На эти воды и дворцы.
11 апреля 1972
* * *
От катера идёт волна крутая
И, у ступеней взмыв наискосок,
Алмазным ливнем рушится у ног —
И это, в сущности, вода простая.
Но так катастрофически черна
Река в своей оскомине летейской,
Что кажется: наколота волна,
Как бабочка, на шпиль Адмиралтейский.
17 мая 1971
1
Опять не ты мне снилась, а другая.
Едва рассвет забрезжил на стене,
Проснулся я на смятой простыне,
От слез мальчишеских изнемогая.
А та, что мне увиделась во сне,
Спокойная, как прежде дорогая,
Вошла, как бы рукой отодвигая
Завесу лет — и улыбнулась мне.
Нам прошлое нельзя переиначить!
До спазмы воздух удержав в груди,
Я ей шепнуть пытался: уходи...
Но промолчал — и день слезами начат.
Слеза к слезе, весенние дожди.
И прошлое маячит впереди.
17 апреля 1971
2
В моем мальчишеском последнем сне
Не ты, любимая, приснилась мне.
Не ты, не ты мне снилась, а другая.
Под утро я, от слез изнемогая,
На скомканной проснулся простыне.
И был рассвет, недобрый, склеротичный,
С чахоточною бледностью, пустой:
Не охра, нет, и не желток яичный,
А чай, казалось, вылит был спитой
С соседней крыши на забор кирпичный.
Я вышел из дому. Чернел канал
В своей рубашке, скроенной на вырост,
Деревья жадно впитывали сырость,
И ветер крылья в воду окунал.
Да, был рассвет, и стало ясно мне:
Прошла по кромке еле уловимой,
Не ты, а тень утраченной любимой
В моей мальчишеском последнем сне.
18 апреля — 10 мая 1971
* * *
Г. С.
Ты живёшь в Петербурге, где воды слышны,
Где воздушные своды ясны.
В них прозрачные сумерки вносит весна,
Словно снадобья просит от сна.
Ты живёшь на Фонтанке, над чёрной водой,
Под высокой покорной звездой.
Не проникли в твой сумрак ни тленье, ни вздох
И не кровосмешенье эпох,
Там закат неразлучен с рассветом: июнь
Сопричастен поэтам и юн.
Там, где чёрная катится с плеском вода,
Где и прочих чудес — хоть куда:
Невозвратного века невзятым постом —
Летний сад за горбатым мостом.
Мы подсушаем звуки мазурки вдвоем
В эту ночь, в Петербурге твоём.
2 мая 1971
* * *
Как невская вода у берегов черна!
Так память о недавних поколеньях
Пугает и манит, прекрасна и страшна.
А мы сидим на каменных ступенях
И неглубокого не различаем дна.
Любуясь, как валы, сбегаясь с двух сторон,
На камне схлестываются попарно,
Ты говорила мне: — Тосканы грустный сон,
Такими чудятся мне воды Арно,
Когда он лигурийским ветром возмущён.
Я возражал: — Их оживит весна,
Смотри, вот-вот нагрянет сверхурочно
Другая живопись: смешки, полутона,
Весь Боттичелли твой — с волной цветочной,
Пленительной... ну что ты так грустна?
18 мая 1971
* * *
Такой внимательный и хрупкий,
Чуть приглушённый, деловой
Был голос в телефонной трубке —
И твой и, кажется, не твой.
К нему примешивались странно,
Не к месту улучив момент,
Потрескивания мембраны,
Пространства аккомпанемент.
И лишь когда его нарушил
Гудков однообразный строй,
Я понял: я тебя не слушал,
Я слушал только голос твой.
19 мая 1971
* * *
Были ветром подхвачены сзади
Эти чудные локоны, чтоб
Завитками каштановых прядей
Опуститься на щеки и лоб.
Так легли они крупно и броско
На веселые ямочки щек,
Что и сам Боттичелли прическу
Написать бы смелее не смог.
23 мая 1971
* * *
Гляди, такая тишина!
На глади озера — ни складки,
И камышинка лишена
Своих покачиваний сладких.
