Смотрит влюбленно.
Говорит, что не надо:
Приближается ночь.
А брюнет волосаты с лицом
Аполлона,
Взяв под локоть ее
Не спеша удаляется прочь…
Бей, волна за волной!
Пусть ревет разноцветье морское!
Пусть уводят брюнеты
Своих восхищенных подруг!..
Мы с тобой посидим,
Как когда-то над тихой рекою,
Посидим, не разжав
Наших верных, доверчивых рук.
Помнишь эту речушку?
Над нею ольха и ракита.
Тишина.
Только слышно,
Уключина где-тио гремит.
Я тоскую по ней,
По речушке незнаменитой!..
А разбуженный шторм
Монотонно и глухо шумит.
Мне знаком этот шум разъяренной
И дикой природы,
Не похожий
На шум водопада в горах, —
Так
У нас,
На Смоленщине
Сосны шумят в непогоду —
Корабельные сосны
Тоскуют
О дальних морях!
Я ухожу, как в омут с головой,
В иную даль,
В иные времена.
Прости за все, прости меня, жена!
Прости, прости — сегодня я не твой.
Стучит капель по мерзлому крыльцу
И теплый ветер
Хлещет по лицу,
И снегири на солнышке свистят
Что снегири — они меня простят.
На мокрых соснах гомонят грачи,
И, вскидывая розовую бровь,
Стреляют из-под снега косачи,
Бубня, должно быть, про свою любовь…
А я тебе ни слова не сказал,
Я только руку бережно пожал,
Я только, уходя, сказал: «Прости».
Прости за то,
Что я опять в пути
Прости за то, что ухожу туда,
Где вспыхнет по-весеннему звезда,
Прости за то, любимая жена,
Что сам не знаю, в чем моя вина.
Крыло зари
Смахнуло темноту,
И небо стало чище и яснее...
Как часто мы не ценим красоту,
Особенно
Когда мы рядом с нею.
Мы привыкаем
К отблескам зарниц,
К созвездиям,
К заплаканным березам.
К просторам, не имеющим границ,
Где бьются ливни и ликуют грозы.
Мы привыкаем
К лунной тишине,
Нависшей над заснеженной равниной.
Живем — не удивляемся весне,
Живем — и наши души не ранимы.
Да, мы не замечаем красоту...
Мы что-то ищем.
Что — не знаем сами.
И смотрим, смотрим, смотрим
За черту
Той красоты,
Что вечно рядом с нами.
И мечемся, как щепки по волнам.
И раньше срока
Уплывают в вечность
Любимые,
Доверившие нам
И красоту,
И молодость,
И верность.
1964
М. Алексееву
Земля моя с поблекшею травой
Пронизанная болью журавлиной,
Вся в седине
И в посвисте былинном.
Позволь сказать, что я навеки твой.
Ты промолчишь, хотя ответят мне
Синичий голос, в тишине звучащий,
Рассветные рябиновые чащи,
Что вновь затосковали по весне.
Ты промолчишь, привыкшая молчать
Всегда, когда тебе в любви клянутся.
И стоит мне тебя рукой коснуться,
Ты все простишь, привыкшая прощать.
Летит к ногам последняя листва.
В лесу легко наедине с землею.
Земля моя...
Она во всем права,
И даже в том, что я чего-то стою!
1964
Зря не ревнуй.
Не надо мучиться,
Ведь ревность жизнь не облегчит.
Еще не родилась разлучница,
Что нас с тобою разлучит.
Ты знай
И помни эту истину:
Мы не разлучимся,
Пока
Друг друга согревают искренне
Два сердца — два материка.
Ты знай о том,
Что понапрасну я
Не тратил нежности запас,
И хорошо,
Что есть неясное,
Невысказанное у нас.
Еще не высказано многое.
Еще все беды впереди.
И не ясна еще дорога та,
Которой нам с тобой идти.
А впереди —
То зори светлые,
То грозовые облака.
И наши думы заповедные
Земле ясны наверняка.
Земле понятно птичье пение
И ранний шорох тростников.
Понятно ей
Сердцебиение
Двух крошечных материков.
На ней влюбленные встречаются.
По ней идут,
Как мы теперь.
На ней, бывает, разлучаются,
Да только ты тому не верь.
Зачем тебе сомненьем мучиться,
От ревности сходить с ума?
Земля
Не вынесет разлучницы,
Пока не разлучит
Сама.
1965
Что привычный поцелуй!
Что разлуки ветер!
Ты ревнуй меня,
Ревнуй
Ко всему на свете.
