Тем не менее общее распределение на охранителей и колебателей устоев среди поэтов, выпустивших книги стихов в 1913 году, было далеко не равномерным – последние явно преобладали. Более или менее аккуратно завуалированные тираноборческие мотивы, а также героизированные портреты революционеров и революционерок с легкостью отыскиваются во многих книгах:
Здесь, опьянен огромностью мечтаний,
склонялся лоб вольнолюбивой Тани,
и с завистью к летящей в небе птице
она мечтала о большой столице,
о миллионов побежденном горе,
о Шлиссельбурге, Степняке, терроре,
о курсах Лесгафта, о чем-то красном,
о чем-то лучезарном и неясном…
(Р. Бравский «О, сколько тихой надмогильной грусти…»)
Но час придет, – и новый Муций
на пламя руку возложу,
иль шею протяну ножу
в годину шумных революций.
(Он же «Я современник, я сын века…»)
Разве можно молчать, когда стоны людей
По отчизне родной раздаются?..
Разве можно смотреть, со спокойной душой,
Когда слезы рекой везде льются?
(С. Ганьшин «Разве можно молчать?..»)
Дитя мое, пышную елку
Не в силах устроить тебе…
Мы после ту елку добудем
В труде и упорной борьбе.
(А. Доброхотов «Мише»)
В Пресненском доме четырнадцать было
Запертых в камере вместе со мной.
Песни веселые пели уныло…
Молча сияла весна за стеной…
(А. Журин «Товарищи. Посвящается товарищам по заключению»)
Надо быть поэтом нежным,
Но при встрече с гнетом черным
Надо в песне быть мятежным –
Непокорным, непокорным!
(С. Кошкаров «В дни унынья, в дни печали…» – из книги «Звездочка»)
Светло звучал напевный гром
О буревестнике свободном,
И на ристалище народном
Братался барин с босяком;
В те дни кровавых баррикад,
Переходя к делам от песни,
Не строил с ужасом на Пресне
Ожесточенный демократ.
(А. Липецкий «Надя Данкова»)
В прошлом видишь страницы кровавые,
Нитью красною шьются теперь…
Но стучись – и отворится дверь,
И падут с пьедестала лукавые.
(Лесовик «Не брани мою песню случайную…»)
Ваши действия грубы, вульгарны,
Ваши помыслы – подлы, коварны, –
Вы отраву несете народу –
Вы казните святых за свободу…
(И. Радецкий «Торжествующим мракобесам»)
Кляну я своих палачей –
Проклятие бьется о камень,
И гаснет в душе моей пламень
Под звуки проклятых цепей…
Кляну я своих палачей.
(М. Соин «В тюрьме»)
Я высоко свободы знамя
Там разверну среди снегов,
На зло наглеющих врагов
И подо льдом взовьется пламя!
(В. Терновский «Послание другу с этапа» – из книги «В снегах; Карское море и его льды»)
Слышишь стон? Не средь барских палат
Эти звуки нашли свой приют.
Это тяжкие цепи звенят,
Это люди по тюрьмам поют.
(Ф. Филимонов «Слышишь стон? Не средь барских палат…»)
Голоса консерваторов, проклинавших революцию и восхвалявших правящий режим, в русских поэтических книгах 1913 года звучали гораздо реже:
Страна вся превращается
В какой-то ад земной,
И это называется
Свободой и весной.
(И. Бабин «Весна 1906 г.» – из книги «Стихотворения»)
Народной совести препоны
Взялись порвать попы Гапоны,
И пастырь до того дошел,
Что, крест подняв, сам бунт повел.
Со всех сторон при прессе вольной
Расти стал заговор крамольный,
Он шел, коварно говоря
Про все свободы Октября.
И вот под хмельными парами
Подонок, поднятый врагами,
На бунт волной кипящей встал –
И грянул вал, – девятый вал!..
(Он же «Весна осеннею порою» – из книги «Стихотворения»)
И дети мрака, эти гады[26]
Доныне между нас живут,
Россию губят без пощады
И сети гнусные плетут.
(Н. Броницкая «Памяти царя-освободителя»)
В дни революции факты доказали,
Что офицерство закаленней стали:
Опасность родины, приказ Царя
В сердцах их будит долг богатыря.
В дни испытаний, в годы лихолетий
Они, как нежно любящие дети,
Стояли грудью грозно у кормила
Верховного Вождя, – их не смутила
Растерянность властей – гражданских лиц,
Упавших пред бунтующими ниц.
