Н. Денисов - Стезя

Так вот она, Графская пристань,
Прославленный флотский редут.
С восторгом подходят туристы,
Чтоб увековечиться тут.

Я слышу – звенит мандолина,
Но чудится: Склянки звенят!
И пушки со стен равелина
По вражьей эскадре палят.

А рядом «полундра» густая
Несется сквозь грохот и дым.
И гильз шелуха золотая
Течет по ступеням тугим.

«Ни шагу... ни пяди... ребята!» –
Слабеющий голос хрипит...
И вновь, будто парус фрегата,
Рубашка на мне пузырит.

Турецкий ветер смоляной.
И ночь темней сукна шинельного.
Свистят сверчки над Корабельною,
Над самой главной стороной.

Свистят над рощицею тополей.
Так голоса напряжены,
Что все бульвары Севастополя
Высокой лирики полны.

Свистите, милые, без устали,
Пусть каждый трудится солист!
Мне что-то яростное, русское
Напоминает этот свист!

Розовел полумрак,
Огоньками разбужен,
Просыпалась поземка
В глуши камыша.
Санный путь сторожила
Январская стужа,
Но от лая собак
Согревалась душа.

Вот уже и околица
За поворотом.
Я замерз – и супонь
Развязать не смогу.
Но на конном дворе
Кто-то вышел к воротам
И шубенки коснулся:
«Ступай, распрягу!»

Я не помню: дошел
Иль добрел до порога,
Как к печи мне отец
Подставлял табурет,
Но в мальчишьих глазах
Все стояла дорога,
Расплескав неземной
Фосфорический свет.
Может, завтра под длинную
Песню полозьев
Вновь умчат меня розвальни
Вдаль по селу.
Но по-прежнему верю я
После мороза Русской печке –
Привету ее и теплу.

Где не раз под тулупом
Тяжелым, как туча,
Благодарный своей
Человечьей судьбе,
Забываясь от всех
Неурядиц гнетущих,
Засыпал я счастливым
Под песни в трубе.

Мне гармошка как будто не трогает душу,
Соловьиное время, наверно, прошло!
Как играл я, как пел я – бывало послушать
Полуночной тропинкой сходилось село.

Иль у песен теперь не хватает запала
Возле белых моих деревенских оград?
Даже Валька Барышников – наш запевала –
Самый модный транзистор завел, говорят.

Не забыли еще подгулявшие люди
На кругу разрешать затянувшийся спор.
Но стоят, с подоконников выпятив груди,
Радиолы старинной гармошке в укор.

И горят над моим над возвышенным домом
На высоком столбе городские огни.
Только жаль, что русалки покинули омут,
Как последнюю сказку, где – жили они.

И когда ту тропинку асфальтом остудят,
И костер, где картошку я пек на золе,
Все же с Валькою вспомнить нам радостно будет
Тех людей, что родились на этой земле.

В чужом дворе колю дрова,
Морозные поленья.
Хозяйка, – кажется, вдова,
Кладет поленья в сени.

Она проносит ладный стан,
В избу позвать не смея.
И я молчу, как истукан,
Да ей во след глазею.

Да, да, конечно, приглашай,
Веди в свои палаты!
И вот уже дымится чай,
В кути гремят ухваты.

Трещит старательно сверчок,
Запечный житель звонкий.
И светит бойкий уголёк
В глазок печной заслонки.

Она присела у огня
И, косу заплетая,
Так посмотрела на меня,
Как ни одна другая,

И виновато – на буфет,
Поправив полушалок.
Мне ничего не надо, нет!
А вот чайку – пожалуй!

Я так, немного посижу,
На улице простудно.
Я просто мимо шел, гляжу,
Что человеку трудно.

Я просто шел, тропа вела,
На сердце было слезно.
Ах, сколько в горнице тепла
От чурбаков морозных!

Стирала женщина белье,
Как всюду водится, стирала.
И тело гибкое ее
Движенья эти повторяло.

Устало голову клоня,
Но, видно, зная, что красива,
На постояльца, на меня,
Лукаво взглядами косила.

И сам смотрел я на нее,
Как на апрельскую погоду.
И помогал отжать белье,
А после стирки вынес воду.

А там, в ограде, у стены,
Уже твердея от мороза,
Сушились мужнины штаны
Такой кощунственною прозой.

Замороженный кустарник,
След олений в стороне.
Ах вы парни,
парни,
парни,
Зря вы руку жмете мне.
Не уехать, не проститься
В этот чертовый мороз,
Где твои дрожат ресницы
Не от холода,
От слез.
Что ж, забуду этот серый
Сумрак около дверей.
И водителя Валеру
В полушубке до бровей.
Жаль поземку, жаль порошу,
Жаль луну в твоем окне.
И любви – твоей хорошей,
Что достанется не мне.

Яр-Салинская пороша
Ткет льняное полотно.
Я с тобой, такой хорошей,
Рядом сяду все равно!
И скажу:
– Ты знаешь, Вера,
Я с тобой почти знаком!
Пусть теперь Москвин Валера
Нас прокатит с ветерком!
Пусть ударятся в погоню
Телефонные столбы
И под гусеницей стонет
Крепкий лед Обской губы.
– Что ж, садись! –
Согласна Вера.
Откровенно говоря,
У меня такая вера,
Что мы рядышком не зря!
По снегам полночным, серым
Мимо чумов, мимо нарт
Хорошо везет Валера
В стольный город Салехард.
За дорогой смотрим оба.
Что дорога? Прямиком!
Только ягель под сугробом
К мерзлоте припал ничком.
Только там – в небесных сферах,
Вьюги новые ворчат...
Ничего не слышит Вера
Возле теплого плеча.

Сюда тропинок не торят,
Здесь больше крыш не мастерят.
Пока добрёл, намаял ноги.
Ничей – ни злой,
Ни добрый взгляд
Меня не встретил на пороге.

Куда ушел из отчих мест
Былой привет? Да уж не в гости
Не даст ответ и свежий крест
На забурьяненном погосте.

Ни обогреться, ни прилечь!
Курю – одна душа живая,
Как бы единственная печь,
Дымком округу согревая.

Какие каверзы судьбы:
Без проводов гудят столбы!
Стою и плачу
Виновато
У заколоченной избы,
Любовно срубленной когда-то...

В сиянье заснеженных крыш
Великая дремлет природа.
Быть может, пронзительней тишь
Была только в детские годы.

А сколько таится чудес
В лыжне, убегающей с хрустом!
И вечер, и пашня, и лес
Созвучны движениям чувства.

И то, что мы снова с теплом,
Спасибо избушке угрюмой,
Где можно, хоть поздним числом,
О собственной жизни подумать.

Паром, погоди,
Не гуди, не спеши,
Успеешь еще переплыть
Эту реку!
На том берегу
Не видать ни души
И некому слово
Сказать человеку.
На том берегу
Начинается грусть,
Там лужи прихвачены
Слабым морозом.
Паромщик, постой!
Я к любимой вернусь
И вновь поднимусь
По Никольскому взвозу.
Там окна погасли
В знакомом дому,
Там словно чужая
Душа поселилась.
Там не откликались
Звонку моему,
Там, кажется, что-то
С любовью случилось.
Но шкипер серьезен,
Он знает свое.
Ну что ж ты!
Дай ходу – обратно –
Машинам!
Когда погибает любовь,
То ее
Спасать полагается,
Слышишь,
Мужчинам!