августа синий взгляд.
Лишь сдвинуться с постамента
Не может теперь комбат.
Сквозь строй ветеранов-елок
Он смотрит и смотрит вдаль —
На тихий лесной поселок,
Которому имя дал.
Сахалин
Сопит медвежонок рядом,
Рысь рыщет невдалеке.
С неистовой силой снаряда
Горбуша идет по реке.
Навстречу теченью!
В клочья
Изодраны плавники.
За смертью…
И днем, и ночью.
По острым камням реки.
По острым камням Пороная,
Летящего сквозь тайгу.
Виденье царь-рыбы, знаю,
Забыть уже не смогу.
Погибнут безумцы эти,
Как только закончат путь.
Погибнут затем,
Чтоб детям —
Малькам своим
Жизнь вдохнуть.
Москва, суета сплошная,
Но где-нибудь на бегу
Вдруг вспомню о Поронае,
Петляющем сквозь тайгу.
Как сильно тряхнула душу
Земли первозданной твердь
И таинство — ход горбуши,
Что смертью попрала смерть!
Сахалин