Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

О, не отказывайте, братья,
Певцу, уставшему душой,
Когда призывные объятья
Он простирает к вам с мольбой
И в песне, дышащей слезами,
Как нищий, с жаждою любви,
Готов открыть он перед вами
Все язвы гнойные свои!
Он ваших слез не отвергает,
Он отзыв всем дает, любя,
И знайте – он за вас страдает,
Когда страдает за себя…
Как волны рек, в седое море
Сойдясь, сплотились и слились,
Так ваша боль и ваше горе
В его душе отозвались.
О, он достоин состраданья,
Ведь он за вас скорбит душой,
И, осмеяв его страданья,
Вы посмеетесь над собой!

Мелкие волненья, будничные встречи,
Длинный ряд бесцветных и бесплодных дней,
Ни одной из сердца прозвучавшей речи,
Что ни слово – ложь иль глупый бред детей!
И равно всё жалко – счастье и страданья,
Роскошь богача и слезы бедняков…
Не кипи ж в груди, порыв негодованья,
Не вдохнешь ты жизнь в бездушных мертвецов.

Ты дитя… жизнь еще не успела
В этом девственном сердце убить
Жажду скромного, честного дела
И святую потребность любить.
Дела много – не складывай руки, –
Это дело так громко зовет!
Сколько жгучих страданий и муки,
Сколько слез облегчения ждет!..

Между нищими всякого рода,
Между членами робкой семьи,
Над которой судьба и природа
Шутят злобные шутки свои,
В этом мире под вечным ненастьем,
В море слез, в нищете и в крови,
Всех беднее – кто беден участьем,
Всех несчастнее – нищий любви…

Друг мой, ты так сильна и богата
Детски чуткой душою своей, –
Не ищи же несчастного брата.
У дверей многолюдных церквей:
Этим нищим, просящим у храма,
Все помогут: степенный купец,
И слезливая, нервная дама,
И успевший нажиться делец…
Это рынок, достойный презренья,
Где ты парою лишних грошей
Покупаешь себе убежденье
В доброте бесконечной своей.
Это рынок тщеславья людского,
И не встретят тут взоры твои
Выраженья участья живого
И слезу беззаветной любви.

Христос!.. Где ты, Христос, сияющий лучами
Бессмертной истины, свободы и любви?..
Взгляни – твой храм опять поруган торгашами,
И меч, что ты принес, запятнан весь руками,
Повинными в страдальческой крови!..

Взгляни, кто учит мир тому, чему когда-то
И ты учил его под тяжестью креста!
Как ярко их клеймо порока и разврата,
Какие лживые за страждущего брата,
Какие гнойные открылися уста!..

О, если б только зло!.. Но рваться всей душою
Рассеять это зло, трудиться для людей, –
И горько сознавать, что об руку с тобою
Кричит об истине, ломаясь пред толпою,
Прикрытый маскою, продажный фарисей!..

Душа наша – в сумраке светоч приветный,
Шел путник, зажег огонек золотой, –
И ярко горит он во мгле беспросветной,
И смело он борется с вьюгой ночной.
Он мог бы согреть, – он так ярко сияет,
Мог путь озарить бы во мраке ночном,
Но тщетно к себе он людей призывает, –
В угрюмой пустыне всё глухо кругом…

Путь суров… Раскаленное солнце палит
   Раскаленные камни дороги;
О горячий песок и об острый гранит
   Ты изранил усталые ноги;
Исстрадалась, измучилась смелая грудь,
   Истомилась и жаждой и зноем,
Но не думай с тяжелой дороги свернуть
   И забыться позорным покоем!
Дальше, путник, всё дальше – вперед и вперед!
   Отдых после, – он там, пред тобою…
Пусть под тень тебя тихая роща зовет,
   Наклонившись над тихой рекою;
Пусть весна расстелила в ней мягкий ковер
   И сплела из ветвей изумрудный шатер,
И царит в ней, любя и лаская, –
   Дальше, дальше и дальше, под зноем лучей,
Раскаленной, безвестной дорогой своей,
   Мимолетный соблазн презирая!
Страшен сон этой рощи, глубок в ней покой:
   Он так вкрадчив, так сладко ласкает,
Что душа, утомленная скорбью больной,
   Раз уснув, навсегда засыпает.
В этой чаще душистой дриада живет.
   Чуть склонишься на мох ты, – с любовью
Чаровница лесная неслышно прильнет
   В полумгле к твоему изголовью…
И услышишь ты голос: «Усни, отдохни!..
   Прочь мятежные призраки горя!
Позабудься в моей благовонной тени,
   В тихом лоне зеленого моря!..
Долог путь твой – суровый, нерадостный путь…
   О, к чему обрекать эту юную грудь
На борьбу, на тоску и мученья?!
   Друг мой! вверься душистому бархату мха:
Эта роща вокруг так свежа и тиха,
   В ней так сладки минуты забвенья!..»
Ты, я знаю, силен: ты бесстрашно сносил
   И борьбу, и грозу, и тревоги, –
Но сильнее открытых, разгневанных сил
   Этот тайный соблазн полдороги…
Дальше ж, путник!.. Поверь, лишь ослабит тебя
   Миг отрады, миг грез и покоя –
И продашь ты всё то, что уж сделал любя,
   За позорное счастье застоя!..