Мне понятен он всегда,
Этот пережиток,
Как понятна красота
Зреющего жита.
Как понятна высота
Неба голубого,
Как понятна чистота
Родника любого.
Ты ревнуй меня к траве,
К тростникам и грозам,
К дорассветной синеве,
К солнечным березам,
К легким песенным ручьям,
К вечным звездопадам…
Ты ревнуй меня к друзьям,
К недругам — не надо!
Тихо так, что не бывает тише…
Зимний лес безмолвием живет.
Только слышно,
Как собака дышит
И беззвучно по снегу плывет.
Тихо-тихо.
Даже свист синицы
Не нарушил леса тишину.
Лес уснул, ему, наверно, снится,
Как он встретит новую весну.
Беличьи следы.
Огрызки шишек.
Молодые елочки в снегу.
Тихо так, что не бывает тише.
Тише
Я представить не могу.
Хорошо в такой тиши подумать
О себе,
О том, что прожил я,
Помолчать,
Поглаживая дула
Промаха не знавшего ружья.
Что я знал?
Холодный дождь и ветер,
Добрые, недобрые дела.
И любовь была — одна на свете,
Только не заметил, как ушла.
Вот и стало тихо,
Стало пусто,
И, хотя в лесу белым-бело,
Мне сегодня одиноко, грустно —
Будто в душу снега намело.
Будто он вовеки не растает,
Будто до весны не доживу,
Не увижу,
Как заря, взлетая,
Жаворонком падает в траву.
Будто сердце снова не забьется,
Прозябая в снеговой глуши,
Будто вновь любовь не отзовется
На печальный крик
Моей души.
Только нет!
Я верую в удачу,
Верую в грядущую весну.
И — бегу на громкий лай собачий,
Пробудивший леса тишину.
Я нынче слишком одинок.
Мне слишком грустно
И обидно,
Что никого вокруг не видно
Из тех, кто бы в беде помог.
Наверно, сердце неспроста
Болит невысказанной болью
Перед извечною любовью,
Где бесконечна красота.
Я одинок...
А ты ушла
В свои заботы и тревоги.
Остановись на полдороге,
Вернись, забудь свои дела.
Приди, прошу тебя, приди!
Я расскажу, как это было,
Как сердце занялось в груди
И как потом оно остыло.
Приди в мерцающую стынь.
Я расскажу,
Как сердце бьется
В песках неназванных пустынь,
В глубинах брошенных колодцев.
Приди!
Уйми мою печаль,
Сними беду своей рукою.
Неужто же тебе не жаль
Меня, не знавшего покоя?..
Я сам не знаю,
Что со мной.
Уж больно сердце одиноко...
Остановись оно до срока —
Не знаю, кто тому виной.
Я просто буду молча спать,
Принадлежа корням и травам.
И одиночества отрава
Меня не сможет напугать.
Я буду вечен,
Как и та,
Которую искал годами,
Совсем забыв,
Что красота
Была, как пропасть, между нами.
1966
Мне снится
Родничок журчащий,
Куда я бегал за водой…
В крушиново-ольховой чаще
Он и поныне молодой.
На дне его пестрят песчинки,
Вокруг — осока и цветы.
И девочка в цветной косынке
Глядится в зеркальце воды.
Потом уходит долгим взглядом
В большое небо,
Как в окно.
И ничего-то ей не надо,
Не надо ничего давно.
Она глядит,
Как тучи тают,
Как проплывают облака,
И ни о чем-то не мечтает
Среди цветов
У родника.
А просто думает:
«Я знаю,
Что облака идут ко мне
Напомнить,
Что живет родная
Душа в родимой стороне».
Вот девочка косынкой машет
Вослед плывущим облакам.
— Ну, что ты, Маша?
Плачешь, Маша!..
И слезы градом по щекам.
Мне снится родничок журчащий,
Куда я бегал за водой.
В крушиново-ольховой чаще
Он и поныне молодой.
И я все чаще замечаю,
Как проплывают облака.
Вот замерло одно, качаясь,
Как весточка от родника.
Оно цветной косынкой машет
И тает, тает на глазах…
И прямо в душу
Смотрит Маша,
Простоволосая,
В слезах.
Был полдень сух и безмятежно светел.
Дремали клёны в сонной тишине.
И вдруг нежданно
Навалился ветер,
И кринки загудели на плетне.
Запел плетень.
И это было гимном
Языческому шествию грозы.
И пыль кружилась над дорогой дымно,
И звонко бились рыжие овсы.
И с первой каплей,
С первым громом —
Ливень
Ударил в огороды и сады.
Почти неуловимый запах лилий
