Этим книгам в 1913 году русские поэты-шовинисты смогли противопоставить разве что книжонку стихотворных фельетонов В. Пуришкевича «Административные типы», в которой, впрочем, национальная тема не была главной, хотя время от времени неизбежно и возникала:
И видит в том лишь утешенье,
Чтоб, путь избрав разнузданных газет,
Правительство на целый мир ославить,
Себя на пьедестал поставить,
Сказав еврею – «Я кадет!»
От тем политических перейдем к социологическим. Для начала отметим удивительное единодушие, проявлявшееся всеми нашими авторами (как охранителями, так и демократами), когда они противопоставляли привольную жизнь в деревне и на природе суетливому существованию в городе:
Не по душе нам песенки
Городские, холодные…
У нас свои есть песенки –
Сердечные, народные!
(С. Кошкаров «Не по душе нам песенки…» – из книги «Для народа»)
От родных полей,
От родных лугов
Увезли меня
С молодых годов –
В город, в сторону
Чужедальнюю,
В люди отдали,
В жизнь печальную.
(И. Устинов «Песня девушки»)
Носится облако пыли и смрада,
Грудь надрывается – нечем дышать.
В поле уйти бы от этого ада,
Дальше б куда убежать.
(Ф. Филимонов «На фабрике»)
От электрического света,
От шумной уличной тоски
Нашел я отдых у поэта,
В предместье, в доме у реки.
(Д. Цензор «Луна»)
Писать, однако, большинство поэтов 1913 года предпочитали о жизни города (столичного или провинциального), иногда проклиная и высмеивая ее, иногда же – внимательно, с тайной или явной любовью присматриваясь к ее обыденным неприметным подробностям:
К гнилым и кривым телеграфным столбам
Подтяжки, подпорки все ставятся,
Не новость – друзья, безобразие нам,
Но думать об этом не полагается.
С яичного склада желоб спущен,
В Чечеры помои сливаются;
На это нашел архитектор закон,
Где думать об этом не полагается.
(Д. Безрукавников «Не полагается»)
Плит тяжеловесных мерные квадраты.
Золотые вывески над узором штор.
Цифры прейскурантов, пальцы и плакаты.
Мраморные доски обществ и контор.
(В. Винкерт «Главная улица (Кантата в честь провинции)»)
Полутьма, полусон. – Разговор у «кафе».
Изнуренные тени летят в «кабаре»,
Изнуренные тени снуют по Морской,
И над городом виснет задор напускной
С бесконечной тоской.
(В. Гущик «Белые ночи»)
Стаканы опенены пивом.
Вобла, горошек, сухарь.
Желтая, сизая, серая гарь.
Стойка с лиловым отливом.
(И. Евдокимов «В портерной»)
О, город сумрачный, холодный и туманный,
Я проклинал тебя, но я тебя люблю!..
О, мрачный исполин, чудовищный и странный,
Ты задушил в своих камнях мечту мою!
(А. Жуковский «Город»)
Здесь груды валенок и кипы кошельков,
И золото зеленое копчушек.
Грибы сушеные, соленье, связки сушек,
И постный запах теплых пирожков.
(В. Комаровский «Рынок»)
Домики с знаком породы,
С видом ее сторожей,
Вас заменили уроды
Грузные в шесть этажей.
(М. Цветаева «Домики старой Москвы»)
С темой города была тесно связана и чрезвычайно волновавшая авторов различных направлений в 1890–1910-е годы тема самоубийства. В книгах 1913 года мы часто находим сниженный, в духе «жестокого романса» вариант ее раскрытия:
Душа младая отлетела,
Но прах лежит еще в цветах,
И смерть на нем запечатлела –
Последний ужас и свой страх!
Рука с ревóльвером вздрогнýла…
Раздался выстрел… – смерть в виске!..
Она последний раз вздохнула
Здесь в ужасающей тоске!..
(А. Барсов «Смертный страх» – из книги «Скорбные мотивы»)
Белоснежною рукою
Она перекрестилась
И тут скрылась под волною.
С горя утопилась.
(А. Богатырев «Утопленница» – из книги «Гибель “Титаника” и проч.»)
Шутка была для него роковой.
Вынесть не мог он, – покончил с собой.
(П. Дюваль «Шутка»)
Но встречается этот мотив и в бытовых городских зарисовках, а один раз (в первом из нижеследующих примеров) – в обличительном обращении к нижним офицерским чинам:
Фельдфебель, взводный, где вы были,
Когда он в муках изнывал?
Вы дух устава позабыли:
Никто в нем сына не видал.
