В антологию, подготовленную известным востоковедом и переводчиком японской поэзии Александром Долиным, вошли классические произведения знаменитых поэтов VII–XVI вв.: Какиномото Хитомаро, Ямабэ Акахито, Аривара Нарихира, Сугавара Митидзанэ, Оно-но Комати, Ки-но Цураюки, Сосэй, Хэндзё, Фудзивара-но Тэйка, Сайгё, Догэна и др., составляющие золотой фонд японской и мировой литературы. В сборник включены песни вака (танка и тёка), образцы лирической и дидактической поэзии канси и «нанизанных строф» рэнга, а также дзэнской поэзии, в которой тонкость артистического мироощущения сочетается с философской глубиной непрестанного самопознания. Книга воссоздает историческую панораму поэзии японского Средневековья во всем ее жанрово-стилистическом разнообразии и знакомит читателя со многими именами, ранее неизвестными в нашей стране. Издание снабжено вступительной статьей и примечаниями. В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
class="v">достославной жизни продленье!
Распростерлись вокруг
роскошные, пышные ветви,
мой приют осенив.
Как и жизнь моя, вешние вишни
ныне в самой поре цветенья…
«В благоденствии дивном…»
Дайнагон Коноэ императору Го-Фукакуса
В благоденствии дивном
да продлится твой век, государь!
Возносись же над нами,
как сосна молодая, чьи ветви
осеняют гору Фусими.
Ответ («Над Фусими-горой…»)
Над Фусими-горой
вековые могучие сосны —
с незапамятных лет
государева древа ветви
осеняют страну Ямато…
К Нидзё («Если клятвы любви…»)
Если клятвы любви
будут в сердце твоем неизменны,
эти платья надев,
успокойся и в час полночный
без меня почивай на ложе…
К Нидзё («За долгие годы…»)
За долгие годы
мне, право, ты стала близка.
Пускай в изголовье
рукава твои не лежали —
не забыть мне их аромата!
Вот и колокол бьет,
возвещая преддверье рассвета.
Остается лишь скорбь
от печальных снов этой ночи,
проведенной в слезах и пенях…
По прошествии лет
на тяготы бренного мира
я иначе взгляну —
ведь недаром до́роги сердцу
все печали, все горести жизни…
О, когда бы и мне
был в Ёсино, в пу́стыни горной,
уготован приют,
чтобы в нем отдыхать порою
от забот и горестей мира!..
Ты спроси, отчего
снова влажен рукав мой, кукушка!
С омраченной душой
я смотрю в рассветное небо
и слезу за слезой роняю…
Ах, когда бы и впредь
на парчу рукавов златотканых,
что намокли от слез,
как теперь, поутру нисходило
предрассветной луны сиянье!..
Если б знать я могла,
что в загробной реке Трех Порогов
снова встречу его, —
без раздумья бушующим волнам
предалась бы, гонима любовью!
Бою колоколов
всякий раз я рыданьями вторю
и не знаю, зачем
до сих пор еще обретаюсь
в этом суетном бренном мире…
Вишня в горном краю!
Ты цветешь, недоступная взорам,
ото всех вдалеке, —
но прошу, хоть немного помедли,
дай красою твоей насладиться!
Горных вишен цветы!
Вы, точно суровые стражи,
сердце приворожив,
столько путников задержали
на Заставе Встреч – Аусака…
Дым над Фудзи-горой,
прославившей землю Суруга,
вьется ночью и днем
оттого, что огнем любовным
неустанно пылают недра!..
Вспоминаю, как встарь
любовалась луной затененной
из пределов дворца, —
а теперь запомню навеки
эту ночь в печальном сиянье!..
Алой сливы цветы,
в закатных лучах пламенея,
ароматы струят.
Долу клонятся ветви ивы.
Дождь накрапывает весенний…
Первый утренний луч,
просочившись сквозь лиственный полог,
затерялся в тени —
как прохладны и безмятежны
эти недра бамбуковой рощи!..
Созерцая луну,
он решил поступиться ночлегом
и бредет по тропе,
что ведет его в день грядущий, —
одинокий полночный странник…
Из подборки в пятьдесят песен на тему «Потайная любовь»
Он боится сказать,
и я не решаюсь, робею,
в дом к себе не зову —
так, увы, и проходит втуне
ночь, которую ждали мы оба…
