Она под небом Крыма,
Где даль ясна, где мысль вольна —
Моим стихом хранима,
С морской волной дружна.
Волна бежит от Крита
Через Босфор до Крымских гор —
И блеском нереида
Спешит насытить взор.
И я бы мог на юге
Не знать забот у древних вод,
Но ласточка разлуки
Гнездо над нею вьёт.
23.08.80
Зое Эзрохи
1
Ты, Аматузия нежная,
дар сей прими благосклонно:
Новая жрица твоя,
кинув кружок Аонид,
Тебе творит возлиянье,
но дружбы с Игеей не водит,
Бахус также ей чужд —
тем драгоценнее дар.
2
Увы, Игея в наш век
в большей чести, чем Киприда!
Правило это старо:
тот в чести, кто суров,
Но и Прекрасная прав
над нами своих не теряет —
Чувствую: взыщется мне
этот кощунственный стих.
28-29.08.80
1. ЕЕ ПОРТРЕТЫ
Вот фотографии. Осталось их немного:
Одни я выбросил, другие потерял.
Ты хороша на них: живым дыханьем бога,
Нектаром юности проникнут матерьял.
Десятилетие, как листья облетели...
Я дверь в котельную закрою на крючок —
И стих ямбический слоняется без цели,
И заливается под нарами сверчок.
Как в пору ту мы все блаженны, даровиты!
Лишь нет еще судьбы: она шумит в листве.
Поди скажи в наш век: волшебные ланиты.
А всё-таки скажу, останусь в меньшинстве.
Канова их ваял, расписывал Понтормо,
Но дорианов бес не дремлет на посту:
Я прикасаюсь к ним — и оживает форма,
И милые черты стареют на лету.
20-21.11.80, котельная ЦНИДИ
2
Ты права: я добился немалого!
Оглянись, посмотри на меня —
И найдешь неудачника вялого,
Потерявшего гриву коня.
Опустившегося, бесконтрольную
Жизнь ведущего, день ото дня
Больше, вечности давшего вольную, —
Оглянись! Ты увидишь меня,
Все иллюзии похоронившего,
Распростертого во временах,
В кочегарке, за бойлером, нищего,
В провонявших мазутом штанах...
— Это он ли, — ты спросишь с сомнением, —
Там, на юге, где плещет волна,
Давней юности милым видением
Был, обрывком чудесного сна?
Не подумай, я вовсе не сетую
И себя не жалею ничуть:
Не грущу — и тебе не советую.
Я от скуки насмешкой лечусь.
Скучно Мойрам. Старух не мешало бы
Для острастки слегка подразнить —
И, глядишь, от насмешливой жалобы
Веселее потянется нить.
20-21.11.80, котельная ЦНИДИ
3
Камена пришла и ушла.
Вы рядом Киприду найдете,
Но что мне за дело? Была
Шарманка недолго в работе.
Камена пришла и ушла,
Растаяла, как наважденье,
И времени препровожденье
За труд недоумку зачла.
Я звуков сцепленья люблю
И нежные смыслов смещенья,
И если с другою шалю,
То это моё упущенье.
20-21.11.80, котельная ЦНИДИ
Корковое вещество,
Звезды осенние, жальте!
Нет впереди ничего —
Трещина в мягком асфальте.
Трещина, ссадина, боль,
Стыд... Над асфальтовым полем
Кто-то мне шепчет пароль:
Легче играй, мирандолем.
Долго ли в доме пустом
Вытянешь? Долго ли душу
Здесь, над Литейным мостом,
Вывернуть в слякоть и стужу?
Овеществленный каприз
Звездной расхлябанной жижи
Долго ли вытолкнуть из
Экологической ниши?
Коконы дальних миров,
Вязь шелкопрядов вселенной
Входят под нищий мой кров
Трещиной смысла нетленной.
Ожесточась в пропастях,
Взвившись до символа злого,
Душу изводит пустяк —
Зверь, пожирающий слово.
2.12.79, 1989
* * *
Как шумный ливень, необуздан гений,
Не мыслит он, но твердь животворит.
Он не союзник умудренной лени —
И нас торопят окна затворить.
С остолбененьем наша мудрость схожа.
