Что стоит невесёлой шутки.
На сутки раньше пустота
Разучит ссориться, влюбляться.
Так эта истина проста,
Что ею впору умиляться.
Я эту истину приму,
Как дочку: на руки спросонок —
Пускай подумает ребёнок,
Что легче сделалось ему.
23 декабря 1971
* * *
Печаль придумана умно.
Надежней не бывает грима:
Блаженство неисповедимо,
Его не сглазить мудрено.
Печаль придумана затем,
Что радость ищет оболочку —
И боль, упрятанная в строчку,
Уже не слышится совсем.
От счастья делается жаль —
Признаться ли? — себя, и только.
Горчит откушенная долька,
Горчит любовь, сладка печаль.
28 декабря 1971
Смотрите, нищенок отряд
В печали деловой, —
Осины вытянулись в ряд
С поникшей головой,
И две троллейбусных струны
Колеблются слегка,
И воедино сведены
Над ними облака.
Осенний, охристый, большой
Кленовый лист дрожит
Над головою, а другой
Медлительно кружит.
Вздохни — и ясный детский альт
В ответ подстереги,
И лист со звоном на асфальт
Ложится у ноги.
В прожилках выступила кровь —
Холодная, ничья,
Никчёмная, как та любовь
Последняя моя.
1 октября 1971
* * *
Когда она смеётся,
Мне глаз не отвести...
Когда она смеётся,
Её сердечко бьётся —
Оно не просто бьётся,
А просит: отпусти!
Когда она смеётся,
Похоже, что при всех
Хрусталь тончайший бьётся
На счастье без помех.
И даже нет, не бьётся:
Нектар сладчайший льётся
И в гроте нимфы пьётся
Её чудесный смех.
24 октября 1971
* * *
Идут по переулку две подружки,
Две бабушки, две древние старушки,
По лужам ковыляют не спеша.
Погода нынче выдалась сырая.
На фоне потемневшего сарая
Идут, сапожками перебирая...
И в чём тут только держится душа?
Жакетки плохи — не было бы лиха!
(Должно быть, довоенная портниха.)
Две палочки постукивают тихо,
Почти неразличимы голоса,
Две сумочки. Одни воспоминанья.
И облака над ними в ожиданьи
Стоят тугие, точно паруса.
31 октября 1971
Нонне Азарьянц
Ей снилось в эту ночь, что к ней вернулось тело:
Что стоит только сон мучительный стряхнуть —
И можно встать, зевнуть и потянуться смело,
К окошку подойти и створки распахнуть.
В халатике цветном и шлёпках полустёртых
Возиться у плиты и, убавляя газ,
Бегущее тепло угадывать в аортах,
В мизинце розовом, отогнутом сейчас...
Но утро настаёт, и верить всё труднее,
Мучительнее сон, исчерпан список тем,
Проснулась — и душа не расстаётся с нею,
А тело отнято и съёжилось совсем.
Здесь выдержана боль настоем многолетним,
Приземиста постель, протяжна тишина,
Здесь два десятка лет всё кажется последним
Косой вечерний луч, скользящий из окна.
Каких ей ждать вестей? Вот комната пустая.
С ней только мать одна — ни мужа, ни детей.
А Он глядит с небес, и боли сострадая,
Из нелюбви к себе не помогает ей.
24 мая 1971
Старуха лежит неестественно прямо,
По самые уши бела.
Она умирала давно и упрямо —
И вот, наконец, умерла.
И вот на Литовской, у Педиатрички,
Сошлась негустая родня —
Какие-то старцы, знакомцы, сестрички,
Зачем-то позвали меня.
Затем ведь, наверно, меня и позвали,
Чтоб вынести ящик гуртом,
И чтобы скамейки не так пустовали
В печальном автобусе том.
На Северном кладбище, у Левашова,
Где ямы накопаны впрок,
Запомнились лужи, и лёд, и большого
Апрельского ветра глоток...
II
А этот ящик деревянный,
Продолговатый, шестигранный
Покрыт мастикой для полов,
И ручки около углов.
Его волочат двое дюжих
Могильщиков, по икры в лужах,
И третий, было, подошёл,
Да груз, как видно, не тяжёл.
Из ямы вынуты верёвки.
