где воды,
и ни ходят пароходы?
Старик не выдержал и встал,
скинул шубы да сказал:
— Ах ты, подлая Смертя,
видно смерть пришла твоя!
— и пошел напролом,
а вслед да за ём
встает армия ребят:
павших без вести солдат.
И зло ушло с планеты прахом.
Снял дедок с себя рубаху,
и припал к сырой земле:
— Ну, расти трава на мне!
Чем болели деды
Маленькие войны —
маленькие беды.
И никому не расскажешь
чем болели деды.
Деды болели горем,
деды болели разлукой
и самою плохою
(поиском бога) мукой.
Дедам на печи не сиделось,
им в бой какой-то рвалось!
Хотелось им, ни хотелось,
но «оно» не сбылось.
Помечтали и будя,
чёрт пришёл за тобой,
а на памяти хлипкой
конь, жена, дом с трубой.
На пороге застыла
в глушь зовуща Аука:
«Если б мы не болели,
погубила б нас скука.»
Никому ж не расскажешь
все свои ты боляки,
потому что не помнишь
вашей юности драки:
маленькие войны —
маленькие беды.
Долго не забудем чем болели деды:
самогоном, простудой, любовью,
полем колхозным и кровью
первых драк неуёмных!
— Пишешь, дед? «Я помню!»
Дед Степан, его невесты и целые полчища внуков
Дед Степан живёт у самого синего моря,
его хибара не то чтобы к сносу готова,
а её некому даже снести
и некому новую возвести.
— Ничего, на мой век хаты хватит! —
Степан огородик лопатит,
и в море в прилив выходит,
сетями немного побродит,
чего-нибудь да наловит,
сварит уху и готовит
новые, крепкие сети.
— Степан, а где твои дети?
— Разъехались. «А жена?»
— Жена моя умерла,
когда я был лет на десять моложе
(дедок аккуратно сложит
дрова у забора),
а у соседа Егора
внучат, как у бога:
один, другой… в общем, много!
Они и ко мне забегают,
науку морскую верстают,
в лодку залезут, плывут
и едут, и едут, идут!
— Далеко ли заплыли те внуки?
— Да аж до буя, им в руки
рыба так и хлестала:
сима или кижуч … не знаю.
— Ай, Степан, с тобою болтать пустое,
хочешь, счастье твоё холостое
немножко подправим:
за тебя бабку Любу сплавим!
— Любка ворчливая больно,
я бы хотел Петровну!
— Так Петровна совсем молодая!
— А зачем мне больная?
Хочу Петровну, на худшее не согласен!
— Ладно, Петровну спросим,
пойдёшь за Степана?
— Разбежалась быть ему мамой!
— Слышь, Степан, Петровна
нянькою быть отказывается!
— Трындит, проказница,
частенько ко мне ныряет!
Хай с ней, пущай ругает, —
дед сети запеленает,
чай нальёт и байки нам бает.
А море хибару оближет
(оно ведь всё ближе да ближе)
и ветром внуков надует.
Встречай, дед, улов теперь будет!
Видишь, с катера тебе машут:
один, два … целая куча. Наши!
Свадьба молодых
— Ты красива, я как бог,
приходи на мой порог,
дивчуха-молодуха,
древняя старуха!
— Ой ли, ой ли,
не жуются сухари,
не грызутся корки!
— Ай, потрём на тёрке.
Так выходишь за меня?
— Против вся моя родня:
внуки, правнуки, невестки.
Не гожусь уже в невесты,
да и ты не молодой.
— Не смотри, что я седой,
мне на вид шестнадцать,
а на деле двадцать.
— Ой ли, ой ли?
Не жуются сухари,
не грызутся корки.
— Невестки трут на тёрке!
Свадьба, свадьба молодых:
бабке сто, а дед, как «бздых».
Вам друг с другом повезло,
живите-ка ещё лет сто!
Думки деда
Дед не скажет правды,
он на вопрос промолчит,
дедушке наши петарды —
кострище (огонь палит).
— Нет, одному не больно,
а даже лучше в лесу:
воздухом дышу вольным
и глухарей пасу.
Не пройдёт и полвека,
как бабка схоронит меня.
Вот сиди да кумекай,
куда полетит душа:
чи на Марс, на Венеру?
Говорят, на звезде хорошо,
которая сильно не греет,
а лишь отдаёт тепло,
как мой костерок не могучий,
(колючий лапник горит)
но если подумать получше:
сырая хвоя смердит.
Вот так же смердит моя старость,
деревня смердит и Русь.
Сколько ж нам всем осталось?
Даже подумать боюсь.
Не потому что страшно,
а жалко, чёрт вас бери!
Наша земля, не наша:
мирно на ней живи.
И жизнь почему-то летела,
невзирая на «войны сей!»
Наша Земля, не наша:
переживёт людей!
Старый, ряженый казак
А старому казаку
десять палок по плечу:
по плечу, по плечику
погонов понавесили,
понавесили — висят,
на баб зверски глядят!
А что старому ему?
Десять «палок» по плечу:
с бабы слез, пошёл домой,
спи, гуляй теперь и пой!
Эх, гулял казак, и спал казак,
А проснулся как,
то всё вокруг не так:
не та земля, не те поля.
А те поля беда снесла,
беда снесла бедовая,
ни за рубль, ни за два:
за целковые!
И встал казак, нарядился казак:
— Ну показывай, земля,
где беда, а где пустяк! —
ой наш ряженый казак
ходит, бродит, как дурак.
А ряженые казаки —
это ж тоже мужики!
Ежель ряженый казак,
значит, что-то не так:
то ли праздник на носу,
то ли нечисть во плясу!
— Да какой же он казак,
коли дома кавардак,
коли дома кавардак,
а в головушке бардак?
— Хоть и старый я казак,
да не вор и не дурак,
а поживший хорошо,
проживу ещё лет сто,
лет сто и целый век.
Замедляй, планета бег!
Я люблю деревню и деда
Мне снились мои деревни,
мне снились мои города.
Я к лондонскому мальчишке
не побегу никогда:
ни побегу, ни поеду,
потому что люблю
родную деревню и деда,
который курит в углу.
Сяду рядом, спрошу я
как у старого жизнь?
Он заведёт про победы
(только ухо держи)
и закурит так долго,
будто вечность сама
у брегов старой Волги
разрушает дома.
К мёртвым моим деревням,
к мёртвым моим городам
я поспешу на подмогу,
и ни за что не отдам
никому, никому на свете
сердце своё и страну!
Ты сиди, ты сиди тихонько —
на рубежах я сплю…
Как дед Егор за дровами ходил
Дед Егор никогда не скучает:
то пожрёт, то напьётся чаю
и в лес по дрова —
настала зимняя пора.
Старик, кряхтя, надевает тулуп,
валенки и шурует
в лесок за дровами
(недалеко от деревни) и валит
какие-то пихты.
Пилит
да матом ругает бабку
за то, что худая шапка
и штаны пообтёрлись,
а в доме так чисто — ни пёрнуть!
Брёвнышки в кучу связав:
ещё
