Вопросов много, но делиться подозрениями с пиявкой, как про себя именовал пан Алоиз сидящую напротив него женщину, Дымша не станет. По крайней мере, пока из станет. Немецкие черты всасываются с молоком матери, и ни один из русских, с которыми Дымше приходилось общаться, такими чертами но обладал. И немецкий язык Тараканов знает, прекрасно знает, видно по глазам, когда говорят немцы в его присутствии, — такое выражение глаз не может быть у человека, с трудом ловящего смысл чужой речи. Он все понимает, прекрасно понимает, это его родной язык, нет сомнений, но начав говорить, он нарочно коверкает его и делает паузы, словно вспоминая нужные слова. Ну, ничего — еще посмотрим!
— Не буду скрывать, вас видели в городе, — ответила на вопрос Дымши женщина. — Хочу предупредить, что мы…
— Не надо… Не надо меня предупреждать, — скорчив кислую мину, недовольно прервал ее Алоиз. — Думаете, продамся Ругге или Байеру? Резона нет. О нашем погибшем друге я постараюсь узнать точнее. Вспомните, что встретить его должен был именно я, потому и выбрался в город. Не знаете, чего это стоило!
— Знаю… Знаю, сколько идет ежемесячно на ваш счет в банке. И не злотыми. Не забудьте про Марчевского. Он и картотека — главная цель!
Поняв, что встреча окончена, Дымша встал и пошел к выходу из номера. Тихо приоткрыв дверь, убедился, что в коридоре никого.
— Следующий раз как всегда? — полуобернулся он к женщине. Та кивнула в ответ…
Спускаясь по лестнице, Дымша решил закурить и, сунув руку в карман, обнаружил жетоны. Стоило их опять обратить в деньги. В зале он поискал глазами старого мэтра и увидел его около кухни — тот отдавал сверток мальчугану, похоже — внуку. «Подкармливает родню… — беззлобно отметил Алоиз. — На деньги союзника».
Подойдя к старику, он отдал жетоны и попросил наполнить фляжку коньяком — если уж пользоваться деньгами союзников, так всем!
Выходя, Дымша еще раз оглядел зал, но ничего подозрительного не заметил — так, обычная публика. Но только когда он уже ушел, из-за колонны, украшающей зал, появился Выхин с кружкой пива в руках. Прихлебывая отдающий водой и скверным солодом напиток, Вадим внимательным взглядом проводил Дымшу, потом оглядел лестницу на второй этапе, откуда тот спустился, старого мэтра, просеменившего на кухню, плакат с Але Ондре, тихую компанию в углу зала и решил заглянуть в казино еще разок-другой.
Сегодня он был выпущен в город, и простое любопытство привело его сюда. Хотя нет, не простое — Выхин несколько раз проверился, не идет ли кто за ним. Сначала он решил только посмотреть, где расположено казино «Турмклаузе», а потом, придя к его дверям, подумал: а почему бы не зайти? Совсем не обязательно сразу спрашивать чашку ликера «Кюрасао». Можно поглазеть по сторонам, оценить обстановку, «поторговать глазами», как говорится в русской пословице, — за это с него никто ничего не попросит. А тут такая встреча — пан Дымша! Нет, непременно надо будет заглянуть сюда еще.
…Короткая автоматная очередь вдребезги разнесла ряд пустых бутылок, поставленных на барьер перед мешками с песком.
Полуподвальное помещение замка, превращенное в тир, сразу наполнилось кисловатым пороховым запахом. По старым каменным плиткам пола весело запрыгали желтые стеклянные гильзы.
— Гут! — похлопал по плечу Дымшу не склонный к внешним проявлениям чувств Шмидт. Отобрал автомат, знаком приказав отойти с линии огня. Кивком подозвал к себе Тараканова. — Теперь вы.
Ожидая, пока дежуривший в тире Выхин выставит новый ряд бутылок, Владимир Иванович снарядил магазин и вставил его в автомат, передернул затвор. Присевший на лавку Дымша с интересом наблюдал за ним. На другом конце длинной скамьи сидели Ругге с псом и Марчевский. Не спуская глаз с Тараканова, Дымша пытался прислушаться к их негромкому разговору.
— С удовольствием составлю вам компанию, Генрих… — улыбаясь, говорил пан Викентий. — Но и вы не откажите.
— Хорошо, постараюсь. Но не могу твердо обещать…
Последние слова немца заглушила автоматная очередь, звон разбитого стекла, щелчки пуль по деревянным щитам на мешками. После стрельбы Тараканова часть бутылок осталась стоять на барьере.
— Шляхт, плохо… — недовольный Шмидт взял у него из рук автомат. — Не надо длинных очередей, задирается ствол. На эту посуду хватит двух коротких очередей. Ясно?
