Если бы…
Падают листья… багряные, жёлтые,
тихо шуршат.
Вдруг опустилась на ветви на голые
чья-то душа.
…Это зелёный лист, ветрами сорванный,
вдаль улетал.
Затосковал над чужими просторами,
затрепетал:
– Где моя родина, ветры жестокие? —
Я потерял.
Там все деревья – родные, высокие!
Ждут там меня!
…Не долетел, и напрасно уверен был.
Высох, упал.
Всё ж отыскала душа своё дерево —
если б он знал…
«В этом мире звуков потеряться можно…»
В этом мире звуков потеряться можно.
Из одних вопросов соткан белый свет.
Но за всем за этим, как клинок из ножен,
тонкий луч Надежды вытащит рассвет.
Между тем спокойно, не всегда наивно,
не сказать – удачно, часто – недолёт —
мы берём от жизни меньше половины
и гораздо меньше, чем судьба даёт.
Как источник блага, верная причина,
нами мудро вертит, мы чего-то ждём —
как забытый ржавый ножик перочинный,
как костёр, залитый проливным дождём.
Но осмыслить надо, и – чем недоступней,
тем притянет крепче лишней запятой…
Соверши, живущий, соверши поступок,
и отметят звёзды… подвиг непростой.
«Живу надеждой иногда увидеть…»
Живу надеждой иногда увидеть
твой силуэт среди полей, лесов…
среди дельфинов, благородных мидий,
среди улыбок и больших усов.
Но до сих пор я ничего не знаю —
ты человек, судьба или провал?…
Во всяком случае, не твердь земная —
все связи растерял или порвал.
Ты эхо звёздного, увы, молчанья
(конечно, не… проделок Сатаны),
привет колец Сатурна обручальных,
мираж в песках загадочной Луны.
Ты яркий луч или каприз рассвета,
случайно затерявшийся во ржи,
…волнующий внезапно запах лета,
которым никогда… не дорожил.
Я уже далеко…
улыбается вечность,
продолжается жизнь —
незаметно, легко.
Зажигайте
ещё не остывшие свечи —
по осколкам души
я иду босиком!..
Встретить клин журавлей
в синеве раскалённой,
улыбнуться реке
серебристой, живой,
помечтать на траве
изумрудно-зелёной,
на мгновенье услышать
далёкий прибой.
…Как всегда высоко
или хлопотно низко
настоящее бродит —
не вижу его…
Оглушить бы всех свистом,
разбойничьим свистом!
Заколдованный мир —
нет уже… никого.
…Я мало слушал, много ел, ночами спорил
И никого, даже себя, при разговоре
терпеть не мог и не могу. Такой по жизни
хомут несу, в глаза гляжу, почти не лишний.
Не обязательно смолчу – уже понятно,
бывает даже, что крадусь я… на попятный.
Я для истории понятен, жаль – не принят,
такой пустяк я заменяю сладкой дыней.
А за прохладою костёр, река в тумане
и кто-то песню распевает в сарафане…
И я, стремглав, в который раз
(зачем мне это?)
ловлю лучи, жемчужный отблеск для поэта.
…Привет, трава и стрекоза в тумане синем!
Здесь то, что, кажется ещё, зовут Россией…
Белле Ахмадулиной посвящается
Средь суеты с бидонами
глаза в тоске, печали —
озёрами бездонными…
О чём они кричали?…
Узнал её по трепету,
по стрелам из колчана.
В ответ моему лепету —
наверное… молчала…
Но взвинчен тишины ручей —
уже готова к взрыву!
«Не смела укротить зверей»,
и путь один – к обрыву!..
Хлестнула яростная дрожь,
вбивая в кожу звуки,
и дождь, осатанелый дождь
выкручивает руки!
И строки полетели ввысь,
что не бывает выше!
Какая в том была корысть?
– Хочу себя услышать…
…Молчит «сосед по этажу»,
«надменный», незнакомый.
– Вы передайте – не дрожу,
давно меня нет дома…
«Свет ты мой ясный в окошке…»
Свет ты мой ясный в окошке…
Милого ждёт не дождётся.
Ждёт не всерьёз – понарошку…
тонкая ниточка рвётся.
Помнит всё, милая, помнит…
чем только всё отзовётся.
Хоть и забыть нелегко мне —
тонкая ниточка рвётся.
