«Забывается всё…»
Забывается всё… Даже лучших имен
исчезают напевы созвучий.
И в музеях запущенных складки знамен
покрываются пылью летучей.
Время быстро течет и смывает легко
память прошлого, лица и даты.
И уносятся вдаль, далеко – далеко
города, где был счастлив когда‑то.
Что нас ждет впереди – не понять, не узнать.
Голос вещий так слаб и невнятен.
Вечно небо и моря зеркальная гладь
вся в мерцании солнечных пятен.
Мне холодно. Когда уже весна
нам за окном напишет акварели?
Даль за окном задумчиво грустна,
вся в предвкушении тепла в апреле.
Объединяет всех людей тепло.
Есть снова повод вырваться в походы.
Как жаль, что мне и здесь не повезло.
Тесны в сезон объятья огорода.
И, одевая старый дождевик,
весь порванный, в разводах черных пятен,
я восклицаю: Как же он велик
и даже в чем‑то явно необъятен!
Я понимаю – это тяжкий крест.
Но где же слава и венок терновый?
И, взяв лопату - (эпатажный жест),
иду апрель встречать, ругаясь снова.
С утра внезапно отключили Интернет.
Напрасно съеден был и завтрак, и обед.
А солнце улыбалось мне ехидно.
Мир к черту катится и жизнь не удалась,
точнее – кончилась, а было же вчерась
такой уют, что и конца не видно.
Я человек простой. Любитель перемен
есть антипод мой. Как блистательный Шопен,
живу в плену томительных прелюдий.
Темно, ночь близится, кругом одна тоска.
Как раньше жить могли в те – прежние века?
Не объяснить словами горе, люди.
Лежу, накрытый сверху пледом,
болею и внутри пожар, –
как раскаленный самовар…
И между утром и обедом
все пью целительный отвар.
Вчера случайно мелкий вирус
посмел проникнуть внутрь извне,
потом размножился вполне.
Теперь их там, как на Стихи.ру
поэтов, но числом втройне.
Война идет, и не на шутку,
в закатный час зашла в тупик.
Иммунитет совсем поник.
Уже уставшему рассудку
не кажется, что он велик.
Пора привлечь серьезный фактор, –
добавить в водку перец, мед.
Сие лекарство нам дает
в желудке ядерный реактор.
К утру, надеюсь, все пройдёт!
"Мы не пророки, даже не предтечи…"
О. Мандельштам
Да, мы не пророки и мы не предтечи,
мы просто владеем нюансами речи.
И даже любое капризное слово
всегда нам легко покориться готово.
Пусть рифма трудна, темы все устарели,
но мы извлекаем из древней свирели
прекрасные звуки для встречных прохожих, –
спешащих и разных, таких непохожих.
И мы заставляем их плакать, смеяться,
задуматься, спорить, в душе улыбаться.
И жить им становится вдруг веселее.
Пишите, друзья, – не стесняйтесь, смелее…
«Мы выбраны Богом и небом…»
Мы выбраны Богом и небом.
Подруга нам муза сама.
В питании солью и хлебом
замечена ясность ума.
Мы прокляты временем бурным.
Нас нет среди званых гостей.
Заполнены прахом все урны.
Закрыт навсегда мавзолей.
Ты слышишь: навеки, навеки
в безвестности жить суждено.
Извилисты бурные реки
как жизнь, где идем мы на дно.
Судьбы не бывает на свете.
Рождение – случай слепой.
За всё лишь поэты в ответе
пред Богом, людьми и собой.
«В тот час, когда иссякнут силы…»
В тот час, когда иссякнут силы,
когда надежды больше нет,
когда от горя сердце стынет,
ты не ищи в душе ответ.
Пойми, что ночь не бесконечна.
Вдали чуть брезжит слабый свет.
Бедлам не может длиться вечно
Ты верь в себя, ведь ты поэт.
Кто, как не ты, с душой высокой,
укажет людям верный путь.
Им плохо жить, им одиноко,
блажен покой: …забыть …уснуть.
Ты разбуди их, пусть проснутся
и пусть поймут, что в жизни нам
не ползать главное, не гнуться
и не служить чужим богам.
И вот, пройдя круги все ада,
живя одной своей мечтой,
получишь лучшую награду –
венец терновый, крест простой.
Летящая пуля всегда поражает
того, кто стоит у нее на пути.
Кинжальное слово пощады не знает
и может других за собой повести.
Найду ли для чувства волшебное слово?
С чем можно сравнить лепетанье ручья…
Зачем же так резко, и зло, и сурово
преступника жалит бесстрастный судья?
Жестоко горящее слово пророка.
Уже приготовлен невидимый крест.
Что можно постичь в мимолетном намеке,
когда с милой дамой сидишь тет-а-тет?
Простые слова приготовлю любимой.
Пусть нежные губы смеются всегда.
Как много ночей впереди этих дивных
под ласковый шепот, под звуки дождя…
И снова все рухнуло, снова
нам заново строить пришлось,
подыскивать нужное слово
и им прожигать мир насквозь.
Что делать! Нам хватит терпенья.
Нам есть у кого брать пример.
Мы в поисках долгих прозренья
прошли через множество вер.
Пока все идет не так гладко,
как нам бы хотелось… Пока!
Нет счастья, любви и порядка
и каждый глядит свысока.
Что делать! Настойчивость, воля
всегда побеждает в бою.
Такая нам выпала доля, –
смирять неизбежность свою;
идти, спотыкаясь куда‑то,
не видя отчетливо цель;
работая, жить небогато
среди плодородных земель.
Печальная участь досталась
потомкам бесстрашных отцов.
Не стоит копить к себе жалость.
Наш мир к испытаньям готов.
И только вопрос один мучит:
какой в этот раз будет знак
пред тем, как судьба или случай
лучом озарит этот мрак?
Забыться вином бы от скуки
да песни веселые петь.
Но что скажут дети и внуки?
О чем ИМ придется жалеть…
«Мы живем на великом разломе…»
Мы живем на великом разломе,
на изгибе, на стыке времен.
Нет хозяев в запущенном доме.
Нету веянья гордых знамен.
Старики, прожив долго и трудно,
постепенно ушли на покой.
Жизнь идет, только вяло и скудно,
запинаясь над каждой строкой.
Молодые еще не окрепли
и не выбрали правильный путь,
изумляют лишь краткостью реплик
и вперед не готовы шагнуть.
Восхваляя лишь сладость мгновений,
мы забыли значение слов.
Не родился таинственный гений,
что страдать и молиться готов.
Мельтешат безразличные лица
в веренице стремительных дней.
Вновь белеет пустая страница
в ожидании новых идей.
Но я жду и смотрю терпеливо
на безумную пляску огня.
Вечность, вечность – не будь так ленива.
Ну, обрадуй хоть чем‑то меня.
Проходит всё. Двадцатый век иссяк,
столетье новое спешит ему на смену.
Для одного возможно и пустяк,
ну а другой в запале режет вену.
Совковость в прошлом, - может на беду,
а большинство от счастья радость душит.
И всех подряд вгоняют в борозду,
чтоб ропот долгий был как можно глуше.
В деревне жизнь не делает мудрей.
Вокруг луга и женщины все те же.
По‑прежнему сияющий Бродвей
далек как сон, хоть снится уже реже.
