Ты за плащом своим придешь не скоро.
<Начало августа 1920>
«И вот исчез, в черную ночь исчез…»
Июнь. Июль. Часть соловьиной дрожи.
— И было что-то птичье в нас с тобой —
Когда — ночь соловьиную тревожа —
Мы обмирали — каждый над собой!
А Август — царь. Ему не до рулады,
Ему — до канонады Октября.
Да, Август — царь. — Тебе царей не надо, —
А мне таких не надо — без царя!
<Август 1920>
…. коль делать нечего!
Неýжели — сталь к виску?
В три вечера я, в три вечера
Всю вытосковала — тоску.
Ждала тебя на подоконничке
— Ревнивее, чем враг — врага. —
Легонечко, любовь, легонечко!
У низости — легка нога!
Смотри, чтобы другой дорожкою
Не выкрался любовный тать.
Бессонная моя душа, сторожкая,
За молодость отвыкла спать!
Но все же, голубок неласковый,
Я в книжицу впишу Разлук:
— Не вытосковала тоски — вытаскивала
Всей крепостью неженских рук!
Проснулась поутру, как нищая:
— Все — чисто…………..………
Не вытосковала тебя, — не вытащила —
А вытолкала тебя в толчки!
8 августа 1920
Как пьют глубокими глотками
— Непереносен перерыв! —
Так — в памяти — глаза закрыв,
Без памяти — любуюсь Вами!
Как в горло — за глотком глоток
Стекает влага золотая,
Так — в памяти — за слогом слог
Наречья галльского глотаю.
Август 1920
«В подвалах — красные окошки…»
В подвалах — красные окошки.
Визжат несчастные гармошки, —
Как будто не было флажков,
Мешков, штыков, большевиков.
Так русский дух с подвалом сросся, —
Как будто не было и вовсе
На Красной площади — гробов,
Ни обезглавленных гербов.
…… ладонь с ладонью —
Так наша жизнь слилась с гармонью.
Как будто Интернационал
У нас и дня не гостевал.
Август 1920
«Все сызнова: опять рукою робкой…»
Все сызнова: опять рукою робкой
Надавливать звонок.
(Мой дом зато — с атласною коробкой
Сравнить никто не смог!)
Все сызнова: опять под стопки пански
Швырять с размаху грудь.
(Да, от сапог казанских, рук цыганских
Не вредно отдохнуть!)
Все сызнова: про брови, про ресницы,
И что к лицу ей — шелк.
(Оно, дружок, не вредно после ситцу, —
Но, ах, все тот же толк!)
Все сызнова:………
………………………..
(После волос коротких — слов высоких
Вдруг: щебет — и шиньон!)
Все сызнова: вновь как у царских статуй —
Почетный караул.
(Я не томлю — обычай, перенятый
У нищих Мариул!)
Все сызнова: коленопреклоненья,
Оттолкновенья — сталь.
(Я думаю о Вашей зверской лени, —
И мне Вас зверски жаль!)
Все сызнова:………..
И уж в дверях: вернись!
(Обмен на славу: котелок солдатский —
На севрский сервиз)
Все сызнова: что мы в себе не властны,
Что нужен дуб — плющу.
(Сенной мешок мой — на альков атласный
Сменен — рукоплещу!)
Все сызнова: сплошных застежек сбруя,
Звон шпилек……..
(Вот чем другим, — а этим не грешу я:
Ни шпилек, ни……!)
И сызнова: обняв одной, окурок
Уж держите другой.
(Глаз не открывши — и дымит, как турок
Кто стерпит, дорогой?)
И сызнова: между простынь горячих
Ряд сдавленных зевков.
(Один зевает, а другая — плачет.
Весь твой Эдем, альков!)
И сызнова: уже забыв о птичке,
Спать, как дитя во ржи…
(Но только умоляю: по привычке
— Марина — не скажи!)
1920
Проста моя осанка,
Нищ мой домашний кров.
Ведь я островитянка
С далеких островов!
Живу — никто не нужен!
Взошел — ночей не сплю.
Согреть чужому ужин —
Жилье свое спалю.
Взглянул — так и знакомый,
Взошел — так и живи.
