88. «Я годы учился недаром…»
Я годы учился недаром,
Недаром свинец рассыпал —
Одним дальнобойным ударом
Я в дальнюю мачту попал…
На компасе верном бесстрастно
Отмечены Север и Юг.
Летучий Голландец напрасно
Хватает спасательный круг.
Порядочно песенок спето,
Я молодость прожил одну,—
Посудину старую эту
Пущу непременно ко дну…
Холодное небо угрюмей
С рассветом легло на моря,
Вода набирается в трюме,
Шатается шхуна моя…
Тумана холодная примесь…
И вот на морское стекло,
Как старый испорченный примус,
Неясное солнце взошло.
На звон пробужденных трамваев,
На зов ежедневных забот
Жена капитана, зевая,
Домашней хозяйкой встает.
Я нежусь в рассветном угаре,
В разливе ночного тепла,
За окнами на тротуаре
Сугубая суша легла.
И где я найду человека,
Кто б мокрою песней хлестал, —
Друзья одноглазого Джека
Мертвы, распростерлись у скал.
И всё ж я доволен судьбою,
И всё ж я не гнусь от обид,
И всё же моею рукою
Летучий Голландец убит.
1928
Весенняя зелень
И запах сиреневый,
Как следует вымок
Ландшафт благочинный,
Его описали б
Аксаков с Тургеневым,
А я не могу —
По многим причинам…
Я раньше не знал,
Что такое погода,
Я зелени запах
Не чувствовал даже,
Не знал разделений
Времени года.
Теперь…
Приспосабливаюсь к пейзажу.
Нет разницы
Между летней и зимней шрапнелью,
Снег или дождь
Не меняют границы,
Я зиму угадывал —
По шинели,
Лето —
По тяжести амуниции…
Лето — в зеленом,
Зима — в белизне,
Страна содрогалась
От тифа и голода,
А я не знал,
Что идет снег,
Я только чувствовал,
Что мне холодно.
Я в душных казармах
Укладывал сено,
Когда выводили
Коней из конюшен,
Весна
Прихорашивалась усердно,
А я —
Совершенно к ней равнодушен!
Природа часами
Ждала на дворе меня,
Звали к деревьям
Разные птички, —
А я хоть бы что!
Не было времени,
А может быть, так,
С непривычки…
Потом,
Уволенный по демобилизации,
Сумел я с поэтами
Как-то связаться,
Зимою и летом
Всегда одинаковыми —
С Малаховыми Сергеями,
Со Шведовыми Яковами.
В поэзии новость,
Последняя мода:
Два цвета —
Черное или белое.
Спросите поэта:
Какая погода?
Не знает, —
Никто погоды не делает…
Солнце и зелень,
Птички и травы…
На эти предметы
Священное право
Я отдал,
Без сожаления всякого,
Почтенным
Тургеневу и Аксакову!
1928
Ночные трамваи
Уже не звенят,
Порядочные люди
Давно уже спят,
Ветку над балконом
Полночь шелохнула,
Спит Арифметика,
И Алгебра уснула.
Полночь поднялась
Над Советским Союзом,
С катетами рядышком
Спят гипотенузы…
Сколько их здесь! — боже мой!
Целая семья…
Что же вы не спите,
Курносая моя?
Может вас пугает
Ответственный пост?
Сон инженера
Не легок и не прост!
Усните! — Сейчас
В лежачем положении
Сам нарком
Путей сообщения!..
Мне не спится тоже…
За перегородкой
Инженер проносит
Девичью походку;
Бормотанье тихое,
Шелест страницы —
Может быть, от этого
Мне не спится…
На соседней башне
Пробило двенадцать,
Девушкам стыдливым
Влюбленные снятся,
Полночь протянула
Волшебные нити.
Товарищ инженер,
Пожалуйста, засните!
За перегородкой
Шаги неустанно…
Слышу инженера
Тонкое сопрано:
— Спите, пожалуйста, —
Я вам не мешаю! —
Выдержка у девушки
Очень большая…
Скинув на время
Тяжелый груз,
Спит, отдыхает
Советский Союз,
И заря над крышами
Опускает мостик,
Где облако спрятало
Розовый хвостик…
1928
То нас ветер гонит
По полям,
С озимью мешая
Пополам,
То развозят нас
Туда-сюда
Тихоокеанские
Суда.
Мы узнали, осмотрели
Не одно
Летом ненащупанное
Дно,
Мы — свидетели подводной
Кабалы
Терпеливой рыбы —
Камбалы…
И́здревле дорога
Начата,
Пройдены Хабаровск
И Чита,
Изморозью сказочных
Былин
Светится дорога
На Берлин.
Не доев густого
Кулеша,
В Лондон направляется
Левша,
До чего уж примитивна
И плоха
Английская знатная
Блоха…
Белые медведи,
Как плоды,
Свесились на мурманские
Льды,
К бою вышла Арктика
Сама —
Не один медведь сошел
С ума.
«Красин», выплывая
На борьбу,
Набекрень заламывал
Трубу…
Мы изъездили всю землю
Поперек,
Да какой же, братцы,
В этом прок?
Эх, дорога! Гром тебя
Рази!
Мы весь век полощемся
В грязи.
Хватит нам бахвалиться
В пути —
Нам бы до уезда
Добрести!
Кой-там черт —
Арктическая ночь,
Коль телегу вытащить
Невмочь!
Говорят в деревне
(Может, зря):
Родила земля
Богатыря, —
Он одну оглобельку
Возьмет —
А уж вся тележенька
Встает,
Он дыхнет легонько
На пути —
Тут тебе проехать
И пройти.
Он пройдет средь сосен
И осин,
Совнаркома самый младший
Сын,
За собой сквозь леса
Старину
Гладкую дорогу
Протянув…
Что ж ты медлишь?
Покажи задор,
Гой еси ты, славный
Автодор!
1928
92. «Товарищ устал стоять…»
Товарищ устал стоять…
Полуторная кровать
По-женски его зовет
Подушечною горою,
Его, как бревно, несет
Семейный круговорот,
Политика твердых цен
Волнует умы героев.
Участник военных сцен
Командирован в центр
На рынке вертеть сукном
И шерстью распоряжаться,
Он мне до ногтей знаком —
Иванушка-военком,
Послушный партийный сын
Уездного града Гжатска.
Роскошны его усы;
Серебряные часы
Получены благодаря
Его боевым заслугам;
От Муромца-богатыря
До личного секретаря,
От Енисея аж
До самого до Буга —
Таков боевой багаж,
Таков богатырский стаж
Отца четырех детей —
Семейного человека.
Он прожил немало дней —
Становится всё скучней,
Хлопок ему надоел
И шерсть под его опекой.
Он сделал немало дел,
Немало за всех радел,
А жизнь, между тем, течет
Медлительней и спокойней.
Его, как бревно, несет
Семейный круговорот…
Скучает в Брянских лесах
О нем Соловей-разбойник…
1928
Он гремит пассажирами и багажом,
В полустанках тревожа звонки.
И в пути вспоминают
Оставленных жен
Ревнивые проводники.
Он грохочет…
А полночь легла позади
На зелено-оранжевый хвост.
Машинист с кочегаром
Летят впереди
Лилипутами огненных верст.
Это старость,
Сквозь ночь беспощадно гоня,
Приказала не спать, не дышать,
Чтобы вновь кочергой,
Золотой от огня,
Воспаленную юность мешать.
Чтобы вспомнить расцвет
Увядающих губ,
Чтобы молодость вспомнить на миг…
Так стоит напряженно,
Так смотрит на труп
Застреливший жену проводник.
