Сергей Кутолин - Впечатления (Опыт рефлексии визионерства)

Само искусство — способ жить,
дышать, надеяться и верить,
и к неизведанному плыть,
и смысл таинственного мерить.
И вздох весны, дрожание тумана
и неотчетливы, и явственны в груди,
Но молот Рока — времени Титана
ступает в жизнь. Ты только не проспи.
Как быстро блекнут звёзды и пространства,
Как быстро наступает чувственный закат,
И мы уже ласкаемы в мещанстве,
И нас уже, целуя, не бранят.
Мы каменеем в статуях и бронзе,
Мы сатанеем в почестях страстей,
И от искусства жаждущие бонзы
нас развращают мягкостью своей.

И мир, и бог их разделил
и жён, и скот, и сыновей,
И этот мир, хоть мир не мил,
но мир он милостью твоей.
На нём клялись и ели хлеб,
и здесь на идолах сидели,
И бог Авраама вдруг ослеп,
в Свободе все окоченели.
Он разделил собою век,
И хитрость истиною стала,
Обман возвысил человек,
И слепота в душе восстала.
А дальше путь от камня вдаль,
а дальше путь, — он не изведан,
Не рождена была мораль,
А новый путь ещё неведом.

Хотя и умерли,
но в нас
глубокой сутью
живут они;
шумящей кровью
в наших жилах
из глубины веков
встают и дарят день
и чувствуют,
и зреют в нашем созерцанье.
И только в одиночестве,
когда дрожит луна,
когда в себе себя мы постигаем,
мы воскресенье их
как чудо осязаем.
Что наше время и зачем оно? —
Бессмыслица без таинства
искусства жить.
Но предков череда не умирает в нас,
самозабвенно душу обновляя,
а движется к Творцу
в весеннем лёгком вихре,
и сны, и умысел,
и время сторожит.

Какой-то крик,
безумный сердца крик,
но звуков нет
в полуоткрытых масках.
Итак страдают много лет
Столбы, колонны,
крашеные краской.
Сегодня цвет
уныло серый — серый,
холодная, родная
сторона. Туман
как саван белый-белый
в цветах из синьки
скошенного льна.
Предметные,
худые очертанья,
тоскливо голосящий
звук,
Ты ждёшь и чувствуешь,
И снова расставанья,
и снова холод прокаженных мук.
Глухая полоса
по жизни рассыпает
не только тени,
но и дар небес,
сегодня сердце
в ней опять страдает,
но вижу синий
вдохновенный лес.

Часы как пульс
минуты наполняют,
А жизнь стоит,
то рвётся вдруг вперёд
дыханьем опоздавшей стаи,
безумно быстро набирая лет.
И вот уже
размеренно качаясь,
верхушки сосен
шевелят часы,
Холодный ветер,
словно бы отмаясь,
ложится искрами
на шариках росы.
Недели, месяцы, —
часы считают годы,
а сердце,
в милосердии восстав,
готово удержать
души моей свободу,
а славу с вечностью
рассеять и попрать.

Сегодня всё прошлое в нашей душе
живёт каждый миг настоящим,
Всё прошлое в нас, в нашем сердце уже
в бессмертном порыве манящем
творит и ваяет, и образы ткёт
для будущих новых дерзаний,
Сегодня в нас только умело живёт
и тешится в синем тумане.
Для прошлого смерти поэтому нет,
Оно в нас кипит водопадом,
И светлые брызги рождают тот свет,
которому вечно мы рады.
Дыхание утра встречаем опять,
опять в суете бесконечной,
Идём мы вперед, возвращаемся вспять,
И прошлое кажется млечным.

Где ты яркий свет небесный,
где зеленая заря?
В этом мире очень тесно,
и живу я только зря.
Зря осенние восходы,
зря опаловый ручей
сеет призрак непогоды,
гонит олово речей.
Здесь на зыби гласных звуков
расцветает благодать,
Солнце кажет снова губы
и желает целовать.
Снова я пришёл. И слышу,
что какой-то молодец
ходит по небу на крыше,
ищет истины венец.

Слышу голос синей птицы,
Вижу дальше чёрный лес,
Дышит ветер в разных лицах,
Свет распался и исчез.
Зримо небо закачалось,
Цвет лазури занялся,
Бесконечное начало
просветилося.
Далеко подвигнув лики,
рассыпались облака,
Замки чудные возникли,
распахнув в себе века.
Почему сегодня утро
так свежо и глубоко,
Это ты очами мудро
смотришь на землю легко.
Это ты послала солнце
каждый угол осветить
И душе моей бездонной
сердце радостью залить.
Потому я не страдаю,
Потому я не грущу,
что тебя в себе встречаю,
потеряв, опять ищу.

Разве смерть причиняет несчастья?
Избавляет от них — это факт.
Свежий ветер тоскует в ненастье,
отбивая заученный такт.
Где-то бряцают капли чугунные
по дорожной сухой бороде,
Дождь запел, сея звонкими струнами
по распаханной борозде.
Пыль унялась. И занялись звёзды.
в грубой шерсти тумана гулять,
Что-то ухнуло глухо и грозно,
Дождь пошёл по низинам рыдать.
Сердце вздрогнуло. Нет тут тревоги,
Расступилась былая беда,
Грязь мешает набитые ноги,
что несут меня в никуда.

Шептались тени. И природа
рыдала в осени закатом,
И трепетала к непогоде
листва, поблекшая за садом.
Безмолвна лишь душа стояла,
Смотрела на взращённый сад,
И в чувстве искреннем купала
непревзойдённый аромат.
Молчание. Оно острее бритвы,
Прочнее качества булатного клинка,
Душа — молчание зовёт меня на битвы
И дышит чудного молчания река.
Куда спешу я с осенью и небом,
с морщинами пропаханной земли,
готовой одарять и в будущем нас хлебом,
И дать нам мир, в который мы вошли.

А жизни смысл? Круговорот
страстей и сердца трепетанье.
Они как зов и оправданье
пред тем, кого познал народ, —
тот богоизбранный, предтеча,
честнейший воплощенный смысл;
любви, оплаканные речи
и крест из звёздных коромысл.
Пришел. Страдал. Распят. Воскрес.
И в путь указанный тобою
бредут проторенной тропою
сквозь буераки, грязь и лес,
стремясь освоить в полной мере
Свободу данную тобой
и Мудрость сферы голубой,
и воплотиться в новой вере.

Синий сад, синий, синий,
раззолоченная весна,
тени топчутся в паутине
у распахнутого окна.
Голубиная стая парится
на проталинах тёплой земли,
Мне в сегодняшнем прошлое нравится,
Мы гулять с ним по саду пошли.
Слышишь шорохи шепчутся шалые,
Слышишь на сердце старая боль,
Мы как дети наивные, малые
у природы все ищем пароль, —
Словно где-то секреты зарытые,
словно где-то живёт старина,
словно грязная, неумытая
ждёт чумазых родная страна.
В серебре серебро серебрится
и шевелится в шапке волос,
Не к добру мне забытое снится
и кусты отцветающих роз.