— Да… — вяло согласился Владимир Иванович. — Но мне привычней пистолет.
— О?! — неожиданно оживился Шмидт. — Поставьте бутылки — крикнул он Выхину. — Хотите пари? — гауптман повернулся к Тараканову. — За десять секунд с этого расстояния разбить всю посуду. Плачу двадцать марок, а если нет…
— Разобью! — прервал его ухмыльнувшийся Владимир Иванович. — Больше марки за каждую пустую бутылку, неплохая цена. Только дайте второй пистолет.
— Стреляете с обеих рук? — недоверчиво покосился Шмидт.
— Попробую.
— Ставлю пятьдесят марок! — неожиданно подал голос Ругге. — За вас, Шмидт! Покажите, как это надо делать.
— С вас тридцать марок, — откликнулся Шмидт. — Двадцать — мои!
— Хорошо, хорошо… — засмеялся Ругге, — Но учтите: выигравший поит свою компанию, а проигравший — свою! Начинайте первым, Шмидт!
— Кто еще хочет участвовать? — выходя с оружием в руках на огневой рубеж, небрежно поинтересовался гауптман.
— Нет, — ответил за всех Выхин, отодвигая ногой корзину с пустыми бутылками, — Желаю вам удачи!
Шмидт только криво усмехнулся и поднял пистолеты.
— Время!
Загремели частые выстрелы, полетели на пол осколки бутылок. Одна осталась стоять на самом краю барьера.
Шмидт опустил оружие.
— Попробуйте это сделать лучше, — отдавая Тараканову пистолеты, сказал он. — За десять секунд семнадцать бутылок из восемнадцати. С тридцати метров.
— Я попробую… — Владимир Иванович вогнал в рукояти парабеллумов магазины и передернул затворы, досылая патрон.
Внимательно наблюдавший за ним Дымша остался доволен — его подозрения подтверждались. Все русские при стрельбе занимали другую позицию, а Тараканов встал так же, как и Шмидт, — слегка согнув ноги в коленях, словно собирался пружинить при каждом выстреле. Так, в раскорячку, вставали при стрельбе только немцы! Русские и поляки стреляли, стоя на прямых ногах и не сгибая рук в локтях, вытягивали их в сторону мишени. По крайней мере такова была метода обучения стрельбе в русской и польской армиях.
На огневой рубеж Тараканов вышел быстро, словно пританцовывая, как боксер на ринге.
— Время! — зычно гаркнул Шмидт.
От первого же выстрела разлетелась та самая бутылка, в которую не попал гауптман. Потом все слилось в сплошной треск пистолетных выстрелов и звон бьющегося стекла. Когда Владимир Иванович опустил оружие, барьер был чист, только в свете ламп, освещавших его, поблескивал острыми гранями чудом удержавшийся осколок донышка бутылки.
— Браво! — лениво хлопнул в ладоши Ругге.
Дымша затаился, не зная, как реагировать. Выхин, словно ничего не произошло, сметал осколки, готовясь выставить новую шеренгу разнокалиберной пустой посуды. Шмидт, поиграл желваками на сухом лице, полез за бумажником.
— Поздравляю… — процедил он, подавая банкноты. — Остальные тридцать марок за господином подполковником. С меня ужин, господа, — обернулся он к Ругге и Марчевскому.
— В таком случае я должен угостить Дымшу и Выхина, — улыбнулся Тараканов. И тут же добавил: — Если разрешит господин начальник.
— Считайте себя именинником. Деньги получите. — Ругге встал, взял пса за ошейник, — По случаю дня праздника национального труда все поедем в город.
…В город поохали после обеда, на двух машинах. В первой за рулем сидел сам Ругге, на переднее сиденье рядом с ним вскочил его неразлучный спутник Дар. Заднюю дверцу подполковник предупредительно открыл перед Марчевским.
— Садитесь, альтергеноссе. А вы, — обратился он к остальным, — поезжайте на машине Шмидта. Подбросьте их, гауптман.
Солдат охраны, выйдя из полосатой будки, открыл ворота, и машины выехали на дорогу к городу.
Поймав в зеркальце заднего вида лицо Марчевского, подполковник участливо спросил:
— Соскучились по прелестной панн Зосе? Ничего, скоро увидите. Только закончим некоторые дела. Может быть, у вас и отужинаем?
— Продукты… — развел руками пан Викентий.
— Ерунда, положитесь на Шмидта, он добудет все, что только можно найти в этом городе. — И Ругге начал насвистывать сентиментальную песенку «Анти, майн блондес кинд…», нещадно перевирая мотив. «Нервничает», — понял ужо изучивший привычки абверовца Марчевский.
— Что нас беспокоит, Генрих?
— Потери, майн либер альтергеноссе, потери… Я все больше прихожу к убеждению, что среди нас предатель! А может, и не один.
