Тот звонит и пускает трамвай вперед. Он почти наезжает на демонстрантов.
Толпой овладел гнев. Зазвенело выбитое вагонное окно. Кто-то взобрался на крышу трамвая и скинул дугу с проводов. Трамвай стал.
Молодой корнет из службы боевого обеспечения в форменной фуражке и со шпагой на боку выскочил из вагона.
— Хамье! — шипит он злобно.
Его окружают демонстранты. Срывают с него шпагу и фуражку. От унижения и бессилия слезы текут по его лицу. Он вырывается, кто-то подставляет ему ножку, и он летит в грязь.
И тут Нексе увидел нового сотрудника «Социал-демократен» в его маскарадном промасленном картузе. Альберт достает из кармана свисток и дует в него. При звуке свистка шофер такси выскакивает из машины, бежит к уличному телефону, вынимает его из коробки и что-то говорит.
И почти сразу появляется бронированный полицейский автомобиль. Из него вываливается с десяток блюстителей порядка. Подходят два такси, набитые полицейскими в шлемах. Из ворот на Рёмерсгаде выбегает около сотни полицейских с поднятыми дубинками.
— Очистите улицу! Очистите улицу! Во имя короля и закона! — кричит бегущий полицейский офицер.
Но толпа зажала самое себя, и полицейские пускают в ход дубинки.
Молодой человек, несший красное знамя, забирается на крышу трамвая, куда ему подают знамя. Он размахивает красным полотнищем, и люди приветствуют знамя и подымают кверху сжатые кулаки.
— Товарищи! — кричит молодой человек. — Окажем пассивное сопротивление. Сложим руки на груди. Полиция не посмеет нас тронуть!..
Толпа следует его призыву. Люди стоят, сложив руки на груди, упрямо, выжидающе. Но появляются конные полицейские и обрушивают на толпу град ударов. Дубинки со свистом рассекают воздух.
Люди обратились в беспорядочное бегство. Полицейские преследуют их. Иные падают под копыта лошадей. Полицейские бьют без разбора — женщин, малых детей. Люди кидаются в переулки, но их и там настигают.
Огромная площадь покрывается телами избитых в кровь, затоптанных людей. Полицейские наступают рядами. Выхватывают из толпы демонстрантов и швыряют в полицейские вагоны.
Прямо перед Нексе верзила полицейский избивает дубинкой пожилую женщину. Нексе бросается к нему.
— Остановитесь! Это ваша мать!
— Очумел, дед? — И полицейский снова замахивается. Не помня себя, Нексе выхватывает дубинку у него из рук.
— Бегите! — кричит он женщине.
Рассвирепевший полицейский наступает на Нексе, тот размахивает дубинкой и не дает ему подойти. На помощь своему товарищу спешат другие полицейские и атакуют Нексе сзади.
Это видят молодые рабочие.
— Ребята, Нексе бьют!
И враз заработали крепкие кулаки. Полицейские обращены в бегство. Двое парней подхватили Нексе и увлекли в подворотню. Один двор, другой, какой-то лаз в стене, и вот они оказались на тихой пустынной улочке, возле двухэтажного дома. В окне объявление: «СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ. ГЛАВНАЯ КОНТОРА».
— Отлично! — говорит Нексе. — Мне как раз сюда и надо!
Он поднимается по лестнице и входит в контору. Здесь нашли приют многие из демонстрантов. Молодые активисты перевязывают раненых товарищей. За маленьким столом сидят двое из руководства партией. Нексе подходит к столу.
— Вы, конечно, подадите в суд. А это стоит денег. Я думаю, сотня крон не повредит. — Он вынимает бумажник и достает стокроновую бумажку.
Конечно, его узнали — улыбки, рукопожатия.
— Спасибо, Нексе, деньги нам нужны. А можем мы написать в газете, что ты сделал пожертвование?
— Если надо — конечно.
— А не повредит это тебе в «Социал-демократен»?
— С ней покончено. Не желаю иметь дела с этими кровавыми псами. Я сам видел, сын редактора Йоргенсена вызвал полицию. Предатели, негодяи!.. Найдется для меня место в вашей газете?
— Еще бы! Ты сразу поднимешь тираж нашей «Классовой борьбы».
— Прекрасно! И вообще, я хочу вступить в социалистическую партию.
— Пиши заявление.
— Оно уже написано — полицейской дубинкой на моей спине, — смеется Нексе.
…Маленький рыболовецкий бот. Тяжело, длинными зелеными волнами плещется вода. С невидимого берега доносится тысячеголосый хор птичьего базара.