Лопатами, не без сноровки,
Закопана, исчезла ты.
На холмик сложены цветы.
Прощай, убогая старушка!
Уже затеяна пирушка.
Тебя легонько помянут —
И слёз на несколько минут...
22 мая 1971
* * *
От неустроенности, что ли
От неустроенности, что ли,
От неприкаянности ли,
Уходит жизнь без нашей воли —
Дорогу скатертью стели!
Кружим у смерти на приколе,
Сидим тихонько на мели,
Живем, от этой жалкой роли
Отговориться не смогли.
Я цепенею в самом деле
И чувствую: проходит час,
И день, и вот уже неделя,
К всё идет помимо нас,
И движется без всякой цели —
И, кажется, не в первый раз.
12 декабря 1971
* * *
Время с пете́ль сорвалось.
На два пуховых сугроба
Утро в постель пролилось
Зябкое, точно хвороба.
Солнцу неважно спалось.
Меркнут трапеции, чтобы
Парой настенных полос
Вновь появиться для пробы.
Тайна, печаль и вина —
Тонкая, как седина
Ночи алмазная сутра —
Выветрилась, не видна.
Милая, как ты бледна!
Что тебе снилось под утро?
15 декабря 1971
* * *
Июнь, входящий в комнаты без стука,
Овидиева древняя наука...
Нет, я не пасынок на той земле,
Где Пастернак — Овидий в феврале.
Киприда! Перевёрнута страница.
Смотри, твоя молоденькая жрица
На раскладушке голая сидит
И в потолок испуганно глядит.
Взгляни на эти сомкнутые руки:
Как хочется им преуспеть в науке,
Как грудь божественно обнажена —
Как вся очаровательна она!
Послушница, от слез полуслепая,
Себе самой ни в чем не уступая,
Она — не падчерица на земле,
Где Пастернак — Овидий в феврале.
5 июня 1972
* * *
Бессмертник всё-таки цветёт,
Земля ещё верти́тся,
И нас ещё судьба ведёт,
И нам не отшутиться:
Сцедив в подойник свет из тьмы
Творительной десницей,
Он вечность, данную взаймы,
Востребует сторицей.
16 июля 1972 (№ 356)
* * *
Она приходит в свой черёд —
Эгоистичная, как нежность:
Зима... А мне её прилежность
Никак покоя не дает.
Ну что поделаешь! — Зима.
Земля, устроенная мудро.
Взаймы попрошенное утро.
Сиреневая полутьма.
Но всё приходит в свой черед:
И снега медленная нежность,
И утра ясная прилежность,
И ранних сумерек налёт.
29 декабря 1971
* * *
Воркует судьба-ротозейка,
И на руку мне воркотня:
Глядишь, и найдётся лазейка
У этой кумы для меня.
Я знаю: найдётся, найдётся!
Нехитрое дело — найтись.
А нет — проживу, обойдётся.
Подскажет сама: отшутись.
30 декабря 1971
* * *
Любовь, возвращаясь всерьёз,
Сторицей долги возмещает.
Порыв очистительных слез
На землю меня возвращает.
Какое блаженство с тобой
Однажды утрачено мною?
Какой искупимо ценою?
Какой восполнимо судьбой?
Какие надежды, скажи,
Какие дела и заботы,
Порывы, паденья, полёты,
Разлуки, труды, виражи?
Нехитрая азбука дней,
Пустая сумятица будней —
Что может быть проще и скудней,
Печальней, дороже, родней?
Потерянным в мареве дня,
Под серым приплюснутым небом,
В осеннем пальтишке нелепом,
Любимая, вспомни меня,
По этой земле проходя,
Над этой просторной рекою,
Над этой поспешной строкою,
За тонкою сеткой дождя...
31 декабря 1971
* * *
О, не за тем ведь, чтобы печаль
Мною владела так вдохновенно,
Светятся звезды, близится даль,
Катятся воды, всё неизменно!
Может, и правда — наоборот:
Проистекают из-за печали
Мерные всхлипы медленных вод,
Круговорот моросящей дали?
Счастье бесплодно, сердца не жаль!
Лёгкое горе, быстрая серна,
Взвейся смелее! Здравствуй, печаль!
Ты путеводна, четырехмерна.
