«Ты была скромна и вместе с тем решительна, ты не сомневалась ни в своём даре, ни в правильности своего видения. Твёрдой рукой ты правила рисунок своих стихов, придирчивым ухом вслушивалась в их музыку. Ничто несовершенное, лишнее или неуместное не портило впечатления от твоей работы. Словом, ты была художником. И потому, даже когда ты бряцала колокольчиками просто так, чтобы отвлечься, тебя навещала пламенная гостья, благодаря которой слова в стихотворных строчках плавились, становясь единым целым, так что выудить их оттуда не сумела бы ничья рука», – писала о знаменитой английской поэтессе Вирджиния Вулф. Сестра легендарного художника-прерафаэлита Д.Г. Россетти, Кристина сумела самостоятельно достичь известности, завоевав значительное место среди поэтов викторианской эпохи. Классическое изящество, тонкая лиричность, звучность и певучесть отличают «прерафаэлитские шедевры» Кристины Джорджины Россетти, а блистательный перевод, выполненный Марией Лукашкиной, как нельзя более точно передаёт все нюансы произведений поэтессы.
ясным, негасимым…
Тем, кто идёт вдвоём, рука в руке,
Не думая о том, что будут зимы.
После смерти тень моя
Отыскала милый дом —
И увидела друзей,
Пировавших за столом
В холодке тенистых слив
И под небом голубым…
Счастлив каждый был из них:
Он любил и был любим.
«Завтра, – произнёс один,
Затевая разговор, —
Мы на лодке поплывём
До отрогов дальних гор».
«Будет завтрашний наш день
Лучше всех, что были до,
Ведь в горах, – сказал второй, —
Есть орлиное гнездо».
«Завтра…» – третий произнёс,
Не добавив ничего:
В край желаний и надежд
Мысли унеслись его.
«Завтра», – повторяли все.
И ни слова обо мне…
Очевидно, я была
В прошлом, во вчерашнем дне.
Что поделать: я ушла,
Не кольнув друзей виной.
В замешательстве прошла
Комнаты – все до одной —
И покинула свой дом,
Без любви, без прежних сил,
Чувствуя себя как гость,
Что недолго и гостил.
Где-то… Но где? – Лик невидимый есть,
Голос неслышный есть где-то,
Сердце, которое знает ответ,
Но не даёт мне ответа.
Где-то… Но где? – Рядом или вдали,
В море, в лесу, за стеною?
Или в плывущей по небу луне
И за звездою какою?
Где-то… Но где? – Далеко ли, вблизи,
В песенке грустной осенней?
В листьях сухих, что добавили сил
Радостной травке весенней?
Рассветный – жаворонка час,
Ну, а закатный – соловья.
И я закат прошу сейчас:
Начнись скорее, чтобы я
Могла послушать соловья.
Взойди на спящий холм, луна,
Пора проснуться соловью.
В тиши, что музыкой полна,
Я слёзы сладкие пролью,
Ночному внемля соловью.
О жаворонок, вестник дня,
Молчи… Пусть сказки соловья
Подольше радуют меня…
Я знаю, очередь твоя,
Но дай послушать соловья.
Три девы о любви поют: одна —
С губами алыми, с пылающей душою.
Вторая – скромница с глазами цвета льна
(Им цену знает, кажется, она).
И третья, красотой обделена,
Но с жаждою любовною большою,
Чей голос, будто низкая струна,
Терзаемая грубою рукою.
Немного погодя, любовь познав,
Погибнут две в сражении любовном.
У скромницы сварливым станет нрав
В замужестве унылом, бездуховном.
Увязнет, точно пчёлка, в мёд упав:
Сласть перед ней, а есть её недолго.
Вдоль сумрачной реки,
Где воды глубоки,
Она, под сны легки,
Пустилась в путь,
Ведомая звездой,
Что светит ей одной, —
В край, где нашли покой
Те, кто ей мил.
Минуя ночь и день,
Луч солнечный и тень,
Под жаворонка трель
И ветра шум,
Сквозь сон, как сквозь вуаль,
Взор устремляя вдаль —
В безбрежный океан,
Где вечер ал.
Уснуть, навек уснуть…
Сон наполняет грудь
И не даёт взглянуть
Из-под ресниц,
Как созревает рожь,
Или услышать дождь,
Или, почуяв ложь,
Боль испытать.
Уснуть, уснуть навек…
Прилечь на мшистый брег,
Тысячелетий бег
Остановив.
Пусть ночь течёт рекой:
Нет боли никакой,
Покой, один покой,
И в сердце мир.
Приди ко мне в полночной тишине —
В немолчной тишине, в счастливых снах.
Приди ко мне, как прежде, молодым,
С румянцем на щеках.
В слезах верни
Любовь, надежду и былые дни.
О сон сладчайший, ты горчишь, как мёд,
И пробужденье будет лишь в раю,
Где с жадною тоскою у ворот
Ты встретишь тень мою.
«Не уходи, —
Ты скажешь мне. – Обратно нет пути».
И всё ж приди ко мне, тебя молю,
Чтоб снова жизнь испить, как сладкий сон,
Чтобы твоё «люблю» с моим «люблю»
Звучало в унисон,
Слилось в одно.
Как прежде, как давно, о как давно…
Как это было? Да и что? —
Ответ с годами не ясней,
Лишь знаю: всё произошло
В один из первых майских дней.
Был юным май, и маков цвет
Не вился меж колосьев ржи.
На землю лился солнца свет,
И были облака свежи.
Я не отвечу, милый друг,
Как в день весёлый, молодой,
Себя увидела я вдруг
Усталой, старой и седой.
Из церкви вышел он с женой —
Пичужкой небольшою.
В сравненье с нею Моди Клэр
Казалась госпожою.
«Сын Томас, – в радостных слезах
Сказала мать невесты, —
Поможет Бог тебе и Нелл
Пройти по жизни вместе.
Когда-то и меня мой муж
Назвал своею леди,
Но я не помню, чтобы он
В день свадьбы был так бледен».
И вправду, Томас был смущён.
И Нелл мрачнела следом:
Глаз не спускал он с Моди Клэр
За свадебным обедом.
«Сэр, – Моди Клэр произнесла.
(Том стал белей, чем мел.) —
Благословляю кров, и стол,
И брачную постель.
Подарок памятный я вам
Вручу (хотя едва ли
Вы вспомните, как у ручья
Мы лилии срывали!):
