Слегка пошатывая нас.
Я помню:
Звезды пролетали
До удивления светло,
Желанья наши совпадали —
Иначе быть и не могло.
Потом расстались мы.
И надо б
Забыть о том давным-давно…
Но ежегодно звездопады
Ко мне врываются в окно.
О чем я загадаю ныне?
О том ли,
Что давно прошло?..
И, словно бабочки ночные,
Стучаться звезды о стекло.
Снова падает снег.
Ну и пусть себе падает.
Пусть идет человек
Может, где-то его и порадуют.
Пусть идет человек
По тропинке нетореной.
Продолжается век,
Продолжается жизни история.
Как безлюдно вокруг
На заснеженных улицах…
Может, это ваш друг —
Человек, что идет и сутулится?
Может, это ваш друг,
Люди, милые, спящие?
Погодите,
А вдруг
С ним случилась беда настоящая?!
Да проснитесь же вы,
Позабыв равнодушие,
И огнями Москвы
Осветите дорогу идущему!
И огнями Москвы,
И сердцами горячими…
Ах, как жалко, что вы,
К сожалению, спите, незрячие!..
Я к нему подойду,
Им самим незамеченный.
Я беду отведу
И скажу, что печалиться нечего.
Я ему расскажу
О далекой Смоленщине.
Дом ему покажу, где живет беспокойная женщина.
Я ему покажу
Окна светлые, ждущие.
Я его провожу —
Человека, сквозь бурю идущего.
Он сумеет найти
Дверь, звонок к этой женщине.
— Вот и я.
Ты прости.
Я сегодня бродил по Смоленщине.
Что, березонька?
Я знаю,
Зябко на ветру.
Хочешь, я тебе, родная,
Слезоньки утру.
Ты стоишь вдали от леса,
Над дорогою.
Ты всегда —
Зимой и летом —
Одинокая.
И с людьми бывает это.
Все случается.
Только жизнь идет по свету,
Не кончается.
Я ждал тебя.
Бродил по снегу долго.
И звезды ждали в полночи рябой.
Но понял —
В ожиданье мало толка.
И в лес ушел, собаку взяв с собой.
В лесу светло от снега голубого.
И я у леса забытья просил,
И плавал пес по снегу,
И ни слова
Он по-собачьи не произносил.
Он был какой-то сумрачно угрюмый.
Он не озоровал
И снег не ел.
Он, видно, по-собачьи что-то думал
И на меня доверчиво смотрел.
Он подбегал
И по привычке
Просто
Одну, другую лапу подавал.
Но грустно было от его вопросов,
Что он по-человечьи задавал.
Он словно говорил:
«Вернуться надо.
Она ведь в летних туфельках.
А вдруг…»
Но я-то знал —
Он говорит неправду,
Ведь преданные псы
Обычно врут.
И я выбегаю в рубахе.
Стою босиком на крыльце…
Снежинка,
Что детством пропахла, —
Слезинками на лице.
Кружите, снежинки.
Кружите
Над ранней моей сединой!
Что было со мной,
Расскажите,
Скажите,
Что станет со мной.
Вы кружите медленно, тихо.
Ложитесь на травы, как дым.
Вы пахнете
Белой гречихой
И детством далеким моим.
Вы пахнете летом медово,
Свежо, как смородины лист.
Я знаю,
Что век ваш недолог,
Зато удивительно чист.
Ах, любовь моя!
Любовь…
Сколько выстрадано!
Для тебя, моя любовь,
Столько выстроено!
Понимал я,
Что мосты
Строить надобно.
Я мосты к тебе мостил,
Строил надолбы.
Пробивал к тебе пути
В грязь и посуху.
А когда сумел прийти,
Понял: попусту.
Видно, шел я не к тебе.
Сбился, видимо.
И любовь мою теперь
Надо выдумать…
Привянули.
Завяли.
Отцвели...
И все ж от вас мне никуда не деться,
Подснежники —
Цветы моей земли,
Неяркие огни босого детства,
Я вас ищу,
Но не могу найти.
Склоняюсь над высокою травою.
Напрасно шмель гудит над головою —
Он к вам не в силах указать пути...
Но знаю я:
В родном краю, как прежде,
Где бьет родник, песчинки шевеля,
Еще стоит мой маленький подснежник,
Пригнувшийся под тяжестью шмеля.
1963
Я продолжаю вечное свиданье
С тобою, вечно юная Земля…
Все для меня —
И грома клокотанье,
И солнечная песенка шмеля,
И стук валька на речке в час рассвета,
И хруст косы, ныряющей в траву,
И гул машины,
И вода в кюветах,
Где небо обронило синеву.
