Демьян Бедный - Стихотворения

В любом поповском вертограде
На складе Ворох чепухи:
«Кто побывал в Христовом граде,
Тому простятся все грехи!»

Кто не поверит этой чуши,
Тот есть безбожный маловер.
Американские чинуши —
Греха простимого пример.

Бунты рабочих, забастовки —
Вот непростимый грех! А тут…
Намылят жуликам головки
За то, что были так неловки…
И повышение дадут!

К игрушкам дооктябрьским, детки.
Тянулись долго ваши предки,
Чтоб их схватить, потеребить,
Все изломать и истребить
И с кучей старенького хламу
Забросить в мусорную яму.

Был для рабочих и крестьян
От них один сплошной изъян:
Все эти страшные игрушки
В руках имели войско, пушки,
Кнуты — у каждой по кнуту —
На трудовую бедноту,
И беднотою, как хотели,
Они играли и вертели.

Конец всей этой злой игре
Был в большевистском Октябре:
Народ встряхнулся, встрепенулся,
К игрушкам подлым дотянулся
И так тряхнул их — пыль столбом!
Теперь посмотримте в альбом.

Вот это — царь.
Глава всей банды.
Он только знал Слова команды:
«Рас-се-я,
Смир-р-р-но!..
Стой!., назад!»…
Большой дурак,
Хоть и усат.

Игрушка важная — сановник.
Народных бед и слез виновник.
Бездушный злобный бюрократ
Держал в руках весь аппарат.

Митрополит.
Служитель божий,
Колдун брюхатый, толсторожий,
Дурил народ,
морил постом,
Глушил кадилом
и крестом.

Помещик.
Вид высокородий.
Владелец множества угодий.
Считая мужика скотом,
Всегда стоял над ним с кнутом.

Капиталист.
Заводчик. Туша.
На все способный ради куша.
Рабочих гнул в бараний рог.
Под ним — завод,
не то — острог.

Купец.
Был твердым старовером.
Жирел обвесом и обмером.
Над бедняком чиня разбой.
Рычал: «Терпи, Христос с тобой!»

Судья.
Безжалостный. Бесчестный.
Был приговор его известный:
«Кто против барской кабалы.
Того навеки в кандалы!»

Жандарм.
Тюремщик и убийца.
Шпион, свирепый кровопийца.
Пес, охранявший царский строй
Своею подлою игрой.

Городовой.
Такой-то части.
Фундамент главный царской власти.
Везде — торчал, рычал, стращал.
Держал, тащил и не пущал.

Октябрьский праздник… Речи… Флаги…
Нет смятых дракою боков.
Не воют пьяные ватаги
У деревенских кабаков.

Сосредоточенно и строго
Колхозник складывает речь.
Работы срочной, новой много,
И время надобно беречь.

Чересполосица и давка
Кому, отсталому, мила?
Сохе-кормилице — отставка:
Плохой кормилицей была.

Доселе дикой целиною
Идут ряды стальных коней.
Кулак лишь бредит стариною,—
Не беднякам рыдать по ней.

Как жили? Полосы делили.
Земля была худа, тесна.
И сельский «мир» за то хвалили,
Что «на миру и смерть красна!».

Октябрь был битвой не напрасной,
Иным крестьянский стал уряд:
В собраньях не о «смерти красной»,
О красной жизни говорят.

Вперед от старого бурьяна!
Бойцы за Ленинский завет,
Вам всем от Бедного Демьяна
Октябрьский пламенный привет!

«Задули домну, голова!»
Что это? «Мудрое» какое изреченье?
А мудрость в нем меж тем, а радость какова!
Обыкновенные — по внешности — слова
Приобрели у нас особое значенье.
«Задули»! Грубое словцо?
Смотря для чьих ушей. Для нас в нем налицо
Такая гордости оправданной безбрежность,
Такая творческая нежность!
Ведь домна каждая для нас — защитный форт,
И мы о том всему Союзу рапортуем,
Скосившись на врагов: пусть знают, чтоб их черт,
Что мы, коль тронут нас, не так еще «задуем»!

Где объявился еж, змее уж там не место.
«Вот черт щетинистый! Вот проклятущий
бес-то!
Ну, погоди ужо: долг красен платежом!»
Змея задумала расправиться с ежом.
Но, силы собственной на это не имея,
Она пустилася вправлять мозги зверьку, Хорьку:
«Приятель, погляди, что припасла к зиме я:
Какого крупного ежа!
Вот закусить кем можно плотно!
Одначе, дружбою с тобой дорожа,
Я это лакомство дарю тебе охотно.
Попробуешь, хорек, ежиного мясца,
Ввек не захочешь есть иного!»
Хорьку заманчиво и ново Ежа испробовать.
Бьет у хорька слюнца:
«С какого взять его конца?»
«Бери с любого!
Бери с любого! —
Советует змея. — С любого, голубок!
Зубами можешь ты ему вцепиться в бок
Иль распороть ему брюшину,
Лишь не зевай!»
Но еж свернулся уж в клубок.
Хорь, изогнувши нервно спину,
От хищной радости дрожа,
Прыжком метнулся на ежа И напоролся… на щетину.
Змея шипит: «Дави! Дави его! Дави!..
Да что ты пятишься? Ополоумел, что ли?!»
А у хорька темно в глазах от боли
И морда вся в крови.
«Дави сама его! — сказал змее он злобно. —
И ешь сама… без дележа.
Что до меня, то блюдо из ежа.
Мне кажется, не так-то уж съедобно!»

Мораль: враги б давно вонзили в нас
клыки.
Когда б от хищников, грозящих нам
войною,
Не ограждали нас щетиною стальною
Красноармейские штыки.

В саду зеленом и густом
Пчела над розовым кустом
Заботливо и радостно жужжала.
А под кустом змея лежала.
«Ах, пчелка, почему, скажи, судьба твоя
Счастливее гораздо, чем моя?» —
Сказала так пчеле змея:
«В одной чести с тобой мне быть бы надлежало.
Людей мое пугает жало,
Но почему ж тогда тебе такая честь
И ты среди людей летаешь так привольно?
И у тебя ведь жало есть.
Которым жалишь ты, и жалишь очень больно!»
«Скажу. Ты главного, я вижу, не учла, —
Змее ответила пчела, —
Что мы по-разному с тобою знамениты,
Что разное с тобой у нас житье-бытье,
Что ты пускаешь в ход оружие свое
Для нападения, я ж — только для защиты».

Вешний ласкою Алешку
Воздух утренний свежит.
Растянулся лодырь в лежку
И — лежит, лежит, лежит.

Пашут пусть, кому охота,
Кто колхозом дорожит,
Для кого мила работа.
Он, Алешка, полежит.

Встала рожь густой стеною,
Спелым колосом дрожит.
Книзу брюхом, вверх спиною
Лодырь рядышком лежит.

Весь колхоз воспрянул духом:
«Урожай нам ворожит!»
Вверх спиною, книзу брюхом
Лодырь знай свое лежит.

Вот и осень. После лежки
Лодырь мчит с мешком в колхоз.
«Ты чего?» — «Насчет дележки!»
 «Шутишь, парень, аль всерьез?!»

Все смеются: «Ну, и штуки ж!»
У Алешки сердце — ек!
Обернулся в голый кукиш
Полный лодырский паек!