В стихотворном сборнике «Колкая малина» поднимаются вечные вопросы: о Боге, нравственности, душе. Теплые детские воспоминания о чудесной сахалинской природе сменяются горькими рассуждениями о коллективе и общности. Всегда ли любовь так светла и чудесна или же это страсть туманит разум? Почему важно не забывать о своих корнях? Как сохранить в душе тепло? На эти важные вопросы автор отвечает в своей, особой, манере.
Содержит нецензурную брань.
первый ряд в кино билеты покупает.Мальчишка верит, что его весна придет,И в чём-то самом главном его не обойдёт.
Секрет
Теплый майский ветер, пахнущий соломой,Качает рыжие хвосты протаявшей травы.Крыши обсосулены полуденной истомой,Свои запахи и песни у северной весны.Розовые бусины клюквы прошлогодней,Дозревшей в стылых покровах зимы,Кисло-сладкими конфетами по милости ГосподнейРассыпаны по телу проснувшейся мари.Кроншнеп, как на ходулях, по ко́чкам выгребает,Его за́гнутый клюв солому ворошит.Он каждую весну в ту землю прилетает,В преданности Родине он не согрешит.Зима уже прокашляла последние приветы,Меж оконных рам букашка проползла,А страстное желание разболтать секретыМеня уже распёрло с самого утра.Вчерашний тёплый вечер тени заплетали,И от страха поцелуя в сердце стыла кровь.Говорят, что чувства тоже измеряли,Только как линейкой вымерять любовь?А ночью в небе лебеди кричали,И, как казалось, прямо надо мной.Они меня, наверно, поздравляли,Что до одури влюбленным шёл домой.
Помойка
Зачехлите звёзды над Кремлём,Заколите звёзды на плечах.Душат наслюнявленным узломГолодомора в чёрных лагерях.Чудеса творятся в перестройку:Сняли самый главный караул.А тут хлеб и кашу валят на помойку,Ей и искушает демон Вельзевул.Стальная сетка на столбах бетонных,В локалку даже мышь не прошмыгнет.Тухлая отрыжка из кишок голодных,Вот-вот – и первый на помойку поползет.Выблядки ежовские голодом ломают.Прыгает по куче жирный воробей,Крысы, обожравшись, песни распевают.Сытно на помойке, но не для людей.Назавтра пить откажутся давать,В периметре построятся солдаты.Всего-то надо было – поддержатьИзбрание завхозов в депутаты.А паренёк высокий и культурный,Что мёрз у мавзолея на посту,Теперь обычный лагерный конвойный,Несёт заварку старому вору.
Святой
Дед сегодня вытворяет чудеса:Под украи́нскую наливку «Спотыкач»Он в мутных бликах медного КрестаВсем увидел тысячу удач.Он был доверенный кудесникИ потихоньку слову Божьему учил,И был совсем не пролетарский буревестник,И только о надежде говорил.Он, может, тоже был не без греха,Славянский брат с глазами голубыми.О Божьей милости он повторял слова,Встречаясь с безнадежными больными.Блаженный, за своим смирениемПрошёл дорогу тюрем и войны.А вот сейчас за каждым к небу обращениемМолил во благость чьей-нибудь души.Когда забили в барабаны братоубийственной войны,Он понимал, что победителей не будет,Но не понимал, за кем Славянский Спас нести,И с кем там Божье благоденствие пребудет.Он замолчал, как соловей в неволе,Потух в глазах и заболел душой.И в час полуденный в цветущем русском полеПри ясном свете отошёл Святой.
Ни о чём
Частое моргание, никчёмный разговор,Наградой за старание – в картах перебор.Хлопают в ладоши на выводы докладчика,А на грудях у барышни – советская геральдика.В приёмке стеклотары мается толпаВ похмельных испарениях и грохоте стекла.У маленького братика болячка на руке,Он скулит и чешется от этого Пирке.У бабушки в трамвае украли кошелёк,А пионеры строем шагают на урок.В первомайский праздник сыто и светло,Когда на корку хлеба сгущёнки натекло.
Когда
Когда стоишь босой в промёрзшем поле,В окружении голодного зверья,Твой палец – на курке свободы воли,Если рядом не предавшие друзья.Когда упавший снег, как саван погребальный,На заплёванную землю опустился,Я вползаю в тонкий мир астральный,Где мой ангел-охранитель затаился.Почему-то жар костра совсем не греет,Хотя кожа пузырится от огня.Что внутри сломалось и дряхлеетБез слез и криков изуродует тебя.Когда уже плевать и растереть,Что приговор тебе выносит сталинист,И безразлично – слышать и смотреть,Что твоего ребёнка лечит атеист.Когда жертва презирает палача,Уходит мир привычного комфорта,Но ровно разгорелась поминальная свеча,А бабочки вспорхнули с праздничного торта.Когда закончится словесная пурга,И ты меня прикосновением разбудишь,Я помолюсь и за себя, и за тебя.Не осуди, и не судимым будешь.
