Евгений Блажеевский - Письмо

Невесело в моей больной отчизне,
Невесело жнецу и соловью.
Я снова жду слепого хода жизни.
А потому тоскую или пью.
Невесело, куда бы ни пошёл, —
Везде следы разора и разлада.
Голодным детям чопорный посол
В больницу шлёт коробку шоколада.
Освободясь от лошадиных шор,
Толпа берёт билеты до америк,
И Бога я молю, чтоб не ушёл
Под нашими ногами русский берег…

Благословенна память,
Повёрнутая вспять.
Ты будешь больно падать,
Да редко вспоминать.

Осядет снегом горе,
Дитя увидит свет…
В естественном отборе
Для боли места нет.

Лишь память о хорошем,
О том,
Что стало прошлым,
О нежности,
Которой
Ещё принадлежу,

О голосе любимом,
О том,
Что стало дымом,
Необъяснимым дымом,
Которым дорожу…

Когда идёт вдоль сумрачных полей
Согбенною цепочкой велокросса
В затылок перелёту журавлей,
Затылком к ветру — тонкая берёза,
Когда гнетёт какой-то грустный долг
И перед прошлым чувствуешь вину,
Когда проходит день, как будто полк,
Без музыки идущий на войну,
Когда вокруг пугает пустота
И кажется, что время убывает,
Когда в пространстве правит простота,
С которой холод листья убивает,
Когда в моём заплаканном краю
Весёлый мир освистан и повергнут,
В такие дни я потихоньку пью
Остывший чай и горьковатый вермут.
Я в комнате своей сижу один,
Кренится дождь, уныл и бесконечен,
Толпится небо в прорези гардин,
Но всё-таки приятны этот вечер
И память о подробностях лица,
Забытою, как карточка в конверте…
А дождь идёт, и нет ему конца,
И нет конца житейской круговерти.

Пустые небеса.
Туманом, словно войлоком,
Укутаны поля и облетевший лес.
И день,
Что грязь месил
И в дождь волокся волоком,
Уже сошёл на нет
И в сумерках исчез.

И конь уже устал.
Но вот за палисадником
Сквозным, как решето,
Гнилой навес навис,
И в сени со двора
За спешившимся всадником
Из темноты вошёл,
Кося зрачком, Борис.

Кто звал его сюда,
Какая вороже́я?..
Неужто есть резон
Повесе привечать
Бездомного царя —
Кошмар воображенья,
На чьи черты легла
Кровавая печать?..

Но, бросив трость на стол
И встав возле камина,
Хозяин поглядел
На отблеск вороной
Решётки
И на то,
Как в сумерках карминно
Горит ушедший век
Рельефной стороной.

Подумал: хорошо,
Что облаком владею.
Мирская власть — обман,
Когда слетает лист
И гордый властелин,
Подобный лицедею,
Уходит в никуда
Из-за пустых кулис.

Не лучше ли вина
Пригубить и забыться,
Как мёрзлые поля —
Под вой осенних пург,
И вовсе позабыть,
Что где-то есть столица —
Холодный истукан,
Туманный Петербург…

Но нет, ещё нужны
Забавы и округлый
Прохладный локоток,
И вальса круговерть,
И карты, и метель,
Пока играет в куклы
Подросток Натали —
Его любовь и смерть…

Но нет, ещё нужны
И молодость, и поза,
И лёгкого пера
Причудливый каприз,
Хоть и присел в углу
Предчувствием допроса
Томимый и вконец
Измученный Борис…

Я в памяти событья перебрал.
Точнее, не событья, а намётки:
Неясные, как лёгкий след подмётки:
Где вестовой прошёл, где генерал,
Где проходил Желябов, где пустой
И ветреный, но симпатичный денди?..
Одно лишь ясно: вот ходили дети,
Вот Тютчев, Достоевский и Толстой.

А вот спешит Кибальчич проходным
Сквозным двором, неся в пакете порох…
Следы… следы…
Журналов жухлый ворох
С похмелья ворошу по выходным.

А вот ещё один неясный след
Героя Плевны и других сражений,
Что в ресторане был без сожалений
Отравлен кем-то…
Заглянул — ослеп.

История, как Библия, темна,
Настолько безвозвратна, что не надо
В подвалах затоваренного склада
Искать архивы, путать имена…

За стёклами хлопья витали,
Разъезжая площадь пуста.
В ночные безбрежные дали
Вокзал отпустил поезда.

И с Богом!..
Когда отъезжали
Тоску за границей лечить, —
Дома Петербурга бежали,
Стремясь на подножку вскочить.

Красавица в шубке, ужели
Грядущего груз по плечу?..
Железной верстою Викжеля
За вашим составом лечу.

А вы улыбаетесь тонко
Какому-то звуку в себе…
Всего вам, родная, но только
Не думайте о судьбе.

Живите в беспечном угаре
На грани любви и греха…
Пусть после на грязном базаре
И кольца уйдут, и меха.

Летите сквозь промельк нечастый
Огней за кромешной чертой…
Пусть после ваш мальчик несчастный
Оставит меня сиротой.

Я буду амуром сусальным
Незримый полёт совершать,
Над вашим сидением спальным
Стараясь почти не дышать.

Живите, пока ещё рано
Платить за парчу и атлас…
Я после Ахматову Анну
Прочту как посланье от вас.

А нынче, безмолвие кроя,
Свистит вылетающий пар
И, словно забрызганный кровью,
Во мраке летит кочегар…

Туманное утро, заляпанный снегом откос,
Что тянется вдоль, а за ним — то кусты, то берёзы.
Туманная жизнь. И под сердцебиенье колёс,
Хватаясь за воздух, танцует дымок папиросы.

И город туманный, исхлёстанный снегом, уже
Исчез, и несётся состав, подгоняемый ветром.
И я возвращаюсь, но только заноза в душе,
И хочется петь о несбыточном, о безответном…

Мне снилось, что с тобой,
Моей подругой ранней,
На невских берегах
С приятелем гостя,
Я встретился опять,
Почти что как в романе,
И если подсчитать —
То двадцать лет спустя.

Мне снилось, что мы шли
Вдоль Невского и Мойки,
Что плыл осенний день
В оранжевом пылу,
Но мелкий дождь пошёл
И мы слегка промокли,
Что пили кофе мы
В кофейне на углу.

Мне снилось, что потом,
Не говоря ни слова,
Мы под руку вошли
В один печальный двор,
Где с мусорным ведром
Навстречу вышел Лёва —
Художник из армян —
И руки распростёр.

Мне снилось, что потом
В неряшливой квартире
Творился кавардак,
Раскатывался смех,
И за стеной урчал
Пустой бачок в сортире,
Но были мы одни,
Далече ото всех…

Мне снилось, что потом
Мы долго были вместе
На сломанной софе,
Стоящей у стола,
И я тобой владел
В порыве жгучей мести
За то, что ты моей
Ни разу не была.

За то, что не сошлись
Ни карты, ни орбиты,
За то, что эту жизнь,
Увы, прожили врозь…
И я тебя любил
За все свои обиды,
За всё, что потерял,
За всё, что не сбылось.

А ты, припав ко мне,
Губами лба касалась,
Охапкой красоты
В объятиях горя…
И я не знаю сам:
Была или казалась
В туманном серебре
Пустого октября.