О любви, любовном опьянении и безумстве
Прекрасны дни влюбленных, их стремленья
К возлюбленной, блаженны их мученья.
Прекрасно все в любви – несет ли нам
Страдания она или бальзам.
Влюбленный власть и царство ненавидит,
Он в бедности свою опору видит.
Он пьет страданий чистое вино;
Молчит, хоть горьким кажется оно.
Его дарят похмельем сладким слезы.
Шипы – не стражи ли царицы Розы?
Страданья ради истинной любви
Блаженством, о влюбленный, назови!
Вьюк легок опьяненному верблюду,
Стремись, иди к единственному чуду!
Не сбросит раб с себя любви аркан,
Когда огнем любви он обуян.
Живут в тиши печального забвенья
Влюбленные – цари уединенья.
Они одни сумеют повести
Блуждающих по верному пути.
Проходят люди, их не узнавая,
Они – как в мире тьмы вода живая.
Они подобны рухнувшим стенам
Снаружи. А внутри – прекрасный храм.
Они, как мотыльки, сжигают крылья,
И шелкопряда чужды им усилья.
У них всегда в объятьях красота,
Но высохли от жажды их уста.
Не говорю: источник вод закрыт им,
Но жажду даже Нил не утолит им.
Да, ты своим кумиром увлечен, –
Но он, как ты, из глины сотворен.
Ты свой покой утратил и терпенье,
Ты от ланит и родинки в смятеньи.
Прекрасный облик, что тебя сразил,
Весь этот мир от глаз твоих закрыл.
Когда кумир твой злато презирает –
И для тебя оно свой смысл теряет.
Весь мир готов ты для любви забыть,-
Одну ее ничем не заменить.
Любовь твоя всегда перед тобою,
Она владеет всей твоей душою.
Готов презреть достоинство свое,
Ты часа жить не можешь без нее.
Ты душу ей отдашь. Ты без боязни
Из-за нее себя подвергнешь казни.
Но коль такую здесь имеет власть
Любовь, которой суть – дыханье, страсть,
Не удивляйся истинным влюбленным,
В пучину вечной страсти погруженным!
Они любви к Извечному полны,
От суеты мирской отрешены.
Устремлены лишь к истине единой –
Пьют, на пиру расплескивая вина…
Не исцелит их никакой бальзам,
Неведом их недуг земным врачам.
«Не я ли бог ваш?» – голос им взывает,
«О да! О да!» – весь круг их отвечает,
Они в пещерах уединены,
Но благостыни пламенем полны.
Сквозь толщу стен их проникают взоры.
Они дыханьем низвергают горы.
Они крылаты, словно ветр степной;
Как скалы, немы, но полны хвалой.
Глаза их, светлым током слез омыты,
Всегда для сокровенного открыты.
Они, коней своих загнав почти,
Горюют, что отстали по пути.
Живые жаждой счастья бесконечной,
Они плывут по звездам воли вечной.
Сердца спалил кумир небесный им,
Покой и отдых неизвестны им.
Кто созерцал слепящий взгляд кумира,
Тот навсегда отверг соблазны мира.
Оков не знает на пути земном
Упившийся божественным вином.
Однажды на пиру, гостей пленяя,
Кружилась в пляске пери молодая.
Не помню: жар сердец иль огонек
Светильни полу платья ей поджег.
Она, увидев это, рассердилась.
«Не гневайся! – сказал я. – Сделай милость!
Ведь у тебя сгорела лишь пола,
А весь мой урожай сгорел дотла».
Влюбленные друг в друга – дух единый.
Коль суть цела – не жаль мне половины.
Внимал я песням старца одного,
Что вот – ушел в пещеры сын его.
Исчах отец в разлуке, одинокий.
Но сын его ответил на упреки:
«С тех пор как я услышал глас творца,
Нет для меня ни друга, ни отца.
С тех пор как наступило просветленье,
Все в мире для меня – лишь сновиденье!»
Тот не пропал, кто от людей ушел,
Кто духа свет утраченный обрел.
