Они-то живут, на весь мир разозлясь,
В страхе, что здоровье отберут,
Но, видимо, есть какая-то связь
Их жизни с тем, что храбростью зовут.
А у неё на животе – простреленное сердце,
И по грудям узорный симбиоз.
Там же пара молний громовержца,
А на ляжках – по букету красных роз.
И этот ребус точно без ответов,
Если только смысл не наносной.
Возможно, это тысяча приветов,
А может это что-то с головой.
Прописаны сотни различных сюжетов,
Были загадки, загово́ры и пароли,
И за них не требуют ответов,
Кроме тех, кто три шестёрки на себя кололи.
Народный любимец и гражданская казнь,
Гражданский иск и народное творчество —
Это въевшаяся в кровь светобоязнь
И убогие законы без имени и отчества.
Народный бунт, гражданская война,
Где больше страха и меньше сочинённого?
Это в одном народе общая беда,
Теперь на сотни лет на горе обречённого.
Народные сказки – бесправное дитя,
Потому что управителям урок,
Который, как умеет, преподносит голытьба
Как просто в наставление, так и между строк.
Народный коллектив и просто население,
Порой и знать не знают друг про друга.
Они в плену навязанного мнения
И морали жертвенного круга.
Народные рецепты как лечебный брак
Нам преподносят медицинские светила.
От деревенского целителя к могиле один шаг,
Но жизнь реальная не этому учила.
Народный фронт и пункт гражданской обороны —
Заплёванная, грязная харчевня.
Где-то там и есть наши бастионы,
Но настоящему колхознику – и в городе деревня.
Из самой незначительной погрешности
Возникают разные проблемы.
От небрежности и её сестры – поспешности
Можно поломать любые схемы.
То на краба квоты не хватило,
А на заправках кончился бензин,
То лето очень поздно наступило,
И в животноводстве не хватило витамин.
Чтобы дебет с кредитом свести,
Где-то шиковали, а где-то поужались.
А неряхи так дела свои вели,
Что в сумме собственной наживы просчитались.
Позорно и срамно обделить себя
И ужаться в собственных потребностях.
Она на то и есть бюджетная дыра,
Чтобы другие рылися в погрешностях.
Вы подаёте нехорошие примеры,
Если сегодня откусили меньше, чем вчера.
У каждого по должности размеры
И свои права на меру серебра.
Казнокрады, как глисты или пиявки,
Жируют на балансах и бюджетах.
Они с погрешностей делают поправки
И пилят всё в высоких кабинетах.
Негодяй – это вовсе не ругательство:
Изначально, это тот, кто к службе непригодный,
Но в жизни так сложились обстоятельства,
Что он стал как будто прокажённый.
Злой, подлый и жадный,
А значит, и к жизни уже непригодный,
Тщеславный и плотоядный,
И для живущих вокруг чужеродный.
Нельзя прожить, не размышляя
И не вникая во всякую дрянь,
Но если хотят оправдать негодяя,
По-любому иди и восстань.
А если погоны и жирная мошна́,
Тогда на факты наплюют, а правду осрамят,
А его ототрут от любого говна,
И может ещё чем-нибудь наградят.
Вот тогда вы и проверите себя,
Кто же вы на самом деле есть,
Когда решением продажного суда
Растопчут человеческую честь.
Когда при вас сумеют правду оболгать,
И ничего не взято в толк,
А вас самих смогли купить и запугать,
Это значит, вы согласились,
что «человек человеку волк».
Когда привычка во всём усомниться
Рядом с нами на каждом шагу,
Мы верим, что так можно защититься
И всегда остаться на плаву.
И даже самые простые впечатления,
Те, что мы внимаем каждый день,
Тоже попадают под сомнения,
Превращая будни в полуде́нь.
Сомнения – броня, они же – вдохновение,
Если различаешь полутени в полутьме.
Но главное из главных – это мнение,
Что не надо верить самому себе.
А то заблудишься в своих же ощущениях,
И придётся новый разгадывать кроссворд,
И опять окажетесь в сомнениях,
А это раздражает жизненный комфорт.
Можно косточкой от вишни подавиться,
А может общее начаться несварение,
Но это тоже может не случиться,
Если были хоть какие-то сомнения.
Если ваша жизнь – одни только сомнения,
Вы неизменно движетесь туда,
Где вас встретят, минуя все сомнения,
Раньше вас сошедшие с ума.
Пусть тебя разбудит темнота,
Когда только-только ночь пришла в апофеоз.
Не открывая глаз, посмотри вокруг себя
И задай себе всего один вопрос.
Есть ли, дядя, у тебя семья,
Которая всё время рядышком с тобой?
А кто-то отцом называет тебя,
И с кем ты одной проживаешь судьбой?
Цветы полевые, что даже в глаза не бросаются,
А их из корня одного ро́дила матушка-земля,
Они друг с другом даже в смерти обнимаются,
Потому что они все – одна семья.
А коль уже прижился у тёплого клозета
С помятой фотографией в кармане,
Для тебя уже не будет обратного билета,
Так и проживёшь в самообмане.
И будешь сам себе рассказывать,
Что перепутал станции в тумане,
И мятую фотографию будешь показывать,