Надежен ствол ее, да корень сух.
Рефлексии пожизненная ноша
Надкушенный отягощает дух.
Меж тем как он, не вглядываясь в средства,
Вычерпывает суть свою до дна,
Коллекциями сумрачного детства
Твоя наперсница поглощена.
И, ей подобна, в боль свою вникая,
По эту сторону добра и зла,
Исхлёстанная веточка нагая
Качается, касается стекла.
26.11.79
* * *
Дискретен мир: в нём счастье — форма,
И панацея смысла — знак,
И наша птица ищет корма
В блаженных сгустках, в именах.
Она вспорхнёт — и мы под сенью,
И гений сам в себе счастлив,
И с ним — симво́л уединенья,
Египетский иерогли́ф.
Рассыпано в стенах Уфиций
Ее жемчужное зерно.
Но что обведено границей,
То совершенства лишено.
И — мимолётно счастье птичье.
В ее гнезде — не счесть потерь.
Твердил я в детстве: — Беатриче... —
Мой Данте, где твой друг теперь?
В своей поверхностной работе
Любовь шедевры создала —
Но кистью не удержишь плоти,
Резцом — сердечного тепла.
И как ни благостно касанье,
И что нам форма ни сулит,
За ними — осень, угасанье,
Да стук колёс, да степь пылит...
Нерасчленённого объёма,
Бездонных, вечных пропастей
Создатель — Бог: везде он дома.
Поверхность создал — Асмодей.
Над артистическою паствой
Сей верховодит на земле,
И клятва разделяй и властвуй
Горит на творческом челе.
6.10.80, 1989
Зачем так настойчиво гонят,
Так немилосердно теснят?
И лучший слезы не уронит,
Над болью твой не застонет, —
А тут Евридику хоронят,
Психею спровадили в ад.
Смешаться бы с пылью дорожной,
Откинуть, отринуть, забыть...
В субстанции этой подножной —
Единственный пафос надежный,
Единственный способ возможный
Япетовых внуков любить.
7.10.80
Мы — гордость, с бедностью совместна.
Державин
Когда я был молод, меня нищета привлекала.
Казалось, для мысли она и для гордости место даёт.
Италия с ней уживалась: большое лекало
В оправе тирренских и адриатических вод.
Предчувствие славы служило ей выгодным фоном —
И Муза беспечно авансы ее приняла.
Мне виделся храм с ионическим нежным фронтоном,
Тропинка над кручей — и вечность игрушкой была.
Тебя, приобщения пафос, я помню... Какие
Картины являлись на твой вдохновенный призыв!
Как сладостно вымолвить было: Чивитта-Векки'я,
Пропеть, ударенье сместив, перевод позабыв.
Миланский мальпост (виновата французская проза)
Таинственным образом мысли моей угождал,
И рядом с чеканкой имён — Ватикан, Бельджойозо —
Подделкой и пошлостью выглядел звонкий металл.
Был беден Стендаль, и хотелось свободным, влюблённым
Остаться (влюблённым — слегка, а свободным — вполне)...
Но Герцен уже прокатил со своим миллионом
По Корсо — и дальше, в Неаполь, и кланялся мне.
Когда я был молод, я бедность любил понаслышке,
Не знал про особенный, русский ее вариант, —
Но бог справедлив, и судьба улыбнулась мальчишке,
Патент неудачника выправив мне, как талант.
4.04.80
В саду ли, где мрамор щербатый грустит,
Где Полдень с лицом Каракаллы стоит,
Сжимая короткие стрелы, —
Надежду счастливую вновь обрету?
Три нежных сивиллы со мною в саду,
А в будущем — те же пробелы.
Иду, и гербовые листья летят —
Кленовые, будто напомнить хотят
О заокеанском соседе:
Я вижу судьбы его гибельный срез,
Прощальный визит, атлантический рейс,
И сердце в привычные сети
Летит — не ему ли шепчу: прекрати...
Но шепот другой различаю в груди:
— Прощай же! до нового рейса,
До близкой, до нашей далёкой весны...
Готовят нам ящики — мы спасены... —
Мой лист атлантический, взвейся!
21.10.74 — 1980
В ущелье города глядит твоё окно:
