Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Да, вот в чем дело!

Ты, я чай,
Сам ведаешь…

Нехорошо, царевна,
Ох, как нехорошо!
Уж быть беде!

Какой беде?
Голицын не изменник,
Нарышкиным об этом не узнать.

Опасную затеяла игру ты,
И пахнет то как раз монастырем!

Монастырем?
Не ошибись, боярин,
Уж не венцом ли царским!

Ты куда ж?

Уж я пойду …
Мне тут сидеть некстати.
Я человек подвластный, небольшой,
Где мне с тобой бить по рукам, холопу?
Уж ты одна…

Да что ты, очумел?
Смотри, с собой шутить я не позволю,
Наплачешься!

До шуток ли теперь? Уж я пойду…

Ни с места!..

Образумься, Иван Михайлович!
Ведь сам ты говорил…
Милославский
Я говорил?.. Грешно тебе, царевна,
Взводить поклеп на верного слугу!
Я стар; не мне за козни приниматься,
Мне только бы до гроба дотянуть.

Будь ласкова, пусти меня, царевна!
Мне дело есть…

Ага, так вот ты как!
Так ты пришел смеяться надо мною!
Ты думаешь предательством купить
Прощение за старые крамолы?
Нет, лжешь, холоп!..
Ты плохо рассчитал:
Ведь я еще царевна и сумею
Зажать тебе продажные уста!

Эй!..

Тс! Постой!.. Постой одну минуту!
Не убегу, успеешь захватить!

Горячна ты, как посмотрю, царевна,
А сметлива, – всё мигом разочла.
Хвалю, хвалю….
Вот то-то мне и любо,
Что братцу ты и сестрам не чета.

Ой, не хитри, не проведешь, боярин!

К чему хитрить? Я дело говорю.
Тебе служить не страшно, ты не выдашь;
Да неужели ж поверить ты могла,
Чтоб я, Иван Михайлыч Милославский,
Мог честь свою изменой запятнать?
Иль не боярин я? Иль мы друг дружке
Чужие? Нет, не знаешь ты меня:
Нарышкинских подачек мне не надо.
<И к>ак бы им не ползать предо мной!
<Я ис>пытать хотел тебя, царевна.
<Узнать> хотел, в чьи руки отдаю
<Свою су>дьбу – и вижу, что с тобою
<Быть> заодно – не страшно…
Сам к тебе
<Я> подхожу теперь с поклоном низким
И говорю – ударим по рукам!..

Что ж ты молчишь? Не веришь мне?

Боярин!
Тогда ли ты хитрил и притворялся
Или теперь лукавишь – я не знаю.
Но крепко знаю я одно: что я
Не девочка и что шутить со мною
Так, как сейчас ты пошутил, – опасно!
Советую я это навсегда
Тебе запомнить, – и запомнить крепче,
Чтоб на меня не плакаться потом!
На этот раз тебе я отпускаю
Твою вину – но после не взыщи:
Щадить своих врагов я не умею.
[И жалости в моей душе к ним нет!]

Сейчас только песни звучали
В саду над уснувшей рекой
И светлые звуки бежали
В погоню за светлой волной.
И там, где высокие ели
Беседкой сплелись над столом.
Беспечные гости сидели
Веселым и шумным кружком.
И вдруг всё уснуло глубоко,
Задумалась ночь над землей,
И в сад я схожу одиноко
И тихо брожу над рекой.

Есть страданья ужасней, чем пытка сама, –
Это муки бессонных ночей,
Муки сильных, но тщетных порывов ума
На свободу из тяжких цепей.
Страшны эти минуты душевной грозы:
Мысль немеет от долгой борьбы, –
А в груди ни одной примиренной слезы,
Ни одной благодатной мольбы!..
Тайна, вечная, грозная тайна томит
Утомленный работою ум,
И мучительной пыткою душу щемит
Вся ничтожность догадок и дум…
Рад бежать бы от них, – но куда убежать?
О, они не дадут отдохнуть
И неслышно закрадутся в душу, как тать,
И налягут кошмаром на грудь;
Где б ты ни был, – они не оставят тебя
И иссушат бесплодной тоской,
Если ты как-нибудь не обманешь себя
Или разом не кончишь с собой!..

Вся в кустах утонула беседка;
Свежей зелени яркая сетка
По стенам полусгнившим ползет,
И сквозь зелень в цветное оконце
Золотое весеннее солнце
Разноцветным сиянием бьет.

В полумраке углов – паутина;
В дверь врываются ветви жасмина,
Заслоняя дорогу и свет;
Круглый стол весь исписан стихами,
Весь исчерчен кругом вензелями,
И на нем позабытый букет..

Еще чертог залит огнями,
Еще не смолкнул за дверями
Прощальный говор голосов
И ярко убраны цветами
Немые статуи богов;
Еще, мелодию кончая,
Рыдает арфа, замирая,
И ей устало вторит хор..
Но кончен пир… Два-три мгновенья –
И раб сорвет без сожаленья
С богов цветущий их убор;
Погаснет люстра золотая,
Шум смолкнет, музыка замрет,
И знойной ночи мгла немая
Чертог неслышно обоймет…

Случалось ли тебе бессонными ночами,
Когда вокруг тебя всё смолкнет и заснет
И бледный серп луны холодными лучами
Твой мирный уголок таинственно зальет,

И только ты в тиши томишься одиноко,
Ты да усталая, больная мысль твоя, –
Случалось ли тебе задуматься глубоко
Над неразгаданным вопросом бытия?

Зачем ты призван в мир? К чему твои страданья,
Любовь и ненависть, сомненья и мечты
В безгрешно-правильной машине мирозданья
И в подавляющей огромности толпы?..

Тихо замер последний аккорд над толпой,
С плачем в землю твой гроб опустили;
Помолились в приливе тоски над тобой,
Пожалели тебя и забыли…

Ты исчезла для них, этих добрых людей,
Навсегда – без следа и возврата,
Но живешь ты в груди утомленной моей,
В скорбном сердце усталого брата …

День что-то хмурится… Над пасмурной землею
Повисли облака туманною грядою,
Но в чутком воздухе царят теплынь и тишь:
Не колыхнется лист черемухи душистой,
Не вздрогнет озеро струею серебристой,
Не прошуршит над ним береговой камыш.

[И в сердце та же тишь: ни скорби, ни сомненья, –
Жизнь точно замерла в измученной груди,
И ангел тихих снов и светлого забвенья
Мне шепчет голосом любви и примиренья:
«Не рвись, дитя, вперед– не лучше впереди!»
Мне сладко дремлется … Как люльку колыхает
Волна кристальная отплывший мой челнок..

Я уронил весло… Грудь тихо отдыхает..
И слышу я, как рябь за рябью набегает,
Как черный шмель, жужжа, садится на цветок.]