Есть люди, чистой преданы любви, –
Зверями ль, ангелами их зови, –
Они, как ангелы, в любви и вере,
Но прячутся в пещерах, словно звери,
Они воздержанны, хоть и сильны,
Они премудры, хоть опьянены.
Когда они в священный пляс вступают,
То в исступленьи рубище сжигают.
Они забыли о себе. Но все ж,
Непосвященный, ты к ним не войдешь.
Их разум – в исступлении, а слух
К увещеваниям разумным глух.
Но утка дикая не тонет в море.
Для саламандры ведь пожар – не горе[97].
Вот так и многотерпцы, – ты скажи, –
В пустыне живы божий мужи!
Они от взоров всех людей сокрыты,
Они не знатны и не имениты.
Не добиваются людской любви,
Довольно вечной им одной любви.
Они – плодовый сад щедрот безмерных,
А не злодеи в облаченьи верных.
Они скрываются от глаз людских,
Как жемчуга в жемчужницах своих.
Не хвастаются, не шумят, как море,
Блестя жемчужной пеной на просторе.
Они – не вы! Вы – внешне хороши,
Но в обликах красивых нет души.
И не прельстите вы царя вселенной
Ни красотой, ни роскошью надменной.
Когда бы стала перлами роса,
То перлов не ценилась бы краса.
Как по канату, доблестный и верный
Пройдет и без шеста над бездной скверны.
Дервиш в блаженном хмеле изнемог,
Внимая зову: «Эй! Не я ль твой бог?»
Кто зовом тем навеки опьянится,
Тот никаких мечей не устрашится.
Жил в Самарканде юноша. Был он
Индийскою красавицей пленен.
Она, как солнце, чары расточала,
Твердыню благочестья разрушала.
Казалось, красоту, какую мог,
В ней воплотил миров зиждитель – бог.
За нею вслед все взгляды обращались.
Ее встречавшие ума лишались.
Влюбленный наш тайком ходил за ней.
И раз она сказала гневно: «Эй!
Глупец, не смей, как тень, за мной влачиться.
Не для твоих тенет такая птица.
Не смей за мною по пятам ходить.
Не то рабам велю тебя убить!»
И тут влюбленному промолвил кто-то:
«О друг, займи себя другой заботой.
Боюсь, ты не достигнешь цели здесь,
Л потеряешь даром жизнь и честь!»
Упреком этим горьким уязвленный,
Вздохнув, ответил юноша влюбленный:
«Пусть под мечом я голову мою
В прах уроню и кровь мою пролью.
Но скажут люди: «Вот удел завидный!
Пусть от меча любимой – не обидно».
Меня позорить можешь ты, бранить, –
Я не уйду. Мне без нее не жить.
Что мне советуешь ты, ослепленный
Тщетою мира, лишь в себя влюбленный?
Она добра и благости полна,
Пусть хоть на казнь пошлет меня она!
Мечта о ней меня в ночи сжигает,
Л утром снова к жизни возрождает.
Пусть у ее порога я умру,
Но жив, как прежде, встану поутру!»
Будь стоек всей душою, всею кровью.
Жив Саади, хоть и сражен любовью.
Сказал от жажды гибнущий в пустыне:
«Счастлив, кто гибнет в водяной пучине!»
Ему ответил спутник: «О глупец,
В воде иль без воды – один конец».
«Нет! – тот воскликнул. – Не к воде стремлюсь я,
Пусть в океане Духа растворюсь я!»
Кто жаждет истины, я знаю, тот
Без страха бросится в водоворот.
Не дрогнет в жажде знанья, не остынет,
Хоть знает он, что в тех волнах погибнет.
Любовь, влюбленный, за полу хватай.
«Дай душу!» – скажет. – Душу ей отдай.
Ты внидешь в рай блаженства и забвенья,
Пройдя геенну самоотреченья.
Труд пахаря в пору страды суров,
Но пахарь сладко спит после трудов.
На сем пиру блаженства достигает
Тот, кто последним чашу получает.
