А ты всегда за левую держала…
И смерть тогда явилась неспроста:
Рок – беспощаден, силы – на пределе…
Ах, эти уязвимые места,
Неважно, на душе или на теле!
Они живучи, их удел таков,
Чтоб жизнь не показалась нам простою,
Не зря же мы во множестве веков
Зовём их ахиллесовой пятою.
Но если ты способен дать им бой,
Раскрепостив судьбы своей страницы,
Живи на радость и гордись собой,
Другим такое даже не приснится.
Ещё не ясен был войны исход,
На убыль шёл её десятый год,
И были обоюдными потери,
Но греки находили место вере:
– Ещё чуть-чуть!.. Вот день – другой пройдёт —
И Троя неминуемо падёт.
Но город жил! Там люди ели, пили,
Росли, смеялись, плакали, любили…
Хоть падали в сражениях на землю,
И вороны долбили мёртвым темя…
Как ни старались Греции герои,
Ускорить не могли паденье Трои.
И снова хитроумный Одиссей
Дивит собратьев выдумкой своей.
Он предлагает за четыре дня
Соорудить огромного коня,
Чтоб конь тот был не из-под топора,
А как живой. Чтоб труд, а не игра…
Бюст Одиссея. Римская копия c оригинала Родосской школы.
Пусть всё при нём: и хвост, и глаз, и ухо!..
Пошире зад и поокруглей брюхо,
А с ними в соответствии – и спину,
По той причине, что в его средину
Должны вместиться лучшие герои,
Троянцы сами их затащат в Трою!
Все остальные тоже явят прыть
Взаправду лагерь сжечь и прочь уплыть,
Чтоб спрятаться за остров Тенедос,
Сидеть и не высовывать свой нос,
Но возвратиться по ночному мраку,
Чтоб ни одна не слышала собака.
Когда увидят с берега огонь,
Пусть мчатся прямо в Трою (там их конь!),
Орудуя мечом, чтоб грудь вздымалась,
Чтобы на камне камня не осталось!..
Промолвил виды видевший Калхас:
– Да… Ты умён!.. А выдумка – для нас!
То зна́менье, что Зевс послал мне ныне,
Где дым и пламя на небесной сини,
Не вопреки – вполне созвучно с ней.
– Тогда за дело! – крикнул Одиссей. —
Эпей! Ты где, художник знаменитый?..
Всё на тебе – и грива, и копыта!..
С высоких стен ещё могучей Трои
Глядели осаждённые на греков
И видели какое-то движенье
И клубы дыма, что сползали в море.
– Задумали ахейские герои
Коварство – не иначе, и вовеки
Не отгадать чужих умов броженье,
Что обернётся Трое новым горем!
И вдруг троянцы, к радости великой,
Увидели, глазам своим не веря,
Что их враги покинули Троаду
И на воде следы их волны смыли —
И тут же воссияли счастьем лики,
В жилищах открывали настежь двери,
Все к берегу бежали бычьим стадом,
В котором целый день воды не пили.
Был вражий стан действительно покинут,
Но кое-где шатры ещё дымились,
На радостях троянцы обнимались,
Бросая морю гневные слова:
– Пусть все враги в твоей пучине сгинут!
– Хотели проглотить, да подавились?!
– О Посейдон, пошевели их малость,
Чтоб заходила кругом голова!
Они, решив, что кончилась осада
И наконец-то отступили беды,
Сажали малышей себе на плечи,
Водили хоровод вокруг огня…
Конец войне! Всё будет так, как надо!
И в буйном ликовании победы,
Как по команде, оборвались речи,
Когда вдали увидели коня.
Томимы осадой, на новости падки,
Глядевшие начали строить догадки,
Зачем, почему, для чего и откуда
Явилось такое прекрасное чудо.
Они зашумели в неистовом споре!..
Одни предлагали столкнуть его в море
(С какой это стати и в кои – то веки
Деяния добрые делали греки?!).
Другие твердили: – Коня у дороги
Оставили нам олимпийские боги,
Точь-в-точь как палладий! Неужто забыли?!
Дар явно с Олимпа – нет признаков пыли!
Но Лаокоон, мудрый жрец Аполлона,
Взобрался на камень, вещая: – Урона,
Я думаю, Трое прекрасной не будет,
И после никто никого не осудит
За то, что подарок врагов наших цепких
Огню предадим иль порубим на щепки.
Конь – греков! Мне ведома их деловитость!
Не дар от богов, а военная хитрость!
Небось, Одиссей, что на выдумку падкий,
Оставил на горе нам эту загадку!
Троянцы! Не надо нам подлого дара!
Он бросил копьё – и от злого удара
Весь конь содрогнулся и в брюхе дощатом
Металл зазвенел многозвучьем богатым.
Но этого звона не слышали люди —
Так сделали боги, всесильны по сути:
– Какие-то злые пошли человеки!..
Мне, честно сказать, что троянцы, что греки…
Но Зевсу в ответ промолчала Афина:
В коне Одиссей! А Лаэртова сына
Она почитала – он был ей по нраву…
«Всех судит отец не по должному праву!
С такого суда только больше разлада…»
И разум троянцам затмила Паллада.
Теперь не услышат оружия звона,
И будет надёжной такая препона:
Потешатся, радость вкусив, ротозеи
И в Трою потащат коня Одиссея!
Предали забвению Лаокоона,
Но вот пастухи подвели к ним Синона,
Хитрющего грека, что, сетуя громко,
Слова выговаривал голосом ломким,
Размазывал слёзы по жалкому лику
Ладонями грязными. В горе великом
Заламывал руки, кусал их до крови,
Свой взгляд нечестивый упрятав под брови.
И тронули эти Синона уловки
Толпу присмиревшую: очень уж ловко
Играл свою роль этот друг Одиссея,
Вздыхали троянцы, ахейца жалея.
– О люди!.. Зачем так безжалостны боги?!
Когда мы просили счастливой дороги
В далёкую Грецию, боги велели
Им жертву воздать в человеческом теле.
Костёр утолили сосновою жердью,
Провидец – Калхас, что высматривал жертву,
Ходил между нас, что глухой постоялец,
И вдруг – на меня указал его палец!
Связали меня и к огню потащили,
Я был им послушен, как в храме учили,
Когда же огнём полоснуло по телу,
Вся плоть моя юная жить захотела!
Переча богам, изорвав свои путы,
Я долго бежал тростниками, покуда
Свои корабли не увидел на море…
Теперь я скиталец!.. О горе мне!.. Горе!..
Троянцы поверили греку Синону,
И молвил Приам, верен людям и трону:
– Не плачь и надейся: мудры наши боги!
И то хорошо, что порядки их строги.
От строгости этой нам горя не станет!..
А конь для чего этот в греческом стане??
«Ну, вот он, вопрос!.. Наконец-то дождался!..
Не ради ль него я в Троаде остался?!»
Синон, что не успел ещё остыть
От роли жертвы, вновь явил старанье,
Призвав богов свидетелями быть
«Правдивости» его повествованья.
«Чтоб видеть утро завтрашнего дня
И Трою павшую, я словом горы сдвину!»
– Воители оставили коня
Умилостивить гордую Афину.
Чтоб не дошло до сотворенья зла,
Порадовать задумали герои
Богиню, что разгневанной была
Хищением палладия [41] из Трои.
Конь, что палладий, тот же самый щит
Для вашей Трои. Ко всему – прекрасен!
Его бы надо в город затащить
Сегодня же, акрополь им украсив.
Хоть город ваш прекрасен без прикрас,
Конь, ко всему, обезопасит Трою.
Поверив греку и на этот раз,
Приам кивнул в согласье головою.
Вероломный Синон и троянцы (из ватиканского «Вергилия»).
– Несите верёвки!.. Сплетайте в канаты!..
Взирая с небес, хохотала Паллада:
«Пригрели троянцы козла в огороде!..
Ах, этот Синон!.. Что он только городит?!
Придётся помочь, и как можно скорее!»
… К Троаде плывут два чудовищных змея.
Тела их огромны, а пасти – свирепы!
Кровавые гребни вздымаются к небу,
Глаза пламенеют пурпурным закатом!..
Они выползают на берег Троады
На камни, где жертвует жрец Аполлона
Дары Посейдону. На Лаокоона
И двух сыновей его кинулись гады,
Терзают зубами и травят их ядом,
В синеющих ликах страданья ужасны…
О горе!.. Никто не спасает несчастных!..
А змеи, на хвост опершись для бравады,
Втянулись под щит изваянья Паллады.
Лаокоон и его сыновья, обвитые змеями. (о. Родос, I в. до н. э.)
– Выходит, в защите нуждается Троя!
– Палладия нет – и не то, так другое
Куражиться будет не просто для вида,
А в жажде отправить троянцев к Аиду!
– Синона речистого каждое слово
Насыщено правдой!
И слышится снова:
– Несите верёвки!.. Свивайте в канаты!..
И вот уже двинулась к Трое громада,
К высокой стене, что зияла проломом:
Другие троянцы кувалдой да ломом
Успели проделать большую работу
(Малы для коня городские ворота!).
Четырежды конь ударялся о стену,
Пока сквозь пролом волокли. Дерзновенно
Гремело оружие в брюхе дощатом,
Но уши троянцам заткнула Паллада.
Побрякивал конь деревянной утробой,
Пока не украсил собою акрополь.
При виде коня закричала Кассандра:
– Одумайтесь, люди!.. Конь – Трои губитель!..
Но люди смеялись!
– Поплатитесь завтра,
Когда запылает родная обитель!..
Никто ей не верил. Бурливым весельем,