(И. Заржицкий «В дни революции факты доказали…»)
Спасительной отдушиной для поэтов и читателей, исповедовавших консервативную идеологию, могло бы стать пришедшееся на 1913 год трехсотлетие дома Романовых, которое широко отмечалось в стране и прославлялось в великом множестве стихотворных произведений, вошедших в стихотворные книги. Удручающее однообразие почти всех этих текстов позволяет нам здесь ограничиться лишь несколькими характерными (или забавными) примерами:
Любящих армию, народ
Цариц обеих – Мать, Супругу,
Храни, Господь, из года в год,
Не дай Их посетить недугу.
………………………………
Всех награди святой любовью
К Царю, к Отчизне дорогой,
Чтоб были рады своей кровью
Им дать величье и покой.
(М. Аксенов «Молитва»)
Помни Тулец, как святыню,
Ты завет, нам данный встарь:
В небе – Бог, нам мать – Россия,
А над нею – Белый Царь.
(Полк. Кончевский «Боевая песня-памятка72-го пехотного Тульского полка: 1769–1913 гг.Варшава, 1913»)
Сегодня Володя лениво вставал,
Чудесный свой сон он опять вызывал,
Картинки истории русской земли
В душе его прочно вчера залегли.
Красивую книгу папаша привез,
В пунцовой обложке, с тисненьем из роз.
«О царстве Романовых», папа сказал,
И с сыном ее целый вечер читал.
(Н. Кузьмина «Сон маленького патриота»)
С Ним сольемся для ловитвы
В сети счастья – не Содом.
Все к Царю мы обратимся
И дадим мы все обет,
Что до поту потрудимся
И поддержим Руси свет.
(Свящ. В. Лузанов «К 300-летию Дома Романовых»)
И вот под властью Николая
Пришла желанная пора:
Настал и для родного края:
Век просвещенья и добра…
(К. Ростовцев «О, Русь. Гряди вперед без страха…»)
Все дело, однако, в том, что юбилейные славословия дому Романовых еще совсем необязательно свидетельствовали о консервативном настрое поэтов-прославителей. Так, например, С. Акимова, дежурно воспевшая Романовых в стихотворении «1613–1913 гг.», вошедшем в ее книгу «Песни старости»:
И род Романовых стране
Дал много доблестных царей,
Покрытых гением
Великого Петра!
включила в эту же книгу и совсем другую «песню»:
Просыпайся, толпа терпеливая,
Ты, великий рабочий народ!
Пусть богатство и знатность спесивая
Твое грозное слово поймет…
(«Октябрь 1905 г.»)
Преобладали голоса демократически настроенных авторов и в тех стихотворениях из книг 1913 года, в которых трактовался национальный вопрос. Это были преимущественно стихотворения поэтов-евреев, выразительно изображавшие страшные погромы и призывавшие русский народ к толерантности и милосердию. Упомянем тут о книге К. Бархина «Гроза и ночь», а еще из двух подобных сборников, Б. Гуревича и С. Дайтчмана, процитируем несколько строф:
Кого-то убивали на глазах его детей;
Фонари горели тихим, ровным светом;
Библия раскрытая глядела на людей
Радостным и благостным приветом!
Кого-то убивали на глазах его детей.
Били долго, медленно и слегка сопели…
Девушка кричала, что он не еврей,
А мальчик тупо стоял у колыбели.
(Б. Гуревич «Кого-то убивали на глазах его детей…»)
Русь – не одна только вера. Есть мать наша общая – Русь;
Тихо за каждое поле, за каждую травку молюсь.
Там на просторах усталый и грустный живет
Кроткий народ-богоносец, правдивый и добрый народ.
(Он же «Русским шовинистам»)
Ужели новый год твои умножит слезы
И даст тебе лишь новый ряд невзгод?
Когда же над тобой рассеется угроза
И оживешь, как встарь, истерзанный народ?
(С. Дайтчман «К своему народу»)
Этим книгам в 1913 году русские поэты-шовинисты смогли противопоставить разве что книжонку стихотворных фельетонов В. Пуришкевича «Административные типы», в которой, впрочем, национальная тема не была главной, хотя время от времени неизбежно и возникала:
И видит в том лишь утешенье,
Чтоб, путь избрав разнузданных газет,
Правительство на целый мир ославить,
Себя на пьедестал поставить,
Сказав еврею – «Я кадет!»
От тем политических перейдем к социологическим. Для начала отметим удивительное единодушие, проявлявшееся всеми нашими авторами (как охранителями, так и демократами), когда они противопоставляли привольную жизнь в деревне и на природе суетливому существованию в городе:
