— У меня всегда кто-то есть, — очень холодно бросила она, — у тебя все?
— Служба информации и безопасности, это как КГБ, Наталья. Слушай, я знаю, что у тебя кто-то есть.
— Ты что, — брезгливо спросила она, — меня подслушивал?
— Нет! — быстро соврал он. — Вас с этим парнем увидели мои знакомые. Наталья…
— У тебя все?
— Нет, послушай, еще…
Поняв, что говорит в трубку, откуда идут гудки, Танасе разогнул дрожащие ноги, и выпрямился. Надо взять себя в руки, подумал он. Надо отнестись ко всему с юмором. В самом деле, на что он рассчитывал? Горько усмехнувшись, Константин вытер вспотевший лоб, и выпил валерьянки. Надо было успокоиться: Через час Танасе должен был присутствовать на заседании парламентской комиссии Молдавии по борьбе с терроризмом.
…Матушка Мария устроилась с вареной кукурузой под стеной высокого здания с тонированными стеклами. Что это президентский дворец, а белое здание напротив — парламент, старушка не знала. На базар ей попасть не удалось: его закрыли на два дня, чтобы почистить.
— Кукуруза, кукуруза! — задорно выкрикивала Мария, лукаво подмигивая прохожим.
Колени, отсиженные разгневанным студентом, немного болели, но старушка не расстраивалась. За оставшийся час пути она так разжалобила парня, что тот даже помог ей тащить сумки на базар, а когда оказалось, что там закрыто, привел сюда.
— Это самое бойкое место, — подмигнул ей студент, — ну, бывайте!
В благодарность старушка, быстро осмотревшись по сторонам, дала студенту кусок брынзы, который прятала за поясом. Как парень не отнекивался, брынзу пришлось взять.
— Бери, бери, сынок, — уговаривала Мария, — где ты такой еще поешь?
Студент почему-то смеялся, и, взяв брынзу, обещал непременно заехать в Старые Плоешты к бабушке Марии.
— Кукуруза, кукуруза! — надрывалась Мария, приветственно помахивая прохожим.
Многие были настолько удивлены, что покупали товар матушки. Кукуруза и в самом деле была хороша: сваренная в подсоленной воде, да еще и присыпанная серой, крупной солью. Початки приветливо, как матушка Мария, глядели на прохожих ноздреватыми зернами, и, казалось, просили: купи нас, купи, купи. Из ведра, которое в дороге Мария укутала ватным одеялом, до сих пор шел пар. Жалко, семечек не прихватила, подумала Мария, и сплюнула на асфальт. Она была очень чистоплотной женщиной, и никогда бы себе этого не позволила, но идти до урны было метров тридцать, и Мария боялась, что попросту не успеет схватить за руку вора. А что вор, как только она отойдет от кукурузы, появится, Мария не сомневалась. Многие городские, знала она, рады на дармовщинку рот раскрыть. Поэтому зевать не стоило. И, живое воплощение пасторальных прелестей, Мария восседала на тротуаре под самым президентским дворцом, в центре асфальтовых джунглей.
— Что это у тебя? — брезгливо подвинул ведро носком дорогого ботинка плотный мужчина в хорошем костюме.
— Кукуруза! — гаркнула в ответ Мария. — Бери, сынок, свеженькая.
— Кукуруза, — с отвращением повторил Константин Танасе.
— Смотри, сынок, — залезла в ведро руками Мария, — какая знатная у меня кукуруза. И дешево отдаю! Гляди, початки какие толстые!
— Толстые, — гадливо сплюнул Танасе, — толстые… Кукуруза…
— Да ты не смотри, — быстро вытерла Мария о платье руки, тем самым, испачкав их еще больше, — у меня все чистое. Можно даже сказать, стерильное,
— А ты знаешь, — зловещим шепотом начал Константин, — где ты сидишь, старая дура? Знаешь, кто я? Да будь у тебя сто разрешений на торговлю, ни одного из которых у тебя нет, ты бы здесь, если бы эти олухи из охраны не спали, и секунды не простояла!!!
— Ой, ничего не знаю, — затараторила старушка, — ничего не видела, слепая я совсем стала, да и не продаю тут ничего, так, людям вот в радость, думаю, если кукурузы привезу, да прохожим раздам на помин души, дед ведь у меня скончался; да и слышу я тебя плохо, сынок, совсем с ушами у меня плохо стало, ну, что стал, как вкопанный, бери давай, ох, грехи мои тяжкие…
Минут пять спустя Танасе с удивлением понял, что старушка, видимо, приняв его за вымогателя, сунула ему в нагрудный карман грязную купюру в двадцать леев, и подталкивает уйти. Еще минуты две ушло у директора СИБ на то, чтобы справиться с подергивающимся левым веком.
