Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

В диком лесу на валун вековой
Сел, отмахнув пелену снеговую.
Полнится лес стокапельной молвой,
Из снегу дея весну огневую.

Падают пышные хлопья с ветвей,
Лезет на свет молодой можжевельник.
Всяких людских зачинатель затей,
В диком лесу я сижу, как бездельник.

Какие-то песни в душе отзвучали,
И с чем-то проститься настала пора,
Как будто окончилась в жизни игра,
И слышится шелест вечерней печали.

Она незнакома, закутана в облак,
Но крылья ее — как у вешней зари.
Я тихо ей молвил: «Иди, говори!
Прекрасен и странен твой вкрадчивый облик».

Должно быть, жизнь переломилась,
И полпути уж пройдено,
Ведь то, что было, с тем, что снилось,
Соединилося в одно.

Но словно отблеск предрассветный
На вешних маковках ракит,
Какой-то свет, едва заметный,
На жизни будущей лежит.

Счастливый смех над лунною водою…
Благословенны слитые уста!
Прекрасны вы, неведомые двое,
Земная нерушима красота.

В мученьях духа, с песней одинокой,
Я мимо прохожу и, слыша счастья смех,
Молюсь земле, ее луне высокой,
Молюсь, как в детстве, — всем о счастье всех.

Я быть жестоким не умею,
Но с тем, кто ласков, смерть дружит.
Вот жизнь моя меня кружит,
И вьюсь я, вьюсь, подобно змею.

И уж забыл я, что улыбка
И что жестокость на земле,
И не страшит меня ошибка,
Взлетая к свету, сгинуть в мгле.

Вечерних рек надменное молчанье
И напряженный лик седой луны
Сулят мне скорое с земли изгнанье,
Мгновенности иной чужие сны.

Но с матерью несносно разлучаться
В тревожный час раздумья в полпути.
Я буду вещей тьме сопротивляться,
Я буду дальше по земле идти.

Знамена взвеяли, и в бой,
Сыны несчастий, мы помчались.
Сражались мы, но с кем сражались —
С врагом людским или судьбой?

Одолеваем мы врага,
Хоть будь он многоглавым змеем.
Но пред судьбой своей немеем,
Как наши мертвые снега.

В душную улицу липовым цветом
Сладко повеяло. Нищий мой друг!
Есть ведь деревья, цветущие где-то,
Девы и дети, покой и досуг.

Ты ль не измучен? Но трудную долю
Разве не сам, как хозяин, ты взял?
Молча великий творит свою волю,
Стонет лишь тот, кто ничтожен иль мал.

Торжественная пляска будней,
Пустынных дней позорный ряд
Безумных женщин безрассудней
Мне о прекрасном говорят.

И в каждом жесте, в каждой маске
Убитых пошлостью людей
Читаю призрачные сказки
О красоте грядущих дней.

Мне опять захотелось губить,
Алый девичий цвет приминать,
К хмелю новому впьянь приникать,
В тихом воздухе вихри испить,

Тишину к небесам на поля
Отогнать от земли навсегда:
Пусть мерцает любая звезда,
Но земля не звезда, а земляк

Меланхолия зимнего дня —
Белоснежных пушинок слетанье —
Овевает чудесно меня,
Как больного в бреду умиранье.

Ни забот, ни тоски, ни кручин.
Только ласки звенящих снежинок
И чуть слышная мысль: ты один,
Ты окончил с собой поединок.

В томленье вешнем уста с устами,
И тело с телом, и с духом дух.
И двуединый сливает слух
Клик колокольный под куполами,

Звон ледоломный под берегами,
Плач возвращенья счастливых птиц…
Нет, кто не двое, поникни ниц,
Моли праматерь, пои слезами!

Я прожил несколько тяжелых жизней,
На дыбе я, наверно, умирал,
В костре на вражеской победной тризне,
Привязан к дереву, живой сгорал.

Но всех былых мучений нестерпимей,
Поверь, я муку ощущаю ту,
Когда с глазами детскими своими
Ты от меня уходишь в темноту.

Ты начернила брови милые
И губы ярко подвела,
И в этой маске, темной силою
Вся опахнувшись, ожила.

И я влюблен любовью новою,
Не благодарной и простой,
А беспощадной и суровою,
В твой облик, страшный и чужой.

Словно к небу, ночному, безвестному,
На тебя поднимаю глаза.
На земле ты не веришь чудесному,
Но в раю ты страшна, как слеза.

Непонятное разуму нравится,
И в молитвах есть яд забытья.
Я молюсь на тебя. Да исправится
Роковая молитва моя.

Непостижима ты, и все непостижимо,
Когда тобою, темной, проникаюсь я.
И кажется тогда: все тайны бытия
Скрываются в одной тебе, моей любимой.

Без жалости я детское оставил знанье.
Без страха ухожу в твою ночную даль.
И терпкая, как запах трав степных, печаль,
И жадное, как поцелуй, со мной страданье.

Как волны моря у скалы,
Зелено-черные у белой.
Гремят с тоскою озверелой, —
Так темной ярости валы

У красоты твоей холодной,
Взлетая, гибнут без числа.
И все густеет в недрах мгла,
Как в тьме беззвездья первородной.

Я обречен твоей спокойной,
Как мрамор Греции, красе,
И все, кто жаждут жаждой знойной,
Не для меня, родная, все.

Я не тоскую, не врываюсь
В твои снега с своим огнем,
Я лишь устами прикасаюсь
К земле, где ты прошла в мой дом.

Над морем лежу, на скале распростертый.
Луна поднялась, пол-лица утаив.
Волшебно, как Лядов, ночные аккорды
Струит мне серебряный лунный прилив.

И я вспоминаю весенние ночи.
И музыки сладостной мощный прибой,
И Нимфы влюбленной косящие очи,
И в окнах рассвет, как волна, голубой.