После строфы 6.
И льнет кустарник старый
Сквозь шорох, шум и гул,
Как в детстве за бутарой
Ко мне когда-то льнул.
Вместо строф 8–9.
Пока за каждым дубом,
Вгрызаясь в эту твердь,
Со мной о самом грубом
Сумерничает смерть.
Ребята стали наспех, —
Иль жизнь не дорога —
На подступах, на насыпях
Обстреливать врага.
КС После строфы 9.
И ветер пропадает,
Туманы на логу,
И легкий сумрак тает
На дальнем берегу.
Вместо строфы 11.
Прости, веселый парень,
За всё благодарю,
Я твой зеленый скварень
Другому подарю.
Вместо строф 15–17.
— Ты спи, ты спи без страха,—
Гремит оркестра медь,—
Сгниет твоя папаха,
А песня будет петь.
И ночь свои ветрила
Теряет по пути
И над моей могилой
Поет: — Прости, прости.
Слепое захолустье,
Ни шороха, ни пня,
Но странное предчувствие
Вдруг обняло меня.
«Молодая гвардия», 1927, № 7 Вместо 1–4.
Пора! Над рябью старой
Сгибаются борты,
Крадутся тротуары,
Колеблются мосты!
21. ПОБЕГ ШАХТЕРА ГУРИЯ ПОД КЛИНЦАМИ
КС.
1
Сумрак бродит,
Гладь да тишь.
Банду водит..
Батько Кныш.
Если батько
Очень хмур,
Водит банда
Сто бандур.
Бондит банда,
Что найдет,
Старый батько
Всё возьмет.
И деревню и село
До заваленок снесло.
Крыша — сбита крыша
Бандой батька Кныша.
По Тверской-Ямской
Да по Яузе
В духоте такой
Грохнул маузер,
Хоть он метил в тень,
Пали пули в пень.
Только шашек сверк,
Только руки вверх.
Синий дол спален,
Шел краском в полон.
2
Что ты, малый,
Очень хмур?
Слышен шалый
Гром бандур.
Чуть привставши
От стремян,
Гыркнул старший,
Атаман.
Снова дурий
Разговор:
— Ты ли, Гурий,
Был шахтер?
Ты ли, Гурий,
На Махно
С красной бурей
Вел звено?
Гурий смотрит
На Клинцы:
Стали по три,
Стервецы.
Вьюркнул зяблик,
Стынет гать,
С перцем,
С герцем,
С перьерьерьцем,
Распалился батько сердцем.
Дал он сердцу
Скорый ход:
— На курьерские,
В расход!
3
Над шагами быстрыми
Почему вдруг выстрелы
Грянули во рву?
Конвоир шатается,
За плечо хватается,
Падает в траву.
Гурий видит: за отарой
Заплутался мерин старый.
Бескозырку Скинул вдруг,
Мерин фыркнул
В полный дух.
Неспроста
Был хмур —
В три креста
Аллюр.
Ступь на переступь
Через Нересту,
А по тропке узкой —
Мелкой перетруской.
Хоть болота, тина хоть,
Ну-ка, выкинь иноходь!
Криком, стуком,
Гир-гар-гэр!
Ну-ка, ну-ка.
Дай карьер!
По пути,
Без пересадки,
Ты лети
Во все лопатки.
Пусть погоне
Не впервой —
Стали кони,
Стал конвой.
4
Гоп — за тропы
Не пройти.
Гопай, гопай
По пути!
Был зашлепой,
Свел концы.
Топай, топай
На Клинцы.
Через пряжку,
Через рожь,
Нараспашку
Ты бредешь!
Песня шла
Из-за кустов.
Проняла
До потрохов.
— Я ли, Гурий,
На Махно
С красной бурей
Вел звено,
Как со скрипом
Шел гараж
В Новозыбков
На Сураж.
Береза, што ли,
Дуб ли как
Замнут твои следы,
Республика,
Республика,
Веселые лады!
1927
«Новый мир», 1927, № 4 Вместо строфы 27.
В той комнате,
где «Варшавянка» сама
Над карточной бурей
сходила с ума.
Сб. 1937 После строфы 26.
Жалеть проходимца
Такого нелепо.
Мы судьями будем
Над накипью нэпа.
«Октябрь»,1927, № 9. После строфы 4.
Простые подручные смерти
У края Ойратской земли,
Большие дороги на Нерчинск
По этому тракту легли.
Обыденно наше знакомство:
Немного дорожной тоски,
Багажная полка, звонки,
И первые сутки от Омска
Проходят уже с половины
Пробитого наискось дня,
Как песня Сарматской равнины,
Калмыцкою старью звеня.
«Красная панорама», 1928, № 13. После строфы 3.
От труб и от фабрик,
От угольных шахт
Другой получает
Природа ландшафт.
В средине столетья
Повырубят лес,
И в шахтах
Подымутся штреки,
На стыке
Проложенных к северу рельс
Качнутся сибирские реки.
Сейчас по-особому
Берег берет…
Немыслимой мучаясь жаждой,
Я память о каждой
Годами берег
И пел
И валандался с каждой.
Я помню:
За россыпью сотен дорог
Большие и дружные реки,
Что быстро бросали
Порог на порог,
Как некогда
В каменном веке,
Как песня,
Срываясь с увалов и гор,
Как ливень,
Рванувшийся косо,
Почти что от озера Терио-Нор
До самого нижнего плеса.
Как Лермонтов некогда,
Слушая спор
Казбека и старого Шата,
Я вижу тоннели
В расщелинах гор,
Шатающих земли с заката.
Мы ходим по палубе с песней.
Борты ж,
Как птицы,
Скользят стороною,
И черную пену
Качает Иртыш,
Торопится к морю со мною.
«Октябрь», 1928, № 2 После 10.
Как в дантовский неумолимый ад,
В последний раз я посмотрел назад.
Как лес, редела ночь, как липовая роща,
Шел от земли солоноватый дым,
И никогда еще мир не был проще,
Еще таким он не был молодым,
Как в эту ночь, что, быстро нарастая,
Меня вела задворками Алтая.
Тут вспомнил я, что, лирик по призванью,
Стихом проститься должен я с горой,
И наспех свел всю песню партизанью
В превыспренний необходимый строй.
«Прощай, страна высокая,
Мой синий край, прости,
В степях шуршат осокою
На Славгород пути.
Нет, не ржавеет маузер,
Не клонится рука,
По вечерам на Яузе
Девчонка ждет дружка».
Но горы толпились, теснились в росе,
Ни слова, ни склада, ни лыка,
Вставал над Алтаем промозглый рассвет
До синих ворот Кендерлыка.
Сб. 1937. Вместо строфы 1.
Падал снег (дальний путь по примете).
Рассказать это сразу нельзя,
Как в безвестном лесу на рассвете
Фронтовые прощались друзья.
Там, где старые сосны стояли,
Падал снег на крутые холмы, —
Мы папахи тяжелые сняли,
И разъехались медленно мы.
Вместо строфы 6.
Что весеннего сумрака краше?
Только помни, как в первом бою
Шли в разведку товарищи наши
И стоял комиссар на краю.