Бот вздрагивает, словно получив предупреждение. Форштевень поднимается наверх, бакштаг мачты содрогается от ледяного свистящего ветра. Морская поверхность напрягается в истерических судорогах. Бот наклоняется вперед, вокруг него громоздятся массы воды. Он замирает, маленький и беспомощный, похожий на детского коня-качалку, просовывает свой нос сквозь водяную толщу и по-утиному отряхивается, так что вода брызгами рушится на палубу. Принявший ледяной душ Нексе проходит в каютку, где у иллюминатора застыл с весьма кислым выражением на остром желчном личике его спутник, известный немецкий художник Петер Гросс.
— Будь проклята эта лодчонка, будьте прокляты вы, подбивший меня ехать, будь проклят я сам, что послушался вашего совета, — монотонно бубнит Гросс. — Господи, до чего же хорошо было в Вардё!
— Вы же сами говорили, что Вардё — тухлая и грязная дыра, набитая отбросами общества.
— Все познается в сравнении. Сейчас я вспоминаю о Вардё как о рае. Боже мой, горячее какао с коньяком, вареная треска с рассыпчатым картофелем и главное — возможность в любой день вернуться к цивилизации.
— Зачем вы вообще поехали, Гросс?
— Мне предложили познакомиться с большевистским раем.
— Тогда вы зря мучаетесь. Рая не будет. Будет огромная разоренная страна, пытающаяся выжить в тисках голода, холода и бесчисленных врагов.
— Веселая перспектива! По меня хоть неосведомленность оправдывает, а вы-то чего потащились?
— Я — гость конгресса. Коминтерна. Но еду прежде всего к своим детям.
— У вас в России дети?
— Целых шестьдесят пять… Вы знаете такой город — Самара?
— Такого города нет.
— Есть. На Волге. А там детский дом. И этот детский дом носит мое имя, Гросс. Имя датского писателя.
— Весьма трогательно. Но за что такая честь? Ах да, вы же автор лозунга: «РУКИ ПРОЧЬ ОТ СТРАНЫ СОВЕТОВ!»
— «Дитте» вышла на русском, — пренебрегая его иронией, говорит Нексе. — Вы не читали «Дитте»?
— Признаться, нет. Жизнь так коротка, а ваш роман так длинен.
— А вот у русских хватило времени сделать революцию, отбиться от врагов и прочесть «Дитте».
— Непостижимая славянская душа!.. Значит, нас ждет теплый прием?
— Надеюсь, да, — со скромной гордостью говорит Нексе. — Роскошеств не ждите, но встреча будет самая сердечная.
Меж тем показалась земля. Ботик входит в Мурманский порт. Но берет путь не к главному причалу, а к непарадной угольной гавани. Пристает. Рыбаки-норвежцы в робах и высоких резиновых сапогах помогают сойти на берег своим плохо приспособленным к подобному путешествию пассажирам: легкие пальто, брючки и остроносые ботинки, за спиной альпинистские рюкзаки, через плечо — сумки.
Нексе расплачивается с рыбаками.
— В случае чего, — предупреждают те, — вы нас не знаете, мы вас не знаем.
— Не бойтесь, ребята, — добродушно успокаивает их Нексе, — нас встретят с распростертыми объятиями.
Но не сделали они и десяти шагов, как раздается зычный окрик: «Стой!» Нексе и Гросс не поняли, что от них требуется, и последовала новая команда: «Руки вверх!», и в живот им уперлись дула винтовок. Бдительная портовая охрана из двух звероватого вида братишек мгновенно обнаружила подозрительных иностранцев, невесть как очутившихся в гавани. Слова были по-прежнему непонятны, но сопровождавший их жест все пояснил. Нексе и его спутники поднимают руки.
— Вперед! — командует братишка.
— И это вы называете теплой встречей? — бормочет Гросс.
— К черту! — рассвирепел Нексе. — Я — Андерсен-Нексе! Писатель!.. Я не шпион!.. Андерсен-Нексе!.. — Он выхватывает из кармана документы и сует караульному.
Тот берет бумажки и рассматривает с вдумчивым видом.
— Мы пропали, — шепчет Гросс, — он держит их вверх ногами.
И тут появляется молодой, сухопарый, с чахоточным румянцем и огромным «маузером» комиссар караульной службы, восторженный энтузиаст культуры.
— Товарищ Андерсен!.. Из Дании?.. Писатель!.. А ну, отставить, — прикрикнул он на караульных, и те с неохотой убрали оружие. — К нам в революцию прибыл великий датский писатель-сказочник, друг детей и всего маломощного человечества. — И, напрягшись всем неполным средним образованием, гаркнул: — Эс лебе геноссе Андерсен!
И оба братишки угрюмо прохрипели: «Ура!»
— Что я вам говорил? — шепнул Нексе художнику, когда в сопровождении почетного эскорта они двинулись к порту.
— Он принял вас за Ганса Христиана.
— Какая разница? Ганс Христиан тоже датский писатель. Видите, как ценят культуру в стране рабочих и крестьян?..
