1919/20
Владивосток
Подвал Золотого Рога
С раскрашенною мордой,
В петлице — ведьмин зуб
Идешь походкой гордой
В свой «Nomentanus»[32] клуб.
Сонет («Стеной высокой горы встали…»)
Стеной высокой горы встали
С вершин в простор синели дали
И сосен старых вещий шум
Будил полет орлиный дум
Но глубине резвился ключ
Своим терпением могуч
И он подмыл звеня гранит
Что ныне в воздухе висит
В горе теперь глубокий ход
Для еле движущихся вод
И старый ствол, подгнив, упал…
Но молодых деревьев хор
В провал рассыпал свой дозор.
«Твердый камень на пути…»
Твердый камень на пути —
Преткновенье для ноги.
Можешь камень обойти
Прыгнуть трудно для других.
Твердый камень для ручья —
То же самое смотри:
Обошел его звуча,
Иль поверх падут струи.
Многострунный водопад
Белопена, блеск и шум
Всяк ручей препонам рад,
Чтит душа воды прыжок,
Раздробленную игру,
Механический порог.
1924
Говорят: оранжерея,
Где живет оранж жирея..
Приказ («Сегодня скверная погода…»)
Сегодня скверная погода…
Слеза — не дождь… из глаз урода;
И, даже, яркие цветы
Под кляксой грязи — не чисты.
Ведь им раскрыться на кладбище,
Где у гробов прогнило днище
И даже гениальный нерв
Сглодал могил бесстрастный червь.
Сегодня — скверная погода
Уйти б скорей под черносводы!..
Давай мертвецкой архалук,
Скорейшая из всех прислуг.
И, где луны остродвурогой
Грядут разбрызгать перламутр
Изгибах Золотого Рога
Волнокеанских толпы судр,
Не устьем, а зимы истоком
Затерт полярно ненароком
Южанин карт — Владивосток…
Бери скорей тепло в кавычки!
Сибмразснегозимы привычки
Позорят твой юго-восток!..
Op. 28.
Живет таясь скалах кобольд,
У брега плещется Нерея;
Твой взголубевший взлет, Аскольд,
Мы покидаем не жалея.
Придется ли тебя узреть
Земными смертными очами
Поверх зыбей зелено-сеть
На страже срывными скалами?..
Но очерк милого Аскольда
Туманно пенного, звеня
Несем морскую свежесть дня…
С Россией нас соединяет
Последний взгляд ее Герольда
Последний дым ее огня!!
30 IX. 1920 г.
Чикузен-Мару
Из раздела «Aurum Potabile[33]. Гюнэ и Гюнайкос»*
О диком времени о прошлом о забытом
Нам говорят названия оружья
Что так бывало раньше кровью сыто
В руках сказавшего: «отныне муж я»!
Гербы нагрудников, морьонов, протазанов.
Саксонского курфюрста монограммы
Под рукавиц (без рук) шелом (без глав) охраной
Выводят мрачные трагические гаммы.
Меч палача, рубивший злобно главы
Меч правосудия семнадцатого века
Когда не часто добрые бывали правы
И не за злое зло терпя, гулял калека.
Траншейный шлем! рапиры марки Хорна
Фитильных ружей скопы, толпы арбалетов
Вооруженье пушкарей проворных,
Теперь не знаемых, не ведомых атлетов,
Охоты круглый рог, старинной зелень бонзы
Рогатины, кошницы стрел — колчаны,
Чего попы не знали, знахари и бонзы
Те что лечить умели след их — раны.
Кинжалы, кортики пороховницы шпаги
Войны Тридцатилетней — время Валленштейна
Не нам чета воинственной отваги,
Что долго так умела быть затейной.
Три крепостных щита, широкие павесты
И тут же — маленький карманный пистолет
С изящнейшей резьбы слоновой кости ручкой
Роскошный женский бюст и пара белых крыл…
Вот вам прямой эпохи той ответ:
Душистая роса из хмурящейся тучки,
То сердце — рыцарь что щетиня бровь сокрыл.
(Из Мореаса)
Бредем, вдоль изгороди парка
Большой медведицы склоненья час
И ты несешь мне этом подчинись
Средь лент волос цветок названьем Асфодель
Мы встретимся глазами час
Медведицы склонения полночной
Моих зрачках живут тона
Цветка названьем Асфодель.
Твои глаза глядят мои, мои
Ты трепетом мистическим полна
Ты — мифа древняя скала
Которой прикоснулась Асфодель.
Моя душа, в мечтах о лбе твоем, спокойная сестра,
Где осень бродит красками пестра,
В твой взгляд — приют чудесный
Восходит, верная; так на куртине тесной
Фонтан, где дышат аметисты,
В октябрьский небосклон стремится чистый.
Он отражен в бассейнах, бесконечный
Своей тоской, и ветер скоротечный
Проносит листья, отеледясь чертой,
Под солнца желтый луч, забытый высотой.
Ты не видел Аполлона?
На главе его из лавра
Сотрясается корона
Звуках флейты своенравных.
Уцелеть ты хочешь рдяно
От ударов сине молний?
— Облачись живым тюрбаном
— Дафны ветвью своевольной.
А чтоб негой сонноночи
Не увидеть Минотавра
Или мавра — лжи короче, —
Не забудь под изголовье
Сунуть пару листьев лавра,
Снов грядущих прочь злословье.
«Косматый полый ивы ствол…»
Косматый полый ивы ствол
Объяла полая вода
О милый малый слабый пол
Ведь ваши слезы не вода…
Напрасно бросят рыбаки
Все знанье сумерки реки
Их золотые невода
Для ига тяжкого легки
И полость полоскать придут
Двуполой подлости редут
Ведь слезы девы не вода
Страстей земные пауки.
1921. VI.
Токио — улица
«Купальщица лежала под откосом…»
Купальщица лежала под откосом
На розовый песок метнув фарфорбока
И мучился румянящим вопросом
Вспаленно юноша кустах засев пока!
Невинно скромное стыдливое созданье
Пред ним горячий кубок солнца пьет
И жадную волну приводит содроганье
Предчувствие объять девический живот?
Или жестокая и страстная вампира,
Которой уст всегда крови разрез
Силенов ждущая для длительного пира
Победно-жарких неусыпных чресл??
Томился юноша волнующим вопросом
Который днесь не разрешить и нам
Купальщица меж тем свои свивала косы
Их прикрепив откосам и цветам.
Утонченной квартире городской
Жантильная и хрупкая хозяйка
Измят изящества монденистый покой
Смутился метрдотель под стол забилась лайка.
Виновница ж всего истерно сжав платок
Вотще беспомощно флакон взыскует соли…
Безумия точки иль молний сразуток
Бунт пищеты — жильца всегдаподполий?
Или пожар пузатый произвол
Разлил свой дикий свет и искр полетгорящий
А если все не так… почтоже гнется пол
И зеркало свой белый глаз таращит?
— По лестнице…
— Сюда?…
— Слоны идут…
— Толпой влюбленные слоны!..
— К вам барыня с визитом
Прикажете принять?
Вам не решить самой —
Принять их или нет часу для всех открытом
1915 г. Москва
Красивозадая Венера
Ему служившая моделью
К изображению потерь
Бело нанесенных метелью
Чтобы снести хрустально иго
Зимопрокатного мороза
Сама Венера Каллипига
Костра у ножек держит розу.
Ей помогают два амура
Раздуть земные пламена
И сам Борей надувшись хмуро
Глядящий тел сих группу на.