Михаил Светлов - Стихотворения и поэмы

Где последний
Индеец заснул,
Полночь тихо
Несет караул,
Над Америкой
Звезды стоят,
За Америкой
Волны шумят.

Эти звездные
Ночи ясны,
Фермер видит
Спокойные сны,
Полночь тихо
Несет караул,
Дребезжит
Электрический стул.

Если голову
В смертной тоске
Прислонить
К изможденной руке, —
Можно слышать,
Как звякают цепи,
Протянувшись
От Сакко к Ванцетти…

Если б рот мой
Как пушка гудел,
Если б стих мой
Снарядом летел,
Если б песня
Могла помешать
Губернатору Фуллеру
Спать, —

Я бы песню гонял
По земле,
Я б кричал ей,
Измученной, вслед:
— Через каждую
Эту версту
Надрывайся!
Кричи!
Протестуй!

Над Америкой
Очень темно,
Только песня несется
Сквозь тьму;
Эта песня поется
Давно,
Сочинять ее вновь
Ни к чему!

Забастовок
Тревожный гудок,
Демонстраций
Взволнованный гул…
И зарю
Поднимает восток,
И дрожит
Электрический стул…

Из воздушного гарема
Унеслась моя поэма..
Черт проснулся спозаранку:
«Где поэма? Где беглянка?»
И зарница озорная
Хитро молвила: «Не знаю!
Не видала не слыхала,
Только тихо полыхала…»

Греческое тело обнажив,
Девушка дрожит от нетерпенья…
Тихо спит мое стихотворенье,
Голову на камень положив.

Девушка сгорит от нетерпенья,
Оттого, что вот уж сколько лет
Девушка, какой на свете нет,
Снится моему стихотворенью.

Молодое греческое тело
Изредка хотелось полюбить, —
Так, бывало, до смерти хотелось,
Ночью просыпаясь, закурить.

И однажды полночью слепою
Мимо спящей девушки моей
Я промчусь, как мчится скорый поезд
Мимо полустаночных огней.

Дикая моя натура!
Что нашла ты в этой сладкой лжи?
Никакая греческая дура
Тело предо мной не обнажит.

Так однажды в детстве в наказанье
Мать меня лишила леденцов, —
Ничего не выдало лицо,
Но глаза лоснились от желанья.

Молодость слезами орошая,
В поисках последнего тепла,
Видишь — голова моя большая
Над тобой, как туча, проплыла.

Никогда она не пожалеет,
Что плыла, как туча, над тобой,
Оттого, что облако имеет
Очень много общего с землей.

Вот я обтрепан ветрами,
Как старое зданье,
Форму теряю свою,
Как раздетый солдат.
Мышцы ослабли,
И дремлют воспоминанья,
Первые ласточки —
Старые ласточки —
Спят.

Вся в сарпинке веселья,
Не веруя в старость чужую,
Юность рядом идет,
Как моя проходила в те дни.
И под солнцем ее,
Притворяясь своим,
Прохожу я,
Больше чем нужно —
На три четверти скрытый в тени…

С улиц врываясь,
Звенит на столе у поэта
Крошками хлеба
Разбросанный праздничный звон…
Близится старость…
И мельтешат у окон
Стаи ворон,
С отвращением ждущие лета…

Два мертвеца
Выходят из Вердена,
Закуривают
И глядят на свет,
Чтобы узнать,
Какая перемена
Произошла
За эти десять лет.

Они шагают сутки
По Карпатам…
Огромен путь —
Им надобно спешить,
Чтоб весь свой штаб
Покрыть французским матом,
Немецкой неприличностью
Покрыть!..
Они рассекают просторы
И видят
В туманном бреду —
Во Францию два гренадера
Из русского плена бредут.

«До дому ли,
Или к невесте —
Упрятаться в брачном тепле,—
Пойдемте, товарищи, вместе
По этой проклятой земле!
Пройдя через лес,
Через реки,
Погибли в начале зимы
Вы — в девятнадцатом веке,
В начале двадцатого — мы!

Шагая по нашей отчизне,
Никак мы не можем понять:
Какая такая причина
Заставила нас умирать?»

