Владимир Кальницкий - Русифицированный King Crimson

Happy family, one hand clap, four went by and none come back.
Brother Judas, ash and sack, swallowed aphrodisiac.
Rufus, Silas, Jonah too sang, «We’ll blow our own canoes,»
Poked a finger in the zoo, punctured all the ballyhoo

Whipped the world and beat the clock, wound up with their share of
Silver Rolls from golden rock, shaken by a knock, knock, knock.
Happy family, wave that grin, what goes round must surely spin;
Cheesecake, mousetrap, Grip-Pipe-Thynne cried out, «We’re not Rin
Tin Tin».

Uncle Rufus grew his nose, threw away his circus clothes
Cousin Silas grew a beard, drew another flask of weird
Nasty Jonah grew a wife, Judas drew his pruning knife.
Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Happy family, pale applause, each to his revolving doors.
Silas searching, Rufus neat, Jonah caustic, Jude so sweet.
Let their sergeant mirror spin if we lose the barbers win;
Happy family, one hand clap, four went on but none came back.

Трава в твоих волосах вытянулась, как лев на солнце,
Беспокойно обернувшись, ты облизнула губы.
Когда ты наливаешь мне вино, в твоих глазах отражаются
мои, сверкающие,
Прикасаясь к твоему лицу, мои пальцы блуждают, познающие.
Я называл тебя госпожой танцующей воды.
Подхваченные ветром осенние листья падают на костер,
в который ты уложила меня,
Медленно сгорают дотла, как теперь сгорают и мои дни.
Я до сих пор ощущаю тебя, твои глаза всегда сверкающие,
Помню жгучие часы, землю и цветы ниспадающие.
Прощай, моя госпожа танцующей воды.

Grass in your hair stretched like a lion in the sun
Restlessly turned moistened your mouth with your tongue.
Pouring my wine in your eyes caged mine glowing
Touching your face my fingers strayed knowing.
I called you lady of the dancing water.

Blown autumn leaves shed to the fire where you laid me
Burn slow to ash just as my days now seem to be.
I feel you still always your eyes glowing
Remembered hours salt, earth and flowers flowing.
Farewell my lady of the dancing water.

Прощайте, колокола настоятеля храма,
Его беседка и его черное цитварное семя[24],
Одинокая учтивость его речи,
В которой обещан Рай.
Ибо теперь стеклянные слезы принца Руперта
Заставили кровоточить шафрановые безмятежные веки
И очистили священную табличку от воска,
Которым кормятся Ящерицы.

Пробуди пустое решение своего рассудка,
Облачись в одежду, защищающую от стужи,
Сожги мост и сожги лодку,
Проткни глотку Ящерице.

Пади, Полоний, или преклони колени.
Жнецы начинают жатву на рассвете.
Все твои тусклые дьявольские ложки
Заржавеют под нашим зерном.

Теперь медведи бродят по саду принца Руперта,
По его сырым тенистым лужайкам.
Кости Ящерицы стали глиной…
И рождается Лебедь.

Пробуди пустое решение своего рассудка,
Облачись в одежду, защищающую от бури,
Сожги мост и сожги лодку,
Проткни глотку Ящерице.

Вскоре исчез замшелый сорный двор Пайпаудера[25],
На котором разодетые Ящерицы продавали
 Своему неповоротливому стаду
Видения о концах радуг и золоте.
Теперь павлин принца Руперта принес рассказы
О стенах и тысячах труб,
О пророках, закованных в цепи за сожжение масок,
И о неразвернутых свитках грез…

Farewell the temple master’s bells
His kiosk and his black worm seed
Courtship solely of his word
With Eden guaranteed.
For now Prince Rupert’s tears of glass
Make saffron sabbath eyelids bleed
Scar the sacred tablet of wax
On which the Lizards feed.

Wake your reason’s hollow vote
Wear your blizzard season coat
Burn a bridge and burn a boat
Stake a Lizard by the throat.

Go Polonius or kneel
The reapers name their harvest dawn
All your tarnished devil’s spoons
Will rust beneath our com.

Now bears Prince Rupert’s garden roam
Across his rain tree shaded lawn
Lizard bones become the clay —
And there a Swan is bom.