(М. Аксенов «Самоубийство – грех великий…»)
Последний раз привет бросаю,
Прости мой мир угрюмых дум,
Иду туда, куда не знаю –
Сомненье жжет – слепой самум…
(М. Нефедов «Самоубийца»)
И будущее кажется вам пошлым…
Чего же ждать? Но – морфий или выстрел?..
(Игорь Северянин «В березовом Котэдже»)
Тяжела ль была жизнь беспросветная,
как осенняя, мрачная мгла,
иль глубокая грусть безответная
тебе камнем на сердце легла?
(Т. Н-я «На могиле самоубийцы»)
Родители днем отдыхали.
Вдруг начали в доме кричать:
– О, дочь, ваша дочь… – И молчали,
Боялись как бы досказать.
Родители тотчас узнали
В биеньи родимых сердец…
И с криком на двор побежали,
И плакал, как мальчик, отец.
Чужие толпились в прихожей,
Был шепот сочувственный груб.
Вносили, прикрытый рогожей,
Девичий заплаканный труп.
(М. Фарбер «Происшествие»)
Особо отметим «Сборник стихотворений» поэта-самоубийцы И. И. Иванова, изданный стараниями его родственников и друзей[27].
Как сугубо городскую можно рассматривать и большую тему «Торжество технического прогресса», чрезвычайно актуальную для поэтических книг 1913 года. При этом, как водится, одними авторами прогресс восторженно воспевался, другими – с горечью разоблачался. В качестве яркого примера реализации первой позиции приведем несколько отрывков из цикла В. Мазуркевича «Песни прогресса», вошедшего в его книгу «Старые боги»:
Человек, создавший птицу,
Птицей сделавшийся сам,
Обгоняющий орлицу
Быстрым взлетом к небесам!
(«Аэроплан»)
Кто обозначил пределы
Дерзостной мысли людской?
Яркие молнии стрелы
Мечет она за собой.
(«Беспроволочный телеграф»)
Ведь в этом ящике дубовом –
– Моя любовь – твоя душа!
(«Граммофон»)
Вторую позицию проиллюстрируем зачином стихотворения А. Невской «Нижний Новгород (Невеселые думы)»:
Ныне люди умней, –
Все хитрят и мудрят:
Сколько разных затей
Отовсюду глядят:
На парах мы летим
По земле, по воде, –
Электричеством мним
Покорить все себе;
И, подобно орлам,
Вознесясь над землей,
По воздушным волнам
Мы скользим с быстротой.
Хоть дела хороши,
Да любви нет живой;
Не согреешь души
Ведь наукой одной.
Телефон, телеграф
Хоть сближают людей, –
Стало меньше стократ
Неподкупных друзей.
Большой простор для всевозможных метафорических спекуляций и обобщений противникам прогресса и цивилизации предоставила гибель гигантского парохода «Титаник» весной 1912 года. Упомянем тут дилетантское стихотворение А. Богатырева, давшее заглавие одной из его поэтических книг 1913 года – «Гибель “Титаника” и проч.», а из двух других текстов на эту тему, напечатанных в стихотворных сборниках 1913 года, приведем два отрывка:
По синим волнам океана
Гигантский Титаник летел,
Летел, не боялся тумана,
Опасности знать не хотел.
(М. Кокшар «Гибель Титаника 7-го апреля 1912 года» – из книги «1613–1913. “Святая Русь”. Дела давно минувших дней… Книжка для чтения народу»)
Недолго агония длилась:
Раздался мучительный крик,
И в недрах бездонного моря
Навеки исчез Titanic.
(Н. Таубе «Titanic. Поэма в 4-х частях»)
Краткий реестр конкретных научно-технических изобретений человечества, описанных в русских поэтических книгах 1913 года[28], начнем с телефона, который, кроме стихотворения А. Невской, упоминается еще у двух авторов, причем у первого из них он сатирически изображается как плохо оправдывающее себя средство:
В телефон кричишь – скандал.
Жди там час ответа.
А преступник, он удрал
И виновных нету.
(Л. Бунов-Таль «Виновных нет»)
Сама подошла к висячему телефону
И обо всем сообщила удивленному мужу.
(В. Шершеневич «Городское» – из книги «Экстравагантные флаконы»)
Плохо работающий граммофон был помещен в центр юмористического четверостишия П. Налима:
Слышен у нас жалкий стон:
«Не годится граммофон…»
Без рупора только шипит
И временами говорит…
В тех двух стихотворениях из книг массовых поэтов 1913 года, в которых речь заходит о кинематографе, отношение к нему авторов оказывается неоднозначным – волшебный мир кино и манит, и пугает своей иллюзорностью, стремлением подменить собою мир подлинных человеческих переживаний и ценностей:
