как будто невзначай,
Но всё-таки склоняясь к укоризне.
Ему плевать, что ты, мол, устаёшь
И вообще не любишь мемуары.
Пиши, чтобы казалось, ты живёшь
Не сдуру, а быть может, и недаром.
Ведь ты же знаешь: тех, кто не ответит,
На самом деле нет на белом свете.
***
Дима, это Серёжа, он меня любит.
Мне двадцать восемь, я ни во что не верю.
Эта его любовь мне ваще не впёрлась.
Я – завотделом и у меня проекты,
Переговоры, встречи, командировки.
Даже не помню, что там с ним было дальше.
Дима, это Андрей. И он, в общем, тоже.
Нам двадцать два, мы прекраснее всех на свете.
Скоро мы купим студию в Подмосковье
И заведём смешную собаку корги.
Первого сына мы назовём Кириллом.
Я научусь готовить. (Не получилось).
Это Кирилл. И вот здесь всё реально сложно.
Близится выпускной. Институты эти.
Он раздобыл гитару, и мне играет,
Чтобы я не боялась и не ревела.
Я не боюсь. Но реву – так оно спокойней.
Мы никогда не расстанемся. Это ясно.
Это Артур. Понимаешь ли, он отличник.
Он помогает мне не решать задачки.
«Лучше читай, – говорит, – мне совсем не сложно».
Это слегка обидно, но я читаю.
Мама его потом увезла в Канаду.
И Интернета не было никакого.
Дима, смотри, это Коля, он – самый лучший.
Он мне выносит киндеры и конфеты.
Санки зимой даёт. А однажды летом
Поцеловал в подъезде. Щекотно было.
Дима, не смейся, всё это ужасно важно.
Если сейчас я сижу и ногой болтаю,
Жарю омлет, стихи сочиняю, плачу,
Бросила ту работу, нашла другую,
Просто дышу – это, в общем-то, их заслуга.
Дима, скажи им спасибо, они старались.
* * *
А вот теперь иди и делай вид,
Что он полезет за тобой в Аид,
Что от стыда за это всё сгорая,
Он за тобой последует из Рая
В какой-нибудь забытый богом край,
В котором хошь живи, хошь умирай,
Никто особо даже не заметит.
Всё оттого, что вы уже не дети,
А падшие созданья, потому
Давно не интересны никому.
Иди и повторяй вот это всё,
Что он тебя отыщет и спасёт,
Что он теперь с тобой до гроба рядом.
А то, что знаешь ты, нам знать не надо —
Что он вздохнул, сказал: «Какая жесть»
И там остался – яблоко доесть.
***
Алевтина Сергевна втягивает живот,
Надувает губы, плавно плечом поводит.
Алевтина Сергевна взрослая баба вроде,
А туда же вот.
Пал Андреичу наплевать на живот с плечом,
Он не любит, когда они красят и дуют губы.
Он не любит сук, а стареющие суккубы
Пал Андреичу точно уж нипочём.
(Катерина приносит счёт и, забрав бокал,
Замирает у барной стойки с туманным взглядом.
Как он смотрит, как говорит, как ладонь ей сжал…
Как легко с ним рядом).
На изящных шпильках весело семеня,
Алевтина Сергевна думает, чуть не плача:
«Ну и пусть не любит! Квартира, машина, дача…
А любовь ничего не значит! Любовь – с меня».
Пал Андреич везёт её на Охотный Ряд,
Так и так вращая в башке надоевший довод:
«Без того на службе всякое говорят,
Так хоть будет повод».
Ни к чему вспоминать это всё через столько лет.
Дочь вчера родила. Скоро женим второго сына.
Алевтина Сергевна ставит на стол омлет,
Втягивает живот, выпрямляет спину.
* * *
Подумаешь, чудо. Не отвлекайся от дел,
Не подходи, не рассматривай всё вблизи.
Когда ты видишь, как я хожу по воде,
Тебе не нужно знать, что она скользит.
МАРИНА
Хорошо быть древней дрянью,
Тварью с кожей ледяной,
С жутким огненным дыханьем,
Не любимой, не родной,
Вовсе никому не нужной,
Есть сырых людей на ужин,
Ужас наводить и страх
И иметь гнездо в горах.
Чуть сложнее быть Мариной
С тёплой кожей и душой
(для системы эндокринной
Это минус, и большой).
Плюс Марина виновата
В том, чего не знает тварь:
В том, что люди сыроваты,
В том, что на дворе январь,
В том, что холодно и жарко,
В том, что Дима не женат.
Эволюция насмарку,
А Марину – сразу в ад.
***
Знаешь, сколько я стою? Тебе и не снилось столько.
Но никто не даёт за меня этих сраных денег.
Только ночью придёт волчок уволочь из койки.
Но не каждую ночь. С воскресенья на понедельник.
А потом просыпаешься в волчьем логове ночью,
Говоришь: «Прости, Серега, мне на работу».
А сама между прочим идти никуда не хочешь.
Но и с ним в лесу сидеть неохота что-то.
А потом продираешься через овраг с крапивой,
Повторяя как заклинанье; «Ещё раз чтобы!»
Волки хлещут в кустах малины дрянное пиво.
Вот и вся любовь – ни до лампочки, ни до гроба.
Знаешь, сколько мне стоит вот эта вот безнадёга?
То ли жизни, то ли и вовсе – второго лета.
Не расплатишься, в смысле. Не подходи, не трогай.
Вот придёт волчок и утащит за мною следом.
***
Да что ты понимаешь в пустоте,
Которая с тобою постоянно,
Когда у всех на стыке душ и тел
Такие же зияющие раны?
Туда бросают кто чего достал.
Любовницы, айфоны, ипотеки –
Мы бесконечно повторяем некий
Таинственный и древний ритуал.
Но что ты понимаешь в пустоте,
Считающий её своим изъяном?
Как хорошо живётся обезьянам!
И ты бы обезьяной быть хотел.
Но вопреки бессмысленным мечтам
Внутри тебя лежит открытый космос.
Ты смотришь недоверчиво и косо,
И я в который раз сгораю там.
ПРЯТКИ
Психотерапевт идёт вздыхая,
Видит только краешек асфальта.
Вроде бы неделя неплохая,
Просто поддувает из гештальта.
Так-то он открытый, проактивный,
Вскормленный любовью безусловной.
(До чего же это всё противно.
Этим все болеют поголовно).
Мерчендайзер бегает по кругу,
Расставляет банки и бутылки.
Только почему-то сводит руку
И жужжит тупая боль в затылке.
Так-то по диплому он филолог,
И внутри филолог, и снаружи.
Он читает Блока между полок,
Понимая, что могло быть хуже.
Старший маркетолог громко плачет.
У него причины вовсе нету.
В это нужно верить, а иначе…
Это просто тьма перед рассветом.
Так-то всё в порядке, всё в порядке!
Мимо жизнь на цыпочках проходит.
Это мы. Мы с ней играем в прятки
И пока выигрываем вроде.
ДРУЖБА
У Таньки подросток-сын и всё время сумки,
У Аньки – карьера в банке и ипотека.
Когда я встречаюсь с ними на остановке,
То