Все в памяти, в глазах моей любимой, —
Ведь жизнь проходит, как ни говори,
В голубоватой зелени озимых,
В брусничной розоватости зари,
В цветах, плывущих по июльским рекам,
И в горечи кукушечьей тоски.
Все — с человеком. Ради человек.
Без человека — это пустяки.
Снег идет,
Кружится над лугами.
Шапками ложится на стога.
И медведи
Шевелят боками,
То-то им погода дорога!
Хорошо в заснеженных берлогах...
Снег идет.
И, видно, потому
Зайцы выбегают на дорогу.
Ах, как стосковались по нему!
Снег идет.
И белые деревья
Помнят все, чем жил и чем живу.
Снег идет.
Кружится над деревней,
Падая на мерзлую листву.
Снег идет.
Такой смешной и милый...
Искорками звездочек горит.
Вот он над отцовскою могилой,
Над могилой матери
Пестрит.
Снег идет.
Спокойно, не тревожа
Вечный сон ушедших на покой...
Снег идет.
И мир как будто ожил.
Тот же мир,
А кажется — другой.
Снег идет
По городам, по крышам...
Удивленно на него гляжу,
Словно в первый раз на свете
Вижу,
В первый раз
Восторженно дышу.
Снег идет,
Такой смешной и милый...
Это не беда,
Что он идет
Над моею будущей могилой,
Где береза белая растет.
1963
Хорошо, что ты спишь!
Ты спишь…
Хорошо, что в разлуку не веришь!
И сквозит
В неприкрытые двери
Августовская звездная тишь.
Звезды падают в рожь.
И сосна
Ловит поздние тихие звуки.
Никуда не уйти от разлуки.
Говорят, что она суждена…
И ни песни,
Ни шороха трав…
Над селом тишина проплывает.
Лишь скрипит
Запоздалый журавль
Да бадейка о сруб задевает.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
Я уныло гляжу на дорогу.
Ах, разлука,
К чему ты нужна,
Если двое расстаться не могут?!
Я как будто и сплю и не сплю.
От былого
Лишь память осталась.
Ты бы с нами, разлука, рассталась,
Если б ведала,
Как я люблю!..
Только ты не отступишь пока —
Ведь не зря ты зовешься разлукой.
Гаснут звезды.
Плывут облака.
Но по-прежнему тихо.
Ни звука…
Напишу колыбельную сыну.
Напишу,
Чтобы вечно о нем
Беспокойное сердце России
Думу думало ночью и днем.
Пусть метели кружатся над нами!
Лишь бы сын улыбался весне.
Даже если она за горами,
Даже если в чужой стороне.
Напевай колыбельную сыну,
Не скрывай от людей торжество,
Ведь твоими глазами
Россия
Днем и ночью глядит на него.
Перед ни, раздвигая рассветы
И полей золотые края,
Ты проходишь,
Как щедрое лето,
Торжества своего не тая.
Ты проносишь шуршанье березы,
Заревой холодок родника.
На ресницах не слезы,
А росы,
Что упали с ветвей ивняка.
Слышен сосен напев корабельный.
Я в туманы, как в море, гляжу…
Это все прозвучит в колыбельной,
Я для сына ее напишу.
Напишу колыбельную сыну,
Чтобы солнце светило ясней, —
Ведь начало великой России —
Колыбельный напев матерей.
Напишу о цветах и травинках
И скажу:
— По-отцовски живи,
Мой сыночек,
Моя кровинка,
Совесть первой моей любви.
Прохладный запах розовой сирени
Уводит в мир, далекий от стихов…
Я прислонюсь
К теплу твоих коленей
И не проснусь
До первых петухов.
Мир соловью с его страдой весенней,
Мир тишине полей и городов!
Твои колени
Пахнут свежим сеном
И первым медом полевых цветов.
Вот видишь, вновь заговорил стихами,
Не потому, что соловей поет:
Ты вся –
Весна,
Ты вся – мое дыханье,
Тепло мое, желание мое!
Вот и рассвет, просторы оглашая,
Зовет меня, приблизившись к мечте,
Писать,
Стихи с волненьем посвящая
Твоей высокой русской красоте.
Вот таким
Я люблю тебя, Черное море!..
А брюнет волосатый
В купальном трико
Уверяет блондинку,
Что несложно поспорить
С разъяренной стихией
И заплыть далеко.
Смуглолицая спутница
Смотрит влюбленно.