— Ты, старуха, — прошипел он, возвращаясь, — даже не представляешь, от чего тебя спасла твоя тупость. Марш отсюда!!! Немедленно!!!
Матушка Мария горестно, — для виду, потому что почти вся кукуруза была продана, — всплеснула руками. Печально покачала головой, и, нарочито по-старушечьи (как это ей, и так старухе, удавалось, Константин понять не мог) семеня, подхватила ведро. Константин зло наблюдал за старушкой, чувствуя спиной смеющиеся взгляды охранников дворца. Внезапно крышка с ведра слетела, и на асфальт упали четыре оставшихся початка. Танасе едва не вырвало: вряд ли я смогу когда-нибудь есть кукурузу, дико жалея себя, подумал он, вряд ли… Старушка не спеша собрала кукурузу, и лукаво обернулась, думая, что Константин ушел, и на место торговли можно будет вернуться.
Внезапно из дворца, в сопровождении охраны и пресс-службы, вышел президент. Танасе побледнел, и решил уйти в отставку прямо сейчас. Пользуясь прекрасным случаем отметиться перед фотографами, президент, недавно прошедший курсы маркетинга в Штатах (вызов оформляла «Кока-кола») подошел к старушке, весело улыбнулся, и просил:
— Почем кукуруза, бабушка?
— Дешево отдаю, сынок, — ответила старушка, и заломила цену втрое больше против прежней, потихоньку отирая початок. — Бери, вкусная!
— А отчего бы и нет?! — широко улыбнулся президент, и потянулся за початком.
Простодушная старушка, не видя денег, прикрыла кукурузу корпусом. Наверняка матушка Мария никогда не играла в регби, но блок защиты получался у нее просто великолепно, печально отметил про себя Танасе.
— Ах, да! — воскликнул, все так же улыбаясь, президент, и коротко кивнул одному из сопровождающих. — Заплатите ей. Забыл, как всегда, кошелек дома.
Начальник пресс-службы, часто страдавший от забывчивости шефа, со смиренной физиономией вытащил из кармана купюру. Та была новенькая и хрустящая. Это была столеевая купюра.
— Ишь, хрустит! Так моя кукуруза у тебя на зубах будет хрустеть, сынок, — сказала старушка, взяв деньги, но присмотрелась, и осуждающе покачала головой, — Сынок, они ненастоящие.
— Самые, что ни на есть, настоящие, — улыбался президент, — просто ты, матушка, таких денег еще не видала. Новая купюра это, столеевая. Месяц назад в оборот выпустили.
Все это время президент выплясывал рядом со старушкой, становясь к ней то в анфас, то в профиль. Фотокамеры щелкали безостановочно. Пару раз президент подходил к матушке Марии совсем близко, и даже клал ей руку на плечо. В такие моменты свет фотокамер не угасал вообще. Танасе казалось, что он видит дурной сон.
— Вот кто их в оборот пустил, пущай их и ест, — поджала губы старушка, заподозрившая, что ее окружила банда аферистов в пиджаках, — а мне дай нормальных, человеческих денег!
Президент оглянулся, смеясь. Танасе подошел, и аккуратно тронул его за локоть.
— Ваше высокопревосходительство, — сказал он тихо, — возьмите купюру поменьше.
— Спасибо, Танасе, — ощерясь, и не смыкая губ, ответил президент, — а вы тихо подходите.
— Такая служба, господин президент. По возможности стараемся не шуметь.
Президент одобрительно улыбнулся, и протянул матушке Марии двадцать леев. Та с немой ненавистью глядела на Танасе. Это была ее двадцатилеевая купюра, которой она пыталась подкупить этого странного человека, и которую забыла забрать у него, когда он не разрешил ей остаться здесь торговать.
Президент взял у замершей старушки ведро, вынул оттуда оставшиеся початки, еще раз обнял старуху (фотографы вновь принялись за дело), и обнажил в улыбке зубы мудрости. Матушка Мария от горя даже не могла говорить.
— Вот он, наш народ, бесхитростный, добрый, человечный! — говорил президент в диктофоны журналистам.
Глава государства одновременно кусал кукурузу, выглядел счастливо, обнимал старушку, и давал комментарий прессе. Получалось у него хорошо. Танасе со вздохом решил, что пора ему тоже ехать в Штаты, практиковаться в маркетинге. Константин услышал восхищенный шепот одного из журналистов:
— А ведь всего-то и требовалось, чтобы из него получился хороший политик — поставить на три недели в придорожную закусочную за прилавком в каком-то Коннектикуте. Вы только поглядите, что с ним эта летняя практика сделала!
Это уже никуда не годилось: разглашать, какие именно курсы проходил в Штатах президент. Танасе сердито оглянулся, и шикнул на окружающих. Разговоры моментально утихли. Вновь повернувшись к президенту со старушкой, Константин окаменел.
