Ирина Ратушинская - Стихотворения. Книга стихов

Ненавистная моя родина!
Нет постыдней твоих ночей.
Как тебе везло
На юродивых,
На холопов и палачей!
Как плодила ты верноподданных,
Как усердна была, губя
Тех — некупленных
и непроданных,
Обречённых любить тебя!
Нет вины на твоих испуганных —
Что ж молчат твои соловьи?
Отчего на крестах поруганных
Застывают
слёзы твои?
Как мне снятся твои распятые!
Как мне скоро по их пути
За тебя —
родную,
проклятую —
На такую же смерть идти!
Самой страшной твоей дорогою —
Гранью ненависти
и любви —
Oпозоренная, убогая,
Мать и мачеха,
благослови!

Я шляпу надену и выйду гулять
Сегодня в четвёртом часу.
Я дома оставлю буфет и кровать,
А зонтик с собой понесу.

И будут все говорить мне: «Сэр,
Какой замечательный цвет и размер
У вашего зонтика, сэр!..»
И буду я отвечать: «О да,
Такого не видели вы никогда.
Мне тётушка Несси прислала его
На прошлое Рождество!»

Я шляпу надену и щёлкну ключом,
А чтоб веселее идти,
Повешу шарманку через плечо
И буду играть по пути.

И будут все говорить мне: «Сэр,
Какой замечательный звук и размер
У вашей шарманки, сэр!»
И буду я отвечать: «О да,
Такого не слышали вы никогда.
Её подарил мне мой дядюшка Билл
И ручку крутить научил!»

Я шляпу надену, ступлю за порог,
А чтобы подольше гулять,
Возьму с собой сладкий вишнёвый пирог
И буду идти и жевать.

И будут все говорить мне: «Сэр,
Какой замечательный вкус и размер
У вашего кушанья, сэр!..»
И буду я отвечать: «О да,
Такого никто не едал никогда,
Пока я не взялся и сам не испёк
Мой сладкий вишнёвый пирог!»

Мне двадцать лет спустя не суждено
Забыть свою свободу молодую,
Склонить повинно голову седую —
И затворить весеннее окно.

Мне не судьба однажды повстречать
Друзей с надорванными голосами,
И слышать суд над ними — и смолчать,
И проводить беспомощно глазами,
И ощутить предательства печать.

Пускай вершит законы большинство —
Ему дано иное время года.
А мне за право первого ухода
Благодарить неведомо кого.

Один мой медведь знакомый
Живёт по адресу:
Небо,
Одиннадцать километров
Над уровнем Чёрного моря,
Правее
Южного ветра,
Левее
Грозы Марии.
Он каждое утро гуляет
По самым белым сугробам
И лижет самые сладкие
Розовые облака.
И ловит лохматой лапой
Маленькие самолёты,
И держит их осторожно —
Чтобы не сделать больно.
Посмотрит — и выпускает.
Пускай летают на воле.
Захочет —
Летит над лесом,
Захочет —
Плывёт над морем,
А если понравится город —
Прольёт над городом лапу.
И станут мокрыми крыши,
Прохожие
И трамваи,
И станут светлыми окна,
А дети будет смеяться.
И будет всё отражаться
В лужах
Из лапы медведя.

А медведь улетит на Север
Отращивать новую лапу.

Ну возьми же гитару,
Возьми на колено своё —
Как ребёнка —
И струны потрогай.
И склонись к ней щекою,
И гриф охвати, как копьё —
Всей рукой.
Остальное от Бога.

Через несколько дней
Я забуду мотив и слова
И уйду
В сумасшедшее лето.
Мне охватит колени волной —
И морская трава
Перепутает
Вечер с рассветом.

А потом —
За снегами снега —
Всё тесней и тесней
Полетят
На опальные крыши.
И за сотни ненужных земель
И потерянных дней
Неужели
Тебя не услышу?

Я с твоей телеграммой
В пути разминусь, прилечу —
И на миг
Задохнусь у порога...
Ну, возьми же гитару,
Настрой —
И помедли чуть-чуть.
Помолчим
Перед дальней дорогой.

Я напишу о всех печальных,
Оставшихся на берегу.
Об осуждённых на молчанье —
Я напишу.
Потом сожгу.
О, как взовьются эти строки,
Как запрокинутся листы
Под дуновением жестоким
Непоправимой пустоты!
Каким движением надменным
Меня огонь опередит!
И дрогнет пепельная пена.
Но ничего не породит.

Не исполнены наши сроки,
Не доказаны наши души,
А когда улетают птицы,
Нам не стыдно за наши песни.
Мы бредём сквозь безумный город
В некрасивых одеждах века,
И ломают сухие лапки
Наши маленькие печали.
Безопасные очевидцы —
Мы не стоим выстрела в спину,
Мы беззвучно уходим сами,
Погасив за собою свечи.
Как мы любим гадать, что будет
После наших немых уходов!
Может, будут иные ночи —
И никто не заметит ветра?
Может, будет холодным лето —
И поэтов наших забудут?
И не сбудутся наши слёзы,
И развеются наши лица,
И не вспомнятся наши губы —
Не умевшие поцелуя?
Неудачные дети века,
Мы уходим — с одним желаньем —
Чтобы кто-нибудь наши письма
Сжёг из жалости, не читая.
Как мы бережно гасим свечи —
Чтоб не капнуть воском на скатерть!

— Отпусти мой народ
(Нет моего народа).
— Отпусти в мои земли
(Нет земель у меня).
— А иначе мой Бог
(Я не знаю Бога исхода)
— Покарает тебя,
И раба твоего, и коня.
Посмотри —
Я в змею обращаю свой
Посох
(О, я знаю — твои жрецы
Передразнят стократ!).
— Не чини мне преград,
Ибо мне этот путь
Послан.
(О, я знаю — мне не дойти.)
— Да не сверну назад.

Видимо, всё же земля похожа на
Огурец:
Есть один конец и другой конец.
И, конечно, ты на одном
Конце, а я на другом.
Посреди пупырышки. Более —
Ничего.
И вся горечь собрана именно на
Концах.
Так это и называется — закон
Огурца.
И кричу я: «Горько!»
А ты говоришь: «Угу».
И на своём конце
Целуешь бабу-
Ягу.
А на всё это смотрит
Создатель наш и Отец,
Размышляя: — А
Не нарезать ли
Огурец?
Может, вдоль настругать его,
Или же
Поперёк?
А пускай размышляет.
На
То он и Бог.

Почему
Половина побегов — во сне?
(О, не бойся — не настигают!)
Темнота пересохла. Дожить бы!
Но в завтрашнем дне —
Половина другая.

От живых, что холодными пальцами
правят судьбой,
Из ловушки зеркал,
Что, как устрицы, жадные створки
Приоткрыли — беги!
Не печалься, что там, за тобой.
За тобой ничего.
Вот они уже рвутся на сворке.

По пустыне асфальта,
По тверди —
Нестынущий след
Оставляя,
Сбиваясь,
Защиты просить не умея —
Мы уходим, бежим, задыхаемся...
Нет
Впереди Моисея.