«Ты была скромна и вместе с тем решительна, ты не сомневалась ни в своём даре, ни в правильности своего видения. Твёрдой рукой ты правила рисунок своих стихов, придирчивым ухом вслушивалась в их музыку. Ничто несовершенное, лишнее или неуместное не портило впечатления от твоей работы. Словом, ты была художником. И потому, даже когда ты бряцала колокольчиками просто так, чтобы отвлечься, тебя навещала пламенная гостья, благодаря которой слова в стихотворных строчках плавились, становясь единым целым, так что выудить их оттуда не сумела бы ничья рука», – писала о знаменитой английской поэтессе Вирджиния Вулф. Сестра легендарного художника-прерафаэлита Д.Г. Россетти, Кристина сумела самостоятельно достичь известности, завоевав значительное место среди поэтов викторианской эпохи. Классическое изящество, тонкая лиричность, звучность и певучесть отличают «прерафаэлитские шедевры» Кристины Джорджины Россетти, а блистательный перевод, выполненный Марией Лукашкиной, как нельзя более точно передаёт все нюансы произведений поэтессы.
class="v">Обрывок цепи золотой,
Что вы мне подарили,
И с ним засохший, но живой
Букет из листьев лилий».
Ах, как же он воздать хотел
Ей за пинки пинками,
Но лишь промолвил: «Моди Клэр…» —
Лицо закрыв руками.
А Моди обратилась к Нелл:
«Подарка ждёшь едва ли,
Но принимай… Нет, не плоды,
Ведь цвет мы оборвали.
Сердечко мужа твоего,
И верности поруки,
И крохи жалкие любви…
Я умываю руки».
«Твои подарки, – Нелл в ответ, —
Мне по душе и впору.
Опорой мужу буду я,
Идя с горы ли, в гору.
Пусть внешне я не хороша,
Кому-то не в пример,
Но я любима… И люблю
Сильней, чем Моди Клэр!»
Алую розу и с неба луну
Хочется нам, точно маленьким детям.
«Алую розу!» и «С неба луну!» —
Все наши прихоти сводятся к этим.
Я не мечтаю о розе давно,
Острых шипов её помня уколы,
И за луной мне лететь не дано
Через моря и бескрайние долы.
Стали скромнее желанья мои.
Что мне до этих дурманящих роз?
Знаю, что скоро окажемся мы
Там, где ни моря, ни неба, ни слёз.
В первом слышится грустная весть —
«О-хо-хо!» – тихий вздох печальный.
Во втором – темнота и лёд,
Смерти знак во втором молчанье…
Мы узнаем его, но не здесь.
Одиночество в первом таится,
И второе – всем суждено,
Обойти его не дано…
Впрочем, есть и ещё одно:
То, которое песни боится.
Сева день – молчаливый день,
И за ним – молчаливая ночь.
Но вы слышали, как поёт
Жнец от радости? Во всю мочь,
Отгоняя молчанья тень!
Когда бы я надеяться могла,
Что через год весну увижу снова,
Я бы цветов осенних не ждала
И сад свой первоцветам отдала:
Не надо мне цветения иного,
Как гиацинтов разноцветных стайки
И море незабудок на лужайке…
Я бы цветов осенних не ждала.
Когда бы я надеяться могла,
Что через год весну увижу снова,
Я звукам бы внимать была готова:
И блеянью ягнят – часами кряду,
И шелесту дождя, и стуку града…
И песням птиц – но не ночным и грустным,
А утренним, пускай и безыскусным.
Ах, как бы я тогда была им рада.
«Когда бы я надеяться могла…»
Как каждое на грудь мне давит слово,
Лишая благодушия былого!
Когда бы я надеяться могла,
Что впереди ещё весна осталась,
Я бы жила одним недолгим днём
И без остатка растворилась в нём,
Была счастливой, пела и смеялась.
Почему ты родился под напевы метели?
Лучше было родиться, как скворцы прилетели
И набухли в саду виноградные грозди
Или даже когда собирается в гости
Ласточек стая —
От зимы подале.
Почему ты ушёл, только поле вспахали?
Лучше было уйти, когда листья опали,
И кузнечик запел о своей горькой доле,
И пшеницы стога появились на поле,
И ветер дунул,
О зиме подумал.
Калитка на замке была,
Но сквозь чугунное плетенье
Кусочек майского цветенья
В саду я разглядеть смогла.
Сад – изумрудная трава,
Ствол с покосившейся скворечней,
Стол под раскидистой черешней —
Был мой, пока была жива.
Дух скорбный вырос на пути,
С лицом, лишённым выраженья…
Я попросила разрешенья
Цветок на память унести.
Молчал он, сторожа порог.
«Позволь мне веточки коснуться,
Чтоб дом, куда мне не вернуться,
Меня хотя бы вспомнить мог».
Дух взял тележку и песок
И стену из камней поставил,
Ни дырочки в ней не оставил —
Ни щёлки – и на волосок.
От слёз ослепла я… Поверь,
Что этой слепоте я рада:
Я больше не увижу сада,
На что мне зрение теперь?..
Незрячая, пошла назад,
Под звуки соловьиной трели
И аромат чужой сирени…
Но сердцу вспоминался сад.
1
Рукопожатье наше было крепким,
Как ивы с дубом: не распутать ветки.
Но мы расстались,
Навсегда, видать:
За ночью – день, и ночь, и день опять.
Мы руки расцепили понемногу,
Свой охраняя шаг, свою дорогу,
Мы вскоре перестали строить планы,
В различны глядя стороны и страны.
Но то рукопожатье помнит каждый.
И коль друг друга встретим мы однажды,
Узнаем после стольких лет разлуки,
Как прежде, мы пожмём друг другу руки.
2
Где ты, в каком краю,
Сердце моё? За тобой бы пошла,
Когда бы могла,
Ласточку попросила,
Что за море летит,
И попросила пчелу,
Что выбирает луг:
«Сердце увидите вдруг —
Скажите, я его жду,
Пусть меня навестит».
Увы! Обитаем порознь
Я и сердце моё —
Так далеко!
Часы, набирая скорость,
Растягиваются в дни.
А что дням?
Они
Мимо текут легко,
И в их череде
Я ищу те,
Что позволят встретиться нам.