Просты наши законы:
Написаны в крови.
Луну заманим с неба
В ладонь — коли мила!
Ну а ушел — как не был,
И я — как не была.
Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: пить.
Август 1920
«Бог, внемли рабе послушной…»
Бог, внемли рабе послушной!
Цельный век мне было душно
От той кровушки-крови.
Цельный век не знаю: город
Что ли брать какой, аль ворот.
Разорвать своей рукой.
Все гулять уводят в садик,
А никто ножа не всадит,
Не помилует меня.
От крови моей богатой,
Той, что в уши бьет набатом,
Молотом в висках кует,
Очи застит красной тучей,
От крови сильно-могучей
Пленного богатыря.
Не хочу сосновой шишкой
В срок — упасть, и от мальчишки
В пруд — до срока — не хочу.
Сулемы хлебнув — на зов твой
Не решусь, — да и веревка
— Язык высуня — претит.
Коль совет тебе мой дорог, —
Так, чтоб разом мне и ворот
Разорвать — и город взять —
— Ни об чем просить не стану! —
Подари честною раной
За страну мою за Русь!
30 августа 1920
«Есть подвиги. — По селам стих…»
Есть подвиги. — По селам стих
Не ходит о их смертном часе.
Им тесно в житии святых,
Им душно на иконостасе.
Покрепче нежели семью
Печатями скрепила кровь я.
— Так, нахлобучив кулаком скуфью
Не плакала — Царевна Софья!
<1920>
Вся жизнь твоя — в едином крике:
— На дедов — за сынов!
Нет, Государь Распровеликий,
Распорядитель снов,
Не на своих сынов работал, —
Бесам на торжество! —
Царь-Плотник, не стирая пота
С обличья своего.
Не ты б — всё по сугробам санки
Тащил бы мужичок.
Не гнил бы там на полустанке
Последний твой внучок.[21]
Не ладил бы, лба не подъемля,
Ребячьих кораблёв —
Вся Русь твоя святая в землю
Не шла бы без гробов.
Ты под котел кипящий этот —
Сам подложил углей!
Родоначальник — ты — Советов,
Ревнитель Ассамблей!
Родоначальник — ты — развалин,
Тобой — скиты горят!
Твоею же рукой провален
Твой баснословный град…
Соль высолил, измылил мыльце —
Ты, Государь-кустарь!
Державного однофамильца
Кровь на тебе, бунтарь!
Но нет! Конец твоим затеям!
У брата есть — сестра…
— На Интернацьонал — за терем!
За Софью — на Петра!
Август 1920
«Есть в стане моем — офицерская прямость…»
Есть в стане моем — офицерская прямость,
Есть в ребрах моих — офицерская честь.
На всякую муку иду не упрямясь:
Терпенье солдатское есть!
Как будто когда-то прикладом и сталью
Мне выправили этот шаг.
Недаром, недаром черкесская талья
И тесный ремéнный кушак.
А зóрю заслышу — Отец ты мой рóдный! —
Хоть райские — штурмом — врата!
Как будто нарочно для сумки походной —
Раскинутых плеч широта.
Всё может — какой инвалид ошалелый
Над люлькой мне песенку спел…
И что-то от этого дня — уцелело:
Я слово беру — на прицел!
И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром
Скрежещет — корми-не корми! —
Как будто сама я была офицером
В Октябрьские смертные дни.[22]
Сентябрь 1920
«Об ушедших — отошедших…»
Об ушедших — отошедших —
В горний лагерь перешедших,
В белый стан тот журавлиный —
Голубиный — лебединый —
О тебе, моя высь,
Говорю, — отзовись!
О младых дубовых рощах,
В небо росших — и не взросших,
Об упавших и не вставших, —
В вечность перекочевавших, —
О тебе, наша Честь,
Воздыхаю — дай весть!
Каждый вечер, каждый вечер
Руки вам тяну навстречу.
Там, в просторах голубиных —
Сколько у меня любимых!
Я на красной Руси
Зажилась — вознеси!
Октябрь 1920
Было дружбой, стало службой.
Бог с тобою, брат мой волк!
