Ушло доверие, и кончилось людское,
Возвышенная низость, поруганная честь.
И всё вокруг мертвецки-восковое,
И лакированных гробов не перечесть.
Найдите, приползите на голяшках,
Верните это счастье для детей,
И всё уйдёт, что было в полумасках,
И будет жизнь без страхов и теней.
Часто хочется побольше получить,
Того, что уже есть, порой бывает мало,
Но в жизни много можно изменить,
Лишь бы нам на всё доверия хватало.
Меня утром разбудил звонок утробный:
Какой-то неизвестный что-то в уши тёр.
Голос был недобрый, но и не очень злобный,
Но плохо получился разговор.
Не хватило сил для диалога:
Вчера не стали водку покупать,
А от кислого шампанского жуткая изжога,
Но захотелось один раз пошиковать.
Банные загоны хорошим не кончаются,
А тут ещё и барышень продажных завезли.
А когда жопы уже в лица превращаются,
Тогда уже по-настоящему зажгли.
Смутно помню, что меня настырно зажимала
Толстая, крикливая хабалка.
Она руками из тарелок колбасу таскала
И воняла, как венок из катафалка.
Её хватал за ляжки прокурор,
Но сломался и слюняво захрапел.
И я попал под этот целлюлитный форс-мажор,
Но уже сам не кукарекал и не пел.
Тот голос мне ещё раз позвонил:
Вроде я на той хабалке жениться обещал,
И её муж теперь настойчиво просил,
Чтобы я про обещанье не забыл.
Грибок, надёжно проживающий в ботинке,
Потребляет плоть, испорожняя нечистоты.
Он особо злобный на этапной пересылке,
Где в одном углу блатные, а в другом – задроты.
Он нежно каждого готов поцеловать
В грязной бане и врачебной показухе.
Он все способен масти уровнять
В общей матерной и злобной почесухе.
Не каждый сможет круг нарисовать,
Как бурсак-философ Хома Брут,
Но каждый хочет в своей роли выживать
И в одиночку победить кровавый зуд.
Нельзя восстать и ничего не потерять,
Как нельзя решётку перегрызть зубами,
Когда многих с малолетства успели замарать
В клятвах перед красными мощами.
Наверно, только грязная чесотка
Нам на всех одна досталась страсть,
Перед друг другом показуха, похуизм и водка,
И кто знает, как зовётся эта масть?
От грибка, живущего в ботинке,
От пересыльной жизни косоглазой,
Откуда-то оттуда топчутся тропинки
К чаше Сатаны с ядерной проказой.
Кто-то от кого-то что-то услыхал,
А там где услыхали, ещё подмалевали,
А следующий и это переврал,
И всей толпой кому-то в душу наплевали.
От нехороших домыслов и слов
Реальность распадается на части,
А смакование придуманных грехов
Превращается в болезненные страсти.
Недолго розы в вазе простояли,
Немного было ясности в словах,
Но ни те, ни эти главного не знали,
И потому зудились, как прикус на губах.
Мгновения зари в малиновой канве
Расцветают над далеким горизонтом.
Вы кланяйтесь природе-госпоже,
Но голосами сильно не трезвоньте.
Всё сокровенное из тишины придёт
Без ухмылок, щегольства и показухи,
Оно скажет своё слово и спасёт
Тех, кого порвали на сплетни и на слухи.
Бытовая сплетня или наговор
Вовсе не считается просто пустословием,
И потому себе не стряпай приговор
За то, что называется злословием.
Нам внушали, что наш мир во всем надёжный,
А оказалось, он висел на хилой паутине,
Где человек раздетый и голодный
Пасся, уподобленный скотине.
Зазвучала тризна на весь белый свет
С большими похоронными венками,
И, конечно, – пышный траурный обед,
Но никто не заливался горькими слезами.
Не было прощального салюта,
Просто посрывали красные фла́ги
И рванули вниз без парашюта,
Полные надежды и отва́ги.
И хохотали те, кто жирно откусили,
Пока гиены грызлись с серыми волками,
Но и демократам жирно отломили,
А, как известно, после драки не машут кулаками.
А то, что называется «народ»,
Он снова хочет уподобиться скоту
И готов крепиться, подтянув живот,
И, наконец, разбогатеть в каком-нибудь году.
Раньше ждали коммунизм,
А сейчас «когда-нибудь».
В тех самых ожиданьях рождается вождизм,
И цветёт бюрократическая жуть.
Она суперэротична в мини-юбке,
На высоких тонких каблуках,
Когда песни пели её крашеные губки,
И взгляд гулял где-то в облаках.
Когда она по улице фланирует
Галсами, как кобра по песку,
Она вроде миллионы инвестирует
В дорогую сексуальную игру.
Её видят те, кто пишут мемуары
О правильности выбора и мудрости житейской.
Усатые – усы топорщат, как гусары,
И кривляются с улыбочкой лакейской.
Полный пафос у неё со всех сторон,
И он шевелится согласно расписания,
Отчего в кровях бурлит тестостерон,
Горячей слизью изливаясь в подсознания.
Пучат глазки с «Жигулей», тормози́т «Мерседес»
И с огромного «Линкольна» хотят поговорить:
Им бы хоть понюхать тот деликатес,
И хватило бы себе потеребить.
Мужская часть вибрирует, женскую нервируя,
А она родилась, чтобы быть кокеткой.
Честно говорю, ни грамма не бравируя,
Как рядом выживать с такой конфеткой?
