Вы валяетесь на тайских берегах.
Да вы уже и сами не совсем в трусах.
Песчаную блоху и черное яйцо,
А под них – соусы, заправки и трава.
К этому подмажут птичье дерьмо
И прямо на тележке доставят до тебя.
Никуда не спрячешься от местных колоритов:
Когда коктейли набуторят из жёлтых ананасов,
Будет шоу из местных трансвеститов
Для наехавших голодных пидорасов.
Марево ночное ползёт по океану,
А небо раскаляется от грохота и света.
Всё, что дышит, погружается в нирвану
Под бесконечный, дикий вой кордебалета.
Возвращайтесь по своим дворам,
Братики родные и милые сестрички.
Вас тут всех узнают по следам,
И уже заждались замёрзшие синички.
Мы поступать пытаемся чего-то относительно,
И не будем делать, как делают они:
Для них, возможно, это позволительно,
А для нас – «Ни-ни».
У них всегда хорошие дела,
А нам плохая карта выпала вчерась,
И пришли лихие времена.
А вот у них всегда «Вась-вась».
Они плели узоры в Куршевеле,
А наших загоняли под суды.
Они поддакивать и гнуться не хотели,
А у тех везде «Туды-сюды».
Кому достались мухи в сортирах пересыльных,
А им на Пальма-де-Майорке ласковый прибой,
И кофе на верандах в имениях фамильных,
Где ничего не ведают, что значит «Ой-ёй-ёй».
Оказалось, что немногие поняли,
Какой был сделан выбор в романе «Идиот»,
Где за что превозносили, за то и угнетали,
А вдруг чего не ждёшь – оно уже «Вот-вот».
А для «Ни-ни», «Вась-вась»,
«Туды-сюды» и «Ой-ёй-ёй»
«Вот-вот» песню заунывную споют,
И не будет больше ласковым прибой,
И лакеи кофе мимо пронесут.
У музыкантов уличных руки всегда заняты,
И потому им медяки кидают в шляпу.
Они тут сами по себе, никем не наняты,
И работают с душой за свою зарплату.
И если в подземелье перехода
Мир покажется уютней и теплей,
И вы вдруг затоскуете
по собственной свободе,
Это значит, там играют Yesterday.
На семиструнке в дальней подворотне,
Куда ходят только алкаши,
Кто-то утверждал из местной «блотни»,
Что «в жизни были одни миражи».
Ему нальют портвейна «Три семёрки»,
И он споёт «про счётчик, про такси».
Вот это мы и есть, от слёз до хлебной корки,
И нам другого не придумают пути.
Мы друг другу сядем на закорки
И сплавимся в один железный ком.
У нас на всех – общие задворки,
А нашим душам привычней нагишом.
И пускай проглотят своё мнение,
Что у нас кому-то всё равно:
Нам неведомы ни страхи, ни сомнения,
И мы своё уж выбрали давно.
Есть секреты очень важные —
так они национальные,
И гостайной называются.
А есть бытовые, они сугубо персональные
И от государственных очень отличаются.
Государство в мире строит паритет
И завалы разгребает на мировой арене,
А тут судятся за качество котлет,
И кого-то уличают в супружеской измене.
Государство строит стратегические планы,
И оно не сделает осечку.
Всё продумали наши атаманы,
И стыдно возмущаться ценами на гречку.
Государство в космосе летает,
Строит нефтепроводы и исправляет перекосы,
Реакторы ураном заправляет,
А ему – какие-то смешные жилищные вопросы.
Государство – сложный механизм,
И надо посочувствовать тем, кто у руля,
А чтоб они не впали в мистицизм,
Не надо их тревожить и отвлекать зазря.
Оно само себя имеет и от самого себя рожает,
Самого себя жалеет и ничего о вас не знает,
Но чтобы как-то перестраховаться,
Родиной берётся называться.
Что только не вредило нашему здоровью,
Что только нас не разрушало.
Были даже, кто питались нашей кровью,
Но, кажется, что жизнь не всех их наказала.
Она свои рецепты предлагала:
Что для нас вкуснее, то нам и вредило.
Может быть, кому-то это помогало,
Когда всё, к чему тянуло, боком выходило.
Хотелось бы подольше о вредном рассуждать:
Лучше быть голодным или переесть,
И стоит ли условности до буквы соблюдать,
А может быть, без приглашения присесть?
Что вреднее – сразу правду рассказать,
Всё, от слов до интонаций, не тая,
Или надо до конца в себе держать,
Как шансы защитить самого себя?
Надо разучиться кого-то узнавать,
И вредно – дать себя уговорить:
Как можно будет что-то угадать,
Когда страшно – проиграть и вредно – победить?
Страшное и вредное рядышком живут,
Этих двух Оно никак не разлучить,
Они в одной лодочке вёслами гребут
И смыслу здравому умеют возразить.
Пришло время, когда выгода доверие изгнала,
А людям было как-то всё равно.
Его тогда осталось совсем мало,
И вот теперь оно совсем ушло.
Теперь оно в глуши неведомой живёт,
В хижине без окон и дверей.
Всё ждёт, что его кто-то позовёт,
И тихо умирает без людей.
А люди и не поняли, что что-то потеряли,
Они в стремленье выгоду извлечь
Друг друга за гроши перекупали,
