ст. 6. И меч Божий, тихо скорбящий над миром.
ст. 7. Я снова подымаю завесу над вечностью; перстом беспристрастным указую на сущее…
§ 15 (Adagio)
ст. 1. Опять замок ведуна, озлащенный потиром вечерним. Горизонт в луне!.. Воспаленная зноем луна!
ст. 2. Горы с вершинами в тумане… Волны ударяются о берег… Чайка…
ст. 3. Терраса белого мрамора! Заря на мраморе! Огонь на мраморе! Заря белого мрамора!
ст. 4. И вот уж [бредет пес, и бредет колдун, и] бредет старик, и царь, [и рак, и ребенок бредет] по плитам зари белого мрамора.
ст. 5. Весь объятый порывом нездешним с остатками бреда и пляски виттовой.
ст. 6. [Тащится глупый и старый.]
ст. 7. [Изнуренный разгулом, ] услышал он глас в синей вышине.
ст. 8. [И он] слышит песенку чистую, [и он слышит песенку] белую, как жалоба голубки.
ст. 9. И грустит [пес, ] и стыдится [пес]. И отчаяние заволакивает горы.
ст. 10. Словно гигантское крыло ворона застилает мир, словно рак сжал мир меж клешней своих.
ст. 11. И льется грустная песенка на просторе… И нет бреда луны… И уже мерцанье зарниц.
ст. 12. В горы ушел дух черный, в горы ушел пан черный, пан тиран, ушел погибать.
ст. 13. Там, не здесь, еще ледяная пропасть, еще катаракт тупой, еще бред косматый.
ст. 14. Еще гаснут, как светильники без масла. Еще клокочет бессмысленная плоть. Сатана ходит по кладбищу, где ивы ревут, изогнувшись.
ст. 15. Это там — а здесь… Здесь — ст. 15. — страждущий Иуда получает утешение; [страждущий Иуда]. Жизнь улетает из камышей грозным призраком. Роза наклоняется над волною. Шепот серебра в лунной сказке.
ст. 16. Слыша тихую песенку, прилетают белые Ангелы, погружают воспаленных безумием в хрустальный холод небес. Блеск неба: Бог ходит по святой земле… Кипарисы уплывают в даль холода и чистых стремлений.
ст. 17. Но различает дитя во́рон, [сиречь паршивый рак], аккорд немой повапленного счастья.
ст. 19. Слышит — Меч Праведник звучит в глубине небесной пустыни.
ст. 20. Видит — собрались у горизонта глыбы небесные с налетом свинцовым.
ст. 21. Слышит — несчастный — говорит у горизонта Сам Ветхого Завета, весь глыбами туманными заваленный.
[ст. 22. Слышит…… Стоит рак в розовом блеске.
ст. 23. Все заглушает тихая, вечерняя песня.
ст. 24. Слушает вечернюю песню. Слушает далекую зо́рю.
ст. 25. Точно подул ветерок с негой и лаской.
ст. 26. Но и в ночи звучит нищета, и в ночи свинец копошится.
ст. 27. И горька сладкая песня. И сладка горькая.]
ст. 28. И сам колдун побежал на призывный голос из палат воровских и виттовых.
ст. 29. Вот несется согбенный и старый… Простирая руки… Развевается плащ… багряный… блестят запястья и корона… Звенят кольца и обручи.
ст. 30. И сам старик побежал на призывный голос из палат воровских, из палат виттовых.
ст. 31. Вот… на голой скале… Вечеровы́м блеском осыпанный бледный царь-вор проклинает угодников своих. Грозит сухая рука…
ст. 32. Вот на голой скале озаренный старик! Вот звучит горькая песенка.
ст. 33. И бежит голь к королю своему, и ковыляет убожество к пророку своему… Собираются у старика своего справлять зори багровые.
ст. 34. И пришли… И стали… Все худые, все бледные… старики седые, <де>ти… дети.
ст. 35. Пришли… Стали… Молчат…
ст. 36. Глянул на них царь взором пронзительно-ясным.
ст. 37. Убожество понял и наготу понял вечерний старик.
ст. 38. Пали на колени юродивые, моля о милости.
ст. 39. Потрясая худыми руками, обнимая колени вечернего богача, плача об убожестве своем.
ст. 40. И дрожал вечерний, и молчал вечерний пред бедными.
ст. 41. И бедные не поняли, спрашивая: «Что сие?»………… Справили зори багровые… Настала ночь…… Молчал старик…… Слышался голос из черноты вечной, бездонной, пустой, но небесной……….. Горели звезды……… Голос Вечности великой, Вечности Правящей…
ст. 42. Плакал старик многовековой о ничтожестве своем.
ст. 43. Плакал люд темный о ничтожестве своем.
ст. 44. Была тишина пред грозовым ненастьем…
ст. 45. Уж желтые тучи неслись бесформенными клоками, озаренные гаснущим пожарищем.
ст. 46. Уже птицы и звери укрылись в жилищах своих, и все рыбы ушли на дно морское.
ст. 47. Кто-то Грозящий, кто-то Бредовый навалился на бедную землю.
ст. 48. Вот, вот — все слетит с места, все полетит к бесконечному…… и уже в воздухе стоит бесконечное………… Уже льются песни на фоне Вечности Святой, Вечности Суровой, Великой Вечности!
