Андон Чаюпи - Поэзия социалистических стран Европы

Закат уже запачкал кровью рот…
Веранда — ни гугу… А лето обветшало…
Газеты о войне кричат полям…
Пожалуй,
кто жил поэзией, — от голода помрет…

Взвалила тишина свой замогильный гнет…
Пластинки спрятать в шкаф да распихать журналы!..
Другие песни время заиграло,
и валится перо, и пальцы — словно лед…

В ладони подыши и напиши сонет!
Хоть рифмой развлекись, коль скоро больше нечем!..
Колючкою опутан белый свет…

Беги, спасайся, муза красноречья,
и поскорей — назад!
А я в годину бед лицом к лицу, в штыки, ненастье встречу.

Узнаешь ли в пшеничном океане
Судьбу
заброшенного в грязь зерна?
Боль превращается в сиянье,
В печах времен
пережжена.

Жизнь с одиночеством прощается,
Кристаллизуется в мечту
И переходит в муку,
в ту,
Что вскоре в песню превращается.

Минута счастья чем важна?
Строкой стиха. Глотком вина.
Чтоб ты унес в одной руке
Все клады мира в узелке.
Для счастья нужно слово. Пусть
Оно теплом излечит грусть.
Для счастья нужен знак привета.
Руки пожатье. Сигарета
Да на сочувствие намек,
Который вдруг поймать ты смог…
Легчайший пух прикосновенья
Несет нам рая дуновенье.
Но мало этого у бога,
Что ж, значит, мало — это много,
И, видно, очень мы бедны,
Когда все это — только сны.

История запомнит ту весну,
Ее приход
со взрывом почек в пущах.
Фиалок запах слился с дымом пушек,
И все,
в подвалах шедшие ко дну,
Всплывали,
из гробов своих вставали,
Услышав, как по-русски говорят,
И шли наверх,
И видели солдат,
Что зиму из предместий выбивали.

Цветы благоухали в честь весны,
Столетний лед река веков взрывала,
И соло соловья
перекрывало
Едва бормочущий оркестр войны,

Телефон, зазвони! Мы вновь
Погружаемся в долгий сумрак.
Ничего! Не грустите, вещи,
Телефон, ваш друг, зазвонит.

Мне видится город в окне,
Закутанный в саван ливня.
Здесь сухо. И все мы вместе,
Но кого-то недостает,

Но вижу — бежит она
Сквозь дождь в телефонную будку
(Как пачка детских гостинцев,
Одетая в целлофан).

Она обнаженной рукой
В автомат бросает монету.
Он гудит басовой струной.
… Я очень тебя люблю!

Ах, делая вечность пройдет,
Пока наберешь мой номер.
И вместе со мной все вещи
Не в силах хранить тишину.

Когда на столике звякнет,
Вдруг отзовется квартира
И слушает, как, задыхаясь,
Я говорю: «Приходи!»

И с этой самой минуты
Сквозь долгий миг нетерпенья
Мы ждем, чтоб в дверях увидеть
Взлохмаченную, смешную
И вымокшую — тебя.

Позвонила мне девушка из журнала
и стихи о любви заказала:
— Только счастливые, это к маю —
грустных не надо! —
и трубку повесила…

И я написал их,
и вот читаю,
и вижу сам:
получилось невесело.

И все-таки,
все-таки я одобряю,
что напечатать хочет журнал
стихи о любви —
счастливые,
к маю,
и я бы с охотою их написал,
с огромной охотой,
но дело в том,
что пишут такие стихи
вдвоем.

Слово доброе сказать
не помешкай.
Слово в землю посади,
как орешек.

С пустозвонным, хитрым, злым,
полным яда,
только с ним, ты мне поверь,
медлить надо.

Как змею его держи
в спирту, в банке…
Слово доброе скажи
спозаранку.

Если будет в нем елей,
вкус медовый, —
лучше ты назад возьми
это слово.

Слово доброе — оно
точно семя.
Урожай его едим
равно все мы.

Посоли его, как хлеб,
густо солью
и от сердца оторви
с кровью, с болью.

А коль можешь и в беде
им помочь ты,
так послать его спеши
первой почтой.

Принесут его тогда
утром рано.
Слово лучше, чем бальзам,
лечит раны.

И нужнее, чем товар
ширпотреба.
Ведь без правды все равно
как без хлеба.

Было ночью ледяной
многим, братцы,
слова доброго того
не дождаться.

До последнего стояли
на страже.
Неужели никто слова
не скажет?

И пусть будет у него
крутой норов,
за пазухой не таи,
не прячь в норах.

Слово вовремя скажи,
не промешкай.
Слово в землю положи,
как орешек.

Если зрелое — найдет
себе почву.
Добрым словом — не скупись
щедро потчуй.

Как пустыня, ты иссох
в жажде слова.
Так его не пожалей
для другого.

С чем вас сравнить, спаленные жилища?
Как вынести невыносимый взгляд
Тех, кто погиб на этих пепелищах,
Вдыхая чад измен и страха смрад?

Безумье Ниобей… разграбленные гнезда,
Распятые на балках баррикад…
Встает отвага из руин, но возле
Предательства таится злобный гад

И будущей победы гложет корни.
Где схоронить нам павших? В этой черной
Земле? Нет! Нет! Пока над головой

Разящий кровью мост вздымается до неба,
Во всей вселенной мест не сыщешь, где бы
Нашли покой и мертвый и живой.

Имя твое из жасмина и звезд
вырезать на коре берез
только робкий поэт
осмелится…
Вооружен до зубов
наш век,
но из грязи ему не поднять монетку
с изображением короля,
который еще никогда не правил…
Это король перехожих калик и детей,
царь отверженных,
вечный изгнанник,
и до сих пор не родившийся царь того царства,
которое «да приидет»,
как день после ночи.
Царь, об аресте которого
отдан приказ
президентами мира.
Все курки взведены, —
назови только имя царя
или, может, царевны…
О, конечно же,
это женщина!
И, конечно, она прекрасна,
словно детские сны.
Так прекрасна, что все поэты всю жизнь
об ее изумрудных глазах
мечтают.
Об омутах глаз, откуда
пьют они свой окаянный хмель
и безумство свое —
тот напиток,
который дает им силы
на-пе-ре-кор всему
непреклонно носить свой оплеванный плащ.