1908
«В высь весь вас звала…»*
В высь весь вас звала
И милый мигов миру ил.
И в сласти власть ненастья вала.
И вечером затянутый стан жил.
Он жил, как древнее свиданье,
Лобзаньям не отдавший дани,
Когда, узнав свирепый мед,
Он синий к небу водомет.
Он пролил слезы рос,
Вновь воскресив вопрос:
– Не та ли?
Глаза светали.
1908
Гроб
Греб
Добролюбиво,
Не покладая рук,
Граблями дев бесолюбивых,
Которым чорт не брат, но друг.
Гроб греб трудолюбиво,
Грабитель вод к тиши ревнивых,
Граблями дев бесолюбивых,
Которым бес не зять, не брат,
Но вдруг,
Ни дать ни взять,
Внезапный милый, тесный друг.
Гроб греб яснолюбиво,
Не покладая рук,
Граблями дев бесолюбивых.
1908
Небес хребты
Одел мехами сверк.
Двуясный ясень мерк.
Были не пройдены пути.
Но видны, видны путы,
И некуда идти,
И челны наши утлы.
Три чала
Причалят
К лодкам, боль
Кричала
Кричалой
Глоткой голь.
Молот
Раз пять
Опустился.
«Распять!» –
Клик вонзился.
«Молод!..»
1908
Из мешка
На пол рассыпались вещи.
И я думаю,
Что мир –
Только усмешка,
Что теплится
На устах повешенного.
1908
И песнь очеретянок
Молчание за ус тянет,
Шаловливое дитя.
И в дали
Сны летят.
О, мигов копоть
На стекле моей светли!
Устал я капать
Телом
Омылелым
Из жизнесмерти петли.
И кто восхочет быть моей капели блюдо?
Молчит пространность стадного люда.
1908
«Осенний ветр листья греб…»*
Осенний ветр листья греб.
Копали тесный, узкий гроб.
И в дальнем синем мертвеце
Лопаты видели мет цель.
И, смехом седым помавая,
Вставала тишина гробовая.
1908
Печальные белые лели
В сих белых снегах околели.
И поют, поют: о, люли!
Хваля долю ли, волю ли.
И качается в ветрах ляля.
Из клюва сочится песнь ли, поля ли.
И в жизноём себя мы лили,
И тихо – «смерть! приди» – молили.
Тихо?
1908
Сквозь древни ворота
Втекает бурно голота,
Ее немы имена
И буйно развеваются знамена.
Чьи камни на саблях?
Чья бряцает сабля?
И эта вечером краса блях.
Право и время
В конских глазах.
Вчера семя
Сеет
Лоза
Дней.
К ней:
К ней!
Из мести
Измята
Нега кожи
Веревкой,
Бичевой
И лучшее
Из блюд,
Несущее
– Люблю!
Ревела молодежь:
«Отнимем!»
Ответствуют огни им.
Копыт о пыльный тук
О как безнадежен ты, последний стук!
Нежное бремя
На конском хребте.
Ее слеза
Пролита.
Она не вздрогнет бровью.
Его рука
Залита черной кровью
Ее.
О, этот страшный день!
И стук желез,
И беглая людень.
Но кто же снизу лез?
Горит, горит светлица!
Испуганные лица.
Внизу там
Вдруг
Голосом
Разутым
Заревел отец
О тех.
И стан ее
Уже
Наг,
И та уже
Жена.
О, стон!
Святой
Растлен
Устой
У той.
О, этот страшный крик, рассказавший всё!
1908
«Ты была на шумком сборище…»*
Ты была на шумком сборище,
Где смеялись не смеясь.
Уносил я из позорища
Нитей тонких мысли вязь.
Крутился смутный тел вихорь,
И снежным тетеревам мечты
Нещадный горла вил хорь.
И вознесла тогда меч ты,
Вмиг переоценив темь цен,
И, с полом скован столбняком,
Плясвоперого дятла долбни кол
Осиновый тонул в безнадежном мертвеце.
1908
«Равнец! скажи, зачем борель…»*
Равнец! скажи, зачем борель
Была развеяна в ворель?
Из переулков, дверей, улиц
Толпа вливается на шум.
В каждой женщине – Засулич,
В каждом юноше – мятун.
Его красив печальный лоб.
Венки зачем надеты злоб?
Тот с <нрзб.> бочар
Смеется смехом злобача,
Как тело точат черви.
С высот летит трезвон вечерни,
И взоры радостных юнцов
В толпе блестят со всех концов…
Лежал, белея головой.
Стоит, рыдая, половой.
Но лишь подъемлют с мостовой,
Подъемлется жен тихий вой.
И прядает ушами лошадь.
Свирелью смерть взял веселоша.
Извозчики коней секут.
Грозится кто-то босяку.
Дорога чистится возку.
И молодость в глазах влечет тоску.
И трепетал богач
При слове яростном: пугач.
И взрыва звук был дик и голк.
Стоит, торжествуя, пугок.
«Мы все умрем!»
А над Кремлем
Кривила рот мутея,
Ей нравилась сия затея!
Что? сумасшедшие? – едва ль
И дело сделала взорваль.
Я знаю, многих сгорбит
Весть истинная о скорби.
Но, боже, можно ль перечесть
Того, кому улыбка – честь!
Забудет весть любую
Толпа, предавшись бую.
Насмешливо стоит ростух.
И голод – всех сердец пастух.
Исчезла милая нежда.
Настала ярая вражда.
Не стало прежней милой неги.
Повсюду взоры злобеннеги.
И уж не стало в нем вернот,
И слитны яд и ярь умнот.
Забыта старая печаль,
К устам прислонена пугаль.
Пути толпы свилися в жгут,
Бегут, идут, где крики жгут.
Во славу руса вероки
Бегут, безумны и дики.
О Русь! каким богам молилья
Убийства были крылья?
Убито горнее чуймо,
Проснулось красное буймо.
За светом темных окон
Почудилась весна.
Равноком
Восстала алая буйна.
Ты свергнул иго!
Народа дух
Качается, как Игорь,
Когда притянутые древа
Невинное терзали чрево.
1908
«И есть ли что мечей поюнней?..»*
И есть ли что мечей поюнней?
Но чу! везде полет воюний.
Они везде зовут в борель,
И смерть – красивая свирель.
О, меч, по выйному пути бегач,
Ты – неутомчивый могач!
Везде преследует могун!
Везде преследуем бегун!
Печальны мертвых улыбели,
Сияльны неба голубели.
1908, 1913
Ноне я, как все.
Много муки!
Горький сев.
Кому кий
Люб и приятен?
Любим ли я? – ты?
Да.
– Звезда.
Нет
Неб
И не будет.
Смех молчание будит.
1908
«Бежит, бежит ко мне мой песнемордый зверь…»*
Бежит, бежит ко мне мой песнемордый зверь.
От ужаса трясусь я.
О друг! спаси! Иди, поверь!
Куда пойду? И где спасуся?
Сознание в опасности! – проверь.
Гробее гроба тишина ся.
1908
«На площади старого града…»*
На площади старого града
Собралась чорная рада
– Рабочий, дева, воин.
И древо слов роняет хвои.
1908
«Как стоги на вечерних гумнах…»*
Как стоги на вечерних гумнах,
На небе позднем темнели тучи.
О боге рокотала умнядь.
И смех зыбил уста летучий.
1908
«Братья, довольно быть вялыми струнами!..»*