Пока надумала волна
Вздремнуть, усталая, как прачка,
И белым трепетом полна
Луны холодная горячка —
На середину заплыви,
Ляг на спину и слушай слепо,
Как изначальный гимн любви
Струит таинственное небо.
Раскинься, медленно дыши,
Лежи и слушай без движенья,
Как ослабляется души
Поверхностное натяженье.
23 мая 1971
* * *
Когда душа обнажена
И жадно ищет совершенства,
Когда печаль разрешена
Как соучастница блаженства,
Не жду от жизни ничего,
Не нужно чуда никакого —
Мне не хватает одного
Тобою сказанного слова.
Ты угадай, остановись
На полувздохе, полуслове,
Где б ни была, и улыбнись,
Себя поймав на этом зове.
15 апреля 1972
* * *
Я научился тишине,
Приливам и отливам,
Поверил медленной волне,
Её словам ленивым.
И вот, подробны, как в кино,
И будто мне послушны
Река и город заодно
Притихли простодушно.
Внимательный парит покой
На белых мягких крыльях,
Пока над медленной рекой
Дробится день на шпилях.
И ночь в сорочку тишины
Тончайшую одета,
И до локтей засучены
Закаты и рассветы.
10 июня 1971
Scribeo ergo sum
Мне кажется, что я проник
В страну, прекраснейшую в мире:
Я брошен в окруженьи книг
Один в двухкомнатной квартире.
Всё улеглось во мне. Блажен,
Кто пишет: лёгкий слог привычен
Моей руке, дающей крен,
И разуму небезразличен.
Я счастлив. Видно, оттого
Не помышляю о досуге,
И мне не нужно никого
Ни в собеседники, ни в други.
Нехитрых радостей моих
Полным полно на целом свете,
И все они — единый стих,
То в памяти, то на примете.
Июнь прекрасен. Моросит.
На улицах светло и сыро.
В пространстве мировом висит
Сама собой моя квартира.
Когда под вечер сплетены
Деревья в чёткие эстампы,
Великий праздник тишины
Идёт, в мои вплетаясь ямбы.
14 июня 1971
* * *
Поэзия — это разврат:
Поэзия — это возврат
Того, в чём судьба отказала,
И перечнем сладких потерь
Она усыпила, поверь,
Опутала нас и связала.
26 марта 1972
* * *
Дурачиться! Хочу дурачиться!
В реестрах у судьбы не значиться.
Что разум твой? Одно название.
Не отвернись, моё призвание!
Из качества ведёт в количество
Ребячливость, её величество.
Под ручку с ней — моё дурачество,
Серьезнейшее в мире качество.
22-23 июля 1972
* * *
Не относись ко мне серьёзно.
Известно всем: стихи — игра,
И мне раскаиваться поздно
И отступаться не пора.
Я б, верно, умер от безделья
Или состарился в тоске,
Когда бы не было веселья
И наслаждения в стихе.
Назло серьёзности житейской,
Себя не ставя ни во что,
Я этот вздор эпикурейский
Не променяю ни на что.
29 апреля 1972
* * *
Вот щепотка истины моей.
Пусть она пока во тьме таится.
Может быть, кому-то пригодится
Вроде телепатии твоей.
Истина ко мне добра была.
Уживалась, полная терпенья,
С чайником, нагретым до кипенья,
С хламом на поверхности стола.
Слово этой истины темно.
Амулет от подлости и злобы,
Всё-таки оно явилось, чтобы
Стать посевом, если суждено.
5 сентября 1972
...пространством и временем полный...
(1)
Дороги, дороги, дороги,
Ночной станционный фонарь...
Попробуй в высокой эклоге
Воспеть паровозную гарь!
Попробуй забыть на минуту
О городе призрачном том,
Где чайка, ревнуя к уюту,
Висит над Литейным мостом.
Мы едем в товарном вагоне,
Сидим в непролазной грязи,
А время — улитка на склоне,
Улитка на склоне Фудзи.
Нас холод изводит ночами,
А днем донимает жара,
И зябко поводят плечами
Над нами косые ветра.
В скитаниях, с детства манящих,
Как вахту, несем канитель.
Небрежно сколоченный ящик
Заменит нам стол и постель.
Хоть это и странно, а все же