Там далеко – те же грозы,
лист позабытый романа…
Прошлого… жёлтые розы
тихо плывут за туманом…
Почему ты за мной побежала,
чем смутил мой суровый отказ?…
Ты стояла в вагоне… без жала,
без ехидства – всего только раз.
И в глазах твоих плыли туманы,
неожиданно кротки… шаги.
Полчаса (полсудьбы) – без обмана,
без любви… не друзья, не враги.
Я запомнил все эти мгновенья
и забыть их уже не смогу.
Что в них было – минута забвенья
или нежности миг на бегу?…
Я надеюсь – судьба мне поможет,
уповаю на время и жду.
А в руках не натянуты вожжи…
против ветра… по тонкому льду.
«Есть ли у города прошлое?…»
Есть ли у города прошлое?
В памяти звёзд и людей,
в радуге светлых дождей,
горечи сладкой непрошеной.
Город у каждого свой —
детства, пронзительной юности,
и в отцветающей зрелости —
кажется – вечно живой…
…А на холмах, серебристые,
прошлого тени стоят,
их невесомый наряд
гладят лучи золотистые…
Город у каждого свой —
в вечном пространстве и времени,
испепеляющем пламени…
и с прошлогодней листвой.
Затупятся сабли в ножнах…
Чернее не будет мрака,
светлее не будет света.
А мне бы уехать в Краков —
догнать белизну рассвета.
Отбросить тоску заката.
Поверить, что всё возможно,
что в звуках всего стаккато
затупятся сабли в ножнах.
И люди поймут друг друга,
а небо вздохнёт протяжно.
Исчезнут обиды, ругань,
что, может, не слишком важно.
Не слишком тревожно, может,
что песни звучат пустые…
Могли бы пронять до дрожи…
слова – чересчур простые.
Дела, не поймёшь какие…
И мелкие все настолько,
что лучше уехать в Киев —
помочь, или свистнуть только.
Люблю собак бездомных.
…Их мудрые глаза,
в которых свет фантомный
уходит в небеса.
Посмотрят, и невольно
уступишь в чём-то им.
Уходишь, недовольный,
… чужим или своим.
Они всегда в засаде —
лежат или бегут.
Свирепые – в блокаде —
жесток их скорый суд!
…Запомнят скомороха,
хвостом махнут слегка…
И если станет плохо,
придут издалека!
Увидишь свет фантомный,
умоешься слезой…
И станешь ты… бездомный,
безгрешный и святой.
…Губная гармошка,
помадная крошка,
аккорды гитары
в гостинице старой,
а ночь – как попало —
под запах фиалок…
Под звёзд хороводы
гудят пароходы,
цикады – в ударе,
что можно, раздали,
на шёлковом море
рубинами – зори…
Надежды немного,
Луна… и дорога,
где миг наслажденья
волна разбивает,
а много его…
никогда не бывает.
Заря – в полнеба,
блестит дорога…
Я где-то не был,
не всё потрогал.
не всё увидел,
Не всё услышал…
Я не в обиде,
я – выше… выше.
Над тополями
судьбу – руками:
за журавлями,
за облаками!..
На солнце рыжем
пеку ковриги,
я – то в Париже,
то в Домском… в Риге,
где фуги Баха
орган тревожит
(не зная страха,
творил, быть может).
…Залез на крыши
златых чертогов
и вновь услышал —
зовёт дорога!..
«Летели снаряды…»
Из цикла «Война»
Летели снаряды…
не часто, но густо,
туда, где на грядах
сажали капусту.
…Сияли мундиры,
награды пестрели —
за то, что в квартире
ребёнок застрелен.
За то, что старуха
в окне голосила…
…Какая вас муха,
бойцы,
укусила?…
…А рядом, на море,
кораблик из пены,
не выдержав горя,
вскрывал себе вены.
Марине Цветаевой посвящается
…И в Белльвю виноградники —
золотисто-зелёные.
Только дни безотрадные
и толпа обозлённая.
…Постижение разума
на скамье пережитого,
от «трёхпрудного» – разово,
до «тарусского» – скрытого.
Это исповедь времени —
глубина междустрочия,
постулатами древними —
рубежи многоточия.
…Боже… что же я делаю? —
тихий возглас отчаянья…
– Да… аресты умелые,
чехарда не случайная…
…А в Елабуге жизнь
была жуткая, быстрая.
На двенадцатый день
…осыпалась… искрами.
«А за последним поворотом…»