§ 16 (Adagio)
ст. 1. Дерево: патриарх многовечный. Чудовищно запрокинулось в немом, но безумном экстазе… с иссохшими ветвями к небу… Просит бури.
ст. 2. Летит буря.
ст. 3. Взревел сухой дуб, изломанный титан.
ст. 4. И песне внимали.
ст. 5. И как будто горькие слезы, и как будто поздние слезы искупления проли́лись над бедной землей.
ст. 6. То не дерево пело… То дитя, больное и замученное.
ст. 7. Вот заревой нищий, весь трепет и песня… Склонился народ и внимал песне.
ст. 8. И как будто идет Бог Ветхого Завета… И как будто склонились деревья…… Тронулись в поле одинокие былинки… Бог Ветхого Завета, помилуй нас.
ст. 9. Рассы́пались города. Пустыня засыпала золото и роскошь… Шелк и бархат — все, все это скрылось навеки из мира.
ст. 10. Ужас и бред сменились чем-то смутным, чем-то неопределенным… Какой-то горькой печалью.
ст. 11. И уже ведун не ведун, а нищий весь седой, весь смиренный.
ст. 12. Вот он удаляется молиться Тому, кто вдруг заговорил в нем… Кого все забыли, но Кто никого не забывал; всех любил и печалился за всех.
ст. 13. Вот человечество забывается, как больное дитя в люльке… Вот Кто-то Незримый и Ласковый ходит по бедной земле.
ст. 14. И раскачивает люльку больного ребенка, и покрывает его поцелуями…
ст. 15. Никого… Одни облака — титаны небес и степей — поднялись над горизонтом… И застыли на небе… И, застывши, плывут и плывут.
ст. 16. Спи, спи, измученное дитятко! Спи до радостного пробуждения…
ст. 17. Никакой ужас, никакая раскаленность не потревожит твоего глубокого сна.
ст. 18. Кто-то весь Радужный, весь Воскресный, Чистый, Убаюкивающий над тобою склонился и крыльями опахивает.
ст. 19. И ласкает, и нянчит спящего…… Тянется черная ночь………. В кипарисовых гробах все спят, все покоятся.
§ 17 (Adagio)
ст. 1. Только один не спит, один не успокоится.
ст. 2. Это тот, кто был богат и страшен; и кто смиренен и кто беден стал.
§ 18
ст. 1. В пустыне дикой стоит мелодия Вечности и песни в унылых сагах.
ст. 2. И равнины в покое, и песни на горизонте в унылых сагах.
ст. 3. Проходят дни за днями, проходят года, десятки лет в бешеном потоке Вечности… Встает солнце….. И садится солнце….. И пески поют суровую песню… И никого… И кости погибших порою торчат из песку.
ст. 4. Настает Архангельская ночь холода и чистых стремлений. И субботний закат красен и весь объят холодным огнем.
ст. 5. Спускается Архангельская ночь холода и чистых стремлений.
ст. 6. Гаснут вечерние зори.
ст. 7. Кучи титанов степных точно глыбы гор на горизонте.
ст. 8. Плывут из-за горизонта титаны синие и тают, и тают.
ст. 9. Точно само зло, испаряются они в чистоте и суровости.
ст. 10. У самого края небес один, один, взволнованный, синий, великан застыл, распростертый в замирающем огне заката.
ст. 11. С подъятыми к небу руками.
ст. 12. Застыл в последней вспышке злобы. Застыл, и спустилась ночь.
ст. 13. В ту пору один, один, взволнованный, старый, бродил он в холодном закате: тот, кто был богат и злобен и кто беден, одинок стал.
ст. 14. Уже много веков все спят, все покоятся… Только один он не уснет, не успокоится, а грехи мировые, грехи кровавые замаливает.
ст. 15. Встает солнце, и садится солнце, и пески поют унылую сагу.
ст. 16. И просил он покоя и снисхождения.
ст. 17. Но не было покоя, ни снисхождения. Суровая пустыня молчала. Стонали пески, проносясь в отдалении.
ст. 18. Настала ночь холода и чистых стремлений, но пустыня молчала. Зажглись звезды крупные и молчали.
§ 19
ст. 1. Ночь… Тысячелетия бегут… Все ночь.
§ 20 (Adagio)
ст. 1. Летит ураган в пустыне мировой, пустыне холодной.
ст. 2. И небеса затянуло, и горизонты: море песков несется в пустыне, море песков над пустыней… Летит ураган в пустыне мировой, пустыне холодной.
ст. 3. Чей голос в буре звучит небывалым призывом?
ст. 4. Кто, тусклый, стоит в песках?
ст. 5. Сквозь холод, сквозь мглу звезды мигают, подернутые сухой тучей.
ст. 6. Но кто, тусклый, стоит в песках, кто кричит в небеса?
ст. 7. Прося покоя и снисхождения. Нет ни покоя, ни снисхождения.
ст. 8. И пески напрасны, и напрасны крики. Все заглушает буря, все затмевает Самум холодный.
ст. 9. И сильна Вечность, и не перекричать Вечность… Что-то титаническое, что-то неестественно великое!..