Издалёка, отцы, к вам в обитель я шла,
   Как дошла – и сама уж не знаю;
Видно, божия сила меня провела
   По безлюдному вашему краю.
Глушь-то, глушь-то какая!.. Идешь целый день
   Ни души на дороге не встретишь,
Рада-рада, коль дальний дымок деревень
   Или крест колокольни заметишь.

Об обители вашей далёко идут
   Между темным народом рассказы:
В старину сам угодник нашел в ней приют,
   Укрываясь от светской заразы…
Сам, своими руками, на храм ваш принес
   Первый камень смиренный святитель,
И сподобил его за смиренье Христос
   Чудесами прославить обитель.

Не собраться бы к вам, да нужда помогла;
   Отпросись, помолилась я богу,
Попрощалась с селом и пошла, в чем была,
   По рассказам да спросам в дорогу…
Сам Христос вам, отцы, даровал благодать
   Врачевать нас, объятых скорбями, –
Уврачуйте ж меня вы, бессчастную мать! –
   Припадаю я к вам со слезами.

Был сынок у меня; грех промолвить упрек,
   Жили с ним мы без ссор и без брани, –
Тих да ласков, меня он, как душу, берег,
   И души я не чаяла в Ване!
Вырос парень на диво: красавец собой,
   Статный, рослый, везде поспевает…
Точно шутит, бывало, идет за сохой,
   Точно обруч подкову ломает…

Да случилась беда с ним: прошедшей зимой
   Снарядился он в лес за дровами, –
А навстречу наш барин опушкой лесной
   Едет с псовой охоты с гостями.
Загляделся мой парень – сосед-генерал,
   Егеря, доезжачие-хваты, –
Загляделся, – шапчонки-то сдуру не снял –
   И попал, горемычный, в солдаты.

Что ж, бог дал, бог и взял, – я не стала роптать,
   Обнялась с ним, кручину скрывая,
И пошел он, мой сокол, с полком воевать
   На чужбину из нашего края…
Где он, что с ним – не знаю; слыхать стороной,
   Будто враг одолел нас сначала,
А потом мы сошлись с ним под Белой Москвой,
   И Москва, как свеча, запылала…

И как будто бежал он за море от нас,
   И за ним мы в погоню погнали;
Только где ж это море, спрошу я у вас?
   Вы учены, чай, вы и слыхали…
Правда всё это, нет ли, – но в сердце моем
   Нет покоя: встает предо мною,
Как живой, мой Ванюша и ночью и днем,
   В ратном поле, под Белой Москвою…

Снится мне, что лежит он, обнявшись с врагом,
   А в груди его тяжкая рана…
Дым от вражьих пищалей нависнул кругом,
   Словно полог ночного тумана…
Крики, стоны, рыданья, стук конских копыт,
   Барабаны гремят не смолкая,
А вверху, над страдальческим полем, кружит
   Черных воронов хищная стая…

И лежит он и стонет… Померкнул в очах
   Ясный свет от томительной муки,
Запеклась богатырская кровь на устах,
   Разбросались могучие руки;
И как будто меня он, родной мой, зовет,
   Будто просит он пить, изнывая;
И копытом промчавшийся конь его бьет,
   Оглушает гроза боевая…

Нет отбою от дум!.. Не отгонишь их прочь,
   Не сомкнешь утомленные очи,
Не сомкнешь напролет всю осеннюю ночь, –
   А длинны они, темные ночи!
Без сынка-то так пусто, так глухо в избе!..
   Чуть приметно лучина мигает…
Тишь, да черные думы, да ветер в трубе,
   Как над мертвым, немолчно рыдает!..

И надумалась я… Запылало огнем…