class="p1">да как у судеб закладки
рвём и рвём не спеша.
А если тебе, ворона,
приелась такая жизнь,
закрой уши, не слушай звона.
Я каркаю! Ты пиши.
Левый из Петрограда
— Она что, на смерть нарывается?
— Да, да, смертью всё и кончается,
всё заканчивается тризной,
когда нет уже веры в отчизну,
а наши большие медали
мы глупым врагам раздавали.
Нет, жизни такой мне не надо!
Эй, левый из Петрограда,
ты правого, что ли, обидел —
нож из кармана выудил…
Я всё это проходила,
всё это было, было
и повторяется вновь.
И ещё сто раз повторится.
Ты забыл, Мир в мир не влюбился,
Миру мир не нужен, однако.
Прощай, мой воин, ты в драке
погибнешь. Я старой стану,
кости твои достану
и напишу, как было:
ты победил его —
правого из Петербурга.
Внучка кушает булку,
хлеба на полях сжигают,
зачем-то все едут в Израиль.
Мы больше не будем ждать
Нет, ты больше не будешь
ждать уже ничего,
эти порталы-порты
связь времён, вот и всё.
В стране каучуковой воли,
в стране бумеранго-грёз
не было лучшей доли,
как осколки копить из слёз.
Душа зачем-то держалась,
за что-то цеплялась трава.
Если ты не взорвалась,
значит, сегодня жива.
Может быть и недолго
нам всем тут осталось жить,
но мы собираем осколки
для того чтобы ими бить!
Нет, мы больше не будем
ждать уже ничего.
Зачем-то твердим: «Не забудем!» —
это все, что осталось нам. Всё.
А небо сыплет «подарки»
градом из взрывов и пуль,
мы кровью пишем ремарки:
«Сегодня я умер. Уснул».
Книга каменных веков
Я напишу вам книгу каменных веков,
в ней мало кто будет жить без оков,
в ней день на день ложится.
Кто спит, тому ничего не снится;
кто не спит, тот в оковы влезает.
В этой книге даже господь страдает.
Жалость, помноженная на участие —
вот те маленькое твоё счастье.
Пей его воду —
нету в ней броду,
нет у воды берегов!
В книге моей лишь моря без оков,
без берегов. Без лесов леса.
И длинные, длинные волоса
у царицы Печали.
Её грустить отучали,
а она всё плакала с неба.
И кто бы, где не был,
его накрывали её дожди:
«Дождись, дождись
равенства, братства!»
— Мы в рабстве! —
кричали граждане в небо.
В ответ доносилось: «Небыль».
И века
каменьями ложились пока.
Каменные, каменные века.
И длинные, длинные волоса.
Вот и вся книга,
она не длинна, она дика.
Снова я воин света
Если есть на свете
воины света,
то обязательно где-то
ходят воины тьмы.
И где бы они ни ходили,
их воины света ловили,
ловили и ставили к стенке.
Где те большие застенки,
где томятся воины света?
Ответите вы и за это!
А воины тьмы молчали,
видимо, заскучали
и от скуки плевались только.
Но воинам света не больно.
На то они и воины света,
чтоб ловить летающих где-то
воинов тьмы:
— Что сидишь, поэтесса, пошли
не в кулачном бою махаться,
а в бой великий ввязаться:
в эти новые, новые войны,
от которых тебе не больно,
не больно уже никогда —
такая твоя «звезда»!
И я шла в те бои и билась:
сама с собой материлась,
сама себе письма писала,
сама себе задавала
больные, больные вопросы:
может, всё это бросить,
плюнуть на жизнь и двинуть
туда, где не смогут вынуть
душу мою из тела?
На звезду Андромеду хотела.
Ведь зачем мне, воину света,
разговаривать с воином тьмы?
Говорю, говорю… Нет ответа.
Да пропадом пропади!
Пропадом я пропадала,
да и пропала б совсем.
Но много прошло или мало,
и вот я пишу за всех.
Снова я воин света,
ищущий воинов тьмы,
и если есть они где-то,
то должны за мною прийти,
чтобы к стенке меня поставить
и душу вынуть опять.
Кто-то должен это исправить!
Не хочу об этом писать.
Дули мы детям в спины
Белые бедуины,
чёрные города,
дули мы детям в спины,
казалось бы, навсегда.
Песок уходил в воду,
мозоля злые глаза.
Дети по переходу
шли в чужие края.
Молча солнце смотрело,
лукавя хитрый свой глаз,
чего-то оно не успело,
но это уже не про нас.
Ловко или неловко
в усталые души глядеть.
Дети шли. Мы смотрели.
Им и это терпеть.
Белые пароходы
мелькали где-то вдали,
дети шептали: «Уроды!»
Куда, куда ж они шли?
Памятники Вселенной —
детские эти следы.
Мы их сотрём, несомненно,
куда б они ни вели.
Намеренно или просто,
просто текли года.
Тебя, малыш, тянет к звёздам?
Значит, лети туда!
Не было у них воинов
Началось всё с Египта…
Не было у них воинов,
не было ничего,
были мужчины из племени
и женщины Вам-чего.
Не было у них воинов,
не было ничего,
и поэтому прибывшим воинам
сказали они: «Вам чего?»
Не было у них воинов,
не было ничего,
убили их всех те воины.
Пять тысяч веков прошло.
И теперь уже наши воины,
крепко держащие сталь,
вспоминают прошлых Не-воинов:
— Были Не-воины. Жаль.
И если ты нынче не воин,
ты точно будешь убит.
Времена наступают тяжёлые.
Вспомни тех, кто забыт.
Спи, тебя найдут, себя прославят
Снилось мне, что родилась я на новой планете:
там были герои, рыцари, плакали дети.
Там реки чисты, озёра белы и лужи крови,
бесконечные войны и горы,
голуби, куры, мясо.
Планета Землёй звалася.
Я проснулась от страха.
Не бойся, деваха,
завтра снова в полёт
в бесконечные дебри.
И покой тебе обеспечен:
серый волк возле дома рыщет,
полиция тебя ищет,
медведи в двери ломятся!
Спи, нечему больше меняться.
На этой и той планете
грустные, грустные дети
пускают кораблики в лужах кровавых.
Спи, они сами себя прославят.
Я его у зла не украла
Исторически так сложилось:
я влюбилась, влюбилась, влюбилась
в воина смелого, но больного.
Он мне: «Ты к смерти готова?»
Я ему отвечаю:
«Пока жива и стираю
с совести тёмные пятна:
боль, зло, фашистские латки.
Но они никак не стираются.
Видно, время с нами прощается.
Ты там сильно устал или хочешь
на меня взглянуть? Ну как хочешь».
Он опять мне: «Дура дурная,
спину крутит? Ходи больная.
Ни письма от тебя, ни строчки».
Говорю я: «Строчек не хочет
наша история злая.
Знаешь, она хромая
и горбатая даже.
Мы улетим однажды
в мир свой светлый».
— В поганый!
— Ладно, туда. А правый