Другу
Мне тогда почти исполнилось шестнадцать,После восьмого выгнали за то, что был зубастый.А ему почти подкралось восемнадцать,Он был с белыми ресницами, рыжий и вихрастый.На пальце перстень с розовым кристаллом,В губах мундштук от папиросы «Беломор».Он явно был отвергнут комсомоломЗа чуждый коллективу кругозор.Мы оба выросли средь уличных помоек,В бараках довоенного комфорта.Там было видно, кто по жизни стоек,И тех, которые совсем другого сорта.Ему ничто не было кисло и не остро,И в водке его было не унять,Но только он доходчиво и простоСумел поведать, что такое мать.Он песни пел на простенькой гитареО правде и умении простить,О том, что не сторгуешь на базаре,И чтобы дружбу не случилось хоронить.Зачем же ты ослаб и уступил,И к смерти дал себя приговорить?Спасибо, друг, что главному учил —Уметь надеяться, поверить и любить.
Часть II. Воскрешение
Воскрешение
Смотрю – деревья ветер загибает,И всё живое прячется под крышу.Злой норд-вест со стен рекламу отрывает,А с ней и театральную афишу.Дождь нещадно город избивал,Переполняя русла тротуара.Я сам себя сегодня не узналВ грохоте природного кошмара.Театральная афиша на воде блестит,Оратория эпическая тонет.Кому-то жизнь виолончелью прозвучит,А кому и в колокол позвонит.Собачка на ветру не может устоять,Её, наверное, под крышу не пустили.В такие дни грехом считалось выгонять,Но где-то эту заповедь забыли.Через окно всё блекло и размыто,Я иду собачку выручать:Мне с детства было намертво привито,Живое не оставить умирать.Вокруг меня кипящая земля,Я в руки принимаю жизни сотвореньеИ беру кусок афишного листа.Для нас троих сегодня Воскрешение.
И тех
Если самое заветное желание —Куда-нибудь в сторонку отвернуть,Когда не хочется ни дружбы, ни внимания,Значит, время наступило от всех передохнуть.Пусть мир меня сегодня позабудет,Пусть все будут неприветливы и даже холодны,Но тогда во мне никто присутствовать не будет,И я увижу жизнь со стороны.Чтобы здраво оценить, кого недоглядел,По кому страдал и над кем смеялся,Усмотреть своих возможностей предел,И тех, кого терпеть не мог, и тех, с кем уживался.Увидеть тех, кто строил переправы,И кто пришёл, чтобы отравы подложить,И даже тех, кто языками вырыл ямы,И тех, кто замахнулся руку отрубить.Кто чему-то присягал и кому-то клялся,Не на своих дорогах мозоли натоптал,Он не казнил себя, когда сдавался,И лишь в бессилье малодушничал и врал.Лишь любовь все это сможет одолеть,Её ничем не завернуть, не засмущать.Только прожитым не стоит заболеть,Оттуда ничего не будут возвращать.
Жить-то
Мне вчера на ухо нашептали,О том, что по долгам придётся заплатить.Они в свои карманы побольше отчисляли,С расчётом, чтоб себя не обделить.И, в конечном счёте, проиграли,Ведь жизнь, она умеет удивить,И тем, кто без оглядки крали и стяжали,От щедрот пеньковый галстук подарить.Вокруг Петрушки звонят в бубенцы,Им расписали скоморошьи роли,У них в карманах медяки и леденцы,И сегодня их вожжами не пороли.Назвав давно забытые пароли,Из глубин до первородной пустоты,Ко мне во сне пришла свобода воли,Уставшая от бренной суеты.Пришла напомнить, кому надобно служитьИ за что крепче надо обнимать,И что ей многим есть что предъявить,И их она пришла учить страдать.Кто, лакействуя, набил себе мозолиИ пытался медяков поднакопить,Тот отказался от свободы воли,А, значит, просто отказался жить.
Для тебя
Весна уж как-то робко наступает,То запарит, то опять похолодает,Но муза пробуждения чакры открывает,А ночь ещё пока прохладу выдыхает.Воробей на крыше с зайчиком играет,Зайчишка его тонкие ножки согревает.Утро задышало, и кругом дурман,На абрикосе палантин, как розовый туман.Кисти белые черемух – непорочная фата,Лёгкий ветер поднимает её нежные края.Если кто-то крикнет «Горько», засмущается она,И зальются ярким светом золотые купола.Если веруешь в Спасение,