И вот по земле воспаленной
Идут по высокой горе
Солдаты Наполеона,
Вильгельма и Пуанкаре.

Их взгляды тревожны и зорки,
И видят они —
Впереди
Их пятый товарищ
В Нью-Йорке
На гауптвахте сидит…

Путям-дорогам
Не видать конца…
С пяти утра
До самого заката
Идут, идут
Четыре мертвеца
К могиле
Неизвестного солдата.

Минуя провансальские сады,
Они стучат
Заржавленным мушкетом,
Чтоб вчетвером
На площади Звезды
Заговорить
С большим авторитетом.

Они хотят
Сказать такую речь,
Чтоб стала всей земле
Она понятна,
Чтоб в воздухе
Остановилася картечь
И повернула
На зачинщиков обратно.

Они хотят
Начальникам сказать,
Свои слова
Перемежая матом,
Что надоело
За богатых умирать
До черта
Гренадерам и солдатам.

И если их
В атаку позовут —
Смыкая строй,
Под знаменем братанья
Все неизвестные солдаты
Перейдут
К довольно популярному
Восстанью!

Так говорит из Вердена
Ушедший мертвый солдат!
Таким языком непременно
Живые заговорят!

Рыбы собирались
В печальный кортеж,
Траурный Шопен
Громыхал у заката…
О светлой покойнице,
Об ушедшей мечте,
Плавники воздев,
Заговорил оратор.

Грузный дельфин
И стройная скумбрия
Плакали у гроба
Горючими слезами.
Оратор распинался,
В грудь бия,
Шопен зарыдал,
Застонал
И замер.

Покойница лежала
Бледная и строгая.
Солнце разливалось
Над серебряным хвостом.
Ораторы сменяли
Друг друга.
И потом
Двинулась процессия
Траурной дорогою.

Небо неподвижно.
И море не шумит…
И, вынув медальон,
Где локон белокурый,
В ледовитом хуторе
Растроганный кит
Седьмую папиросу,
Волнуясь,
Закуривал…

Покойницу в могилу,
Головою — на запад,
Хвостом — на восток.
И вознеслись в вышину
Одиннадцать салютов —
Одиннадцать залпов —
Одиннадцать бурь
Ударяли по дну…

Над морем,
Под облаком
Тишина,
За облаком —
Звезды
Рассыпанной горсткой…
Я с берега видел:
Седая волна
С печальным известьем
Неслась к Пятигорску.

Подводных глубин
Размеренный ход,
Качающийся гроб —
Романтика в забвенье.
А рядом
Величавая
Рыба-счетовод
Высчитывает сальдо —
Расход на погребенье.

Рыба-счетовод
Не проливала слез,
Она не грустила
О тяжелой потере.
Светлую русалку
Катафалк увез, —
Вымирают индейцы
Подводной прерии…

По небу полуночному
Проходит луна,
Сказка снаряжается
К ночному полету.
Рыба-счетовод
Сидит одна,
Щелкая костяшками
На старых счетах.

Девушка приснилась
Прыщавому лещу,
Юноша во сне
По любимой томится.
Рыба-счетовод
Погасила свечу,
Рыбе-счетоводу
Ничего не приснится…

Я с берега кидался,
Я глубоко нырял,
Я взволновал кругом,
Я растревожил воду,
Я рисковал как черт,
Но не достал,
Не донырнул
До рыбы-счетовода.

Я выполз на берег,
Измученный,
Без сил,
И снова бросился,
Переведя дыханье…
Я заповедь твою
Запомнил,
Михаил, —
Исполню,
Лермонтов,
Последнее желанье!

Я буду плыть
Сквозь эту гущу вод,
Меж трупов моряков,
Сквозь темноту,
Чтоб только выловить,
Чтоб рыба-счетовод
Плыла вокруг русалки
С карандашом во рту…

Море шевелит
Погибшим кораблем,
Летучий Голландец
Свернул паруса.
Солнце поднимается
Над Кавказским хребтом,
На сочинских горах
Зеленеют леса.

Светлая русалка
Давно погребена,
По морю дельфин
Блуждает сиротливо…
И море бушует,
И хочет волна
Доплеснуть
До прибрежного
Кооператива.