Феак*
Случилось в древности в Афинах…
Что? В наших палестинах?
Друзья мои, чтоб не влететь в беду,
На этот раз я речь веду,
Ей-богу, об Афинах!
Итак:
Богач Феак
В собранье олигархов,
Стратегов разных там, демархов да филархов
И закулисных всех и явных заправил,
Дрожащим голосом однажды заявил:
«О андрес, доблестные мужи!
Война и недород
Изнищили народ,
Страдающий теперь от голода и стужи.
А потому, дабы
Не подвергать себя превратностям судьбы,
Дав повод бунтовать гражданским всем отбросам.
Валяльщикам, портным, носильщикам, матросам,
О андрес, мы должны,
Взяв денежный подряд от городской казны
На хлебные поставки,
Забыть торговые надбавки
И, отпуская беднякам
Хлеб для обсева и помола,
В нечистой жадности не прибирать к рукам
Ни одного народного обола!
Нужда народная есть общая нужда.
Докажемте, что нам корысть чужда,
Ведя по совести общественное дело!..»
Собранье между тем редело да редело.
Уставясь под конец на голых скамей ряд,
Осклабился Феак, довольный сам собою:
«Х-хе… Андрес… Дурачье!! Нет, я-то, я… Подряд
Заполучил какой… без бою!!!»
По распоряжению судебных установлений отменен арест 18 и 19 №№ газеты «Правда» за 1913 год.
(«День», 20 ноября 1915 г.)
На белом свете «Правда»
Жила во время оно.
Была на свете «Правда»,
Но не было Закона.
И вот Закон обрелся.
Но… что ж мы видим ныне?
Закон-то есть, да «Правды»
Давно уж нет в помине!
В Иркутске содержатель домов терпимости (он же церковный староста и председатель черносотенного «Союза русского народа») Нил Зверев обратился к высшему учебному начальству с жалобой, что учащиеся якобы ведут себя неблагопристойно в церкви во время богослужения, позволяют себе разговоры, шум и другие компрометирующие поступки.
(«Бирж. вед», 22 ноября 1915 г.)
«Дилехтор?.. Хор-рошо!.. Учителя?.. Прекрасно!..
В шеренку вас, да всех разделать под орех!..
Дают вам денежки напрасно:
В учебе вашей всей не сосчитать прорех…
На гимназистов я глядел намедни в храме.
Не то сказать – подумать грех
Об этом сраме:
Замест того, чтоб, павши ниц,
Молиться им пред образами,
У них шушуканья, смешки… Едят глазами
Моих… девиц!
Да шутку под конец какую откололи!..
Оно, положим, так… искус…
У Шурки, скажем, аль у Поли
На всякий вкус –
Всего до воли.
Опять же Дуньку взять: хоша
По пьяной лавочке с гостями и скандалит,
А до чего ведь хороша!
Не сам хвалю – весь город хвалит!»
. . . . . . . . . . . . . . .
Читатель, это не секрет:
Перед тобой доподлинный портрет
Нравоблюстителя – иркутского Катона,
Носившего значок «За веру и царя!»,
Союзного вершилы, главаря
И содержателя публичного притона!
Бывший попечитель Петроградского учебного округа Прутченко сказал: «Увлечение трезвостью – мода. По окончании войны мы приступим к восстановлению прежнего порядка».
(Из газет, 20 дек. 1915 г.)
«Здорово!»
«А, соседу!»
«Входи-ка, что ль, во двор!»
Два горьких пьяницы, Артем да Никанор,
Вступили утречком в беседу:
«Слыхал, Артем? Послал и нам господь победу!»
«Поди ты! Больно скор!»
«Что ж, натерпелись, чай, за полтора-то года!..
На трезвость, наконец, – слыхал? – проходит мода!»
«Я думал, ты про что?..»
«А то про что ж, Артем?
Подумай, пьяниц все бранили не путем.
Ан вот за нас – ведь что случается порою! –
Сановник питерский какой-то встал горою:
„Кому там как, а я без водки нездоров…
Вся трезвость… выдумка пустая докторов…
Им можно пить? А нам? Какой наводят глянец!“
Дай бог ему всего и ныне и вовек!
Видать, хороший человек
И пьяница из пьяниц!
Не пьем, грит, потому – война. А победим,
Так поглядим!..
Казна, грит, ежли что… На всякие онёры…
Не пьем, а будем пить… Всему своя пора…
Нас нечего учить… Все эфти дохтора,
Не дохтора, а… дохтринёры!..»
«Ах, в рот ему соленый огурец,
И что ведь скажет! Ну ж, мудрец!»
«Русь, говорит, пила издревле,
Творя, однакоже, великие дела.
Пила и что пила:
Вино – в сто раз вкусней и в десять раз дешевле!»
«Так, так!.. – поддакивал Артем,
Томленьем сладостным волнуем. –
Дружище! Миканор! На радостях… пойдем…
Ознаменуем!»
«Впрямь, радость!»
«Господи! Да хоть кому скажи!»
Друзья восторга не таили
И нахлестались так ханжи,
Что еле молоком их бабы отпоили…
1915 г.
Артем да Никанор, конечно, простота;
Не то ведь изрекли сановные уста,
Что показалось им, до выпивки охочим.
Сановник, как и все народные враги,
Знал: если водкою не задурить мозги
Крестьянам и рабочим,
То… сами знаете, чего боялся он.
Теперь сановников мы всех убрали вон.
Они же в свой черед ведут на нас облаву,
И посчастливься им вернуть былые дни,
Так нашей кровушки они
Уж попили б на славу.
Любезный друг, Артем! Товарищ – Никанор!
Сумейте ж сволочи господской дать отпор,
Как ни трудненько нам, прикиньте-ка да взвесьте,
Что лучше: у господ ходить на поводу
Иль, отразив навек беду,
Запировать… со мною вместе?!
1918 г.
У мужика случилася беда.
Мужик – туда, сюда.
Подмоги ниоткуда.
Бедняк у бога молит чуда.
А чуда нет. В беде, спасаясь от сумы,
Мужик готов у черта взять взаймы:
«У черта денег груда!»
А черт уж тут как тут.
Мужик разинул рот:
«Вот легок на помине!
Анчутка, выручи! Пришел совсем капут.
Дела: хоть вешайся на первой же осине!»
«Да чем помочь-то?»
«Чем! Известно: дай деньжат!
Зря деньги у тебя, слыхал-от я, лежат».
Скребет Анчутка темя:
«Да ведь какое время!
Сам знаешь, старина:
Война!
Куда ни сунешься, все стонут от разору,
Нашел когда просить. Да тут собрать бы впору
Хоть старые долги!»
«Анчутка, помоги!
Верь совести, Анчутка,
Весь долг верну сполна».
«Война!»
«Так ведь война, гляди какая, шутка!
Как немцев сокрушим, так с этих басурман
Все протори сдерем…»
«Хе-хе, держи карман».
«Тогда по совести с тобой сведем мы счеты…»
«Хе-хе!»
«Вот и хе-хе! Ты – скуп!»
«Ох, брат, не скуп!»
«Ну, глуп!
Не смыслишь, вижу, ничего ты.
Ведь опосля войны пойдут какие льготы!»
Тут, не жалея языка,
Мужик, что где слыхал, о льготах все поведал.
Черт молча слушал мужика,
Все выслушал, вздохнул… и денег не дал!