Wake your reason’s hollow vote
Wear your blizzard season coat
Bum a bridge and bum a boat
Stake a Lizard by the throat.

Gone soon Piepowder’s moss-weed court
Round which upholstered Lizards sold
Visions to their leaden flock
Of rainbows’ ends and gold.
Now tales Prince Rupert’s peacock brings
Of walls and trumpets thousand fold
Prophets chained for burning masks
And reels of dream unrolled…

Ночь развернула свой дырявый плащ
Над речным лугом.
Древний лунный свет крадется по разоренным пашням,
Прячет в тень колеса без спиц.
Часовые опираются на терновые копья,
Согревают дыханием руки, глядят на восток.

Обожженных сном и напряженных от страха,
Их укутал туманный полог рассвета.
За три холма от них зашевелились огромные армии,
Изрыгают звуки рожков и проклятия на рассвете дня.
Строя ряды коней и стали,
Ровными шеренгами они движутся вперед.

Night enfolds her cloak of holes
Around the river meadow.
Old moon-light stalks by broken ploughs
Hides spokeless wheels in shadow.
Sentries lean on thom wood spears
Blow on their hands, stare eastwards.

Burnt with dream and taut with fear
Dawn’s misty shawl upon them.
Three hills apart great armies stir
Spit oat and curse as day breaks.
Forming lines of horse and steel
By even yards march forward.

Дома в инее побелки стоят на страже бледной береговой линии,
Перемежаемые кактусами и соснами.
Здесь брожу я, где растет душистый шалфей и странные травы,
По обожженной солнцем растрескавшейся каменистой дороге.

Пыльные колеса ржавеют на солнце.
Табачного цвета стены, по которым бегают испанские ящерицы.
Здесь я сижу в тени от кроны драконовой смоковницы,
Окруженный термитами, и размышляю о человеке.

Я размотаю свои старые струны, пока сияет солнце,
Не стану никуда взбираться, когда светит солнце.
Женщина с Форментеры, спой мне свою песню.
Женщина с Форментеры — солнечная возлюбленная.

Свет ламп отражается на старых гитарах, на которых бренчат
путники.
Умащенные благовониями дети пляшут под звуки индийского
барабана.
Здесь Одиссей[27] пал от чар мрачной Цирцеи[28].
Не выветрились еще аромат ее духов и ее заклятие.

Седая рука времени не схватит меня, пока сияет солнце,
Развяжи и отопри меня, когда светят звезды.
Женщина с Форментеры, станцуй для меня свой танец.
Женщина с Форментеры — темная возлюбленная.

Houses iced in whitewash guard a pale shore-line
Cornered by the cactus and the pine.
Here I wander where sweet sage and strange herbs grow
Down a sun-baked crumpled stony road.

Dusty wheels leaning rusting in the sun;
Snuff brown walls where Spanish lizards run.
Here I’m shadowed by a dragon fig tree’s fan
Ringed by ants and musing over man.

I’ll unwind my old strings while the sun shine down
Won’t climb any high thing while the sun shine.
Formentera Lady sing your song for me
Formentera Lady sun lover.

Lamplights glows on old guitars the travellers strum;
Incense children dance to an Indian drum.
Here Odysseus charmed for dark Circe fell,
Still her perfume lingers still her spell.

Time’s grey hand won’t catch me while the sun shine down
Untie and unlatch me while the stars shine.
Formentera Lady dance your dance for me
Formentera Lady dark lover.

Серебряным ножом из иглы дикобраза
Она вырезала отравленное перо,
Написала жене своего любовника:
«Семя вашего мужа вскормило мою плоть».

Как от вида прокаженного,
От этого заразного письма
С окаменевшим горлом, задыхаясь, та
Встретила день, ослепленная слезами.

Исцарапанная ледяными когтями
И опаленная изумрудным огнем,
Жена с душой из снега
Начала писать твердой рукой:

«Я спокойна, мне не нужна жизнь,
Чтобы служить юношам и мужчинам.
То мое, что было Вашим, — мертво.
Я прощаюсь с бренной плотью».