— Да-да, Иосиф Виссарионович, — продолжал Станиславский, — меня тут попросили зайти в запретитель…
Он даже не мог запомнить и правильно произнести слово «распределитель». Профессор РАТИ Геннадий Дадамян уверен, что почетное звание действительно было безразлично Станиславскому, хотя он при своем имидже большого ребенка прекрасно понимал, что творится в стране и как надо вести себя с властями.
— За все свои унижения он расплатился посмертным спектаклем «Тартюф», где ясно читалось его отношение к культу личности и земным вождям.
Но не в этом дело, а в том, что звания «народный артист всего Советского Союза» уберегли стариков от репрессий 37-го года. А вот звание «народный артист РСФСР» не спасло режиссера-новатора, любимца иностранцев Всеволода Мейерхольда. Народный оказался к тому же очень опасным и был расстрелян в 1940-м. Его судьба только доказывает, что почетные звания были прежде всего политическим инструментом.
С этими званиями с самого начала вышла путаница. Так, например, в феврале 1920 года Малый совет народных комиссаров специально заседал по поводу присвоения почетного звания артистке Малого театра Ермоловой. Марию Николаевну советская власть назвала просто — народная артистка, не уточняя, чего именно. А двумя годами раньше, в октябре 18-го, не имея нормативных документов, Шаляпина новые власти объявили народным артистом России. Чем дальше, тем больше со званиями будут происходить разные истории сомнительного свойства.
II
Государство, надо заметить, здорово устроилось с этими знаками отличия: вместо хорошей зарплаты хорошим артистам оно выдавало табличку плюс небольшой материальный прикорм. Согласно инструкции народный артист СССР, например, имел право на:
1) дополнительные 10 метров жилой площади;
2) пенсию республиканского или союзного значения;
3) медобслуживание в Кремлевке (заслуженные лечились в поликлинике на улице Заморенова).
А не по инструкции народным и заслуженным зарплату платили больше. И гарантировали место на Новодевичьем или Ваганьковском кладбищах. Ну как тут было не рваться?
Как квартирный вопрос испортил москвичей, так вопрос званий испортил артистов.
Постепенно знаки отличия из государственной оценки труда превращались в опасную штуку, которая меняла психологию творческих людей в сторону патологии. О чем речь? Да о том, что звания стали предметом блата, торга, мены и сведения счетов. Цветочки расцветали на «почетной» клумбе махровым цветом.
Как только Борис Ельцин стал первым секретарем Московского комитета партии, он перетащил в столицу своего друга — главрежа свердловской оперетты Николая Курочкина, который был посажен главным же в московскую оперетту. К слову сказать, Курочкин — приличный режиссер, но к чужому двору явно не пришелся. И как только Ельцина сковырнули со Старой пощади, зашатался и его опереточный друг. Но что же дальше? Нет, его не выгнали, а предложили уйти из театра в обмен на почетное звание. Он согласился. Правда, какое именно он получил — сейчас никто не помнит.
Артист и режиссер МХАТа Всеволод Шиловский вообще попал со званиями в ситуацию, что называется, «между стульев».
Всеволод Шиловский:
— Славу Невинного, Колю Пенькова и меня выдвинули на звание заслуженного артиста РСФСР. Приятно! Через некоторое время меня вызвали в комиссию и сказали, что необходимо сделать выбор — звание или квартира. И то и другое много! У Коли и Славы квартиры уже были. Я, конечно, выбрал квартиру. Но потряс сам цинизм поставленного вопроса. Я хлопнул дверью так, что ее, по-моему, чинили.
По второму кругу Шиловского завернули после того, как он, известный в театральных кругах как человек резких поступков, встряхнул за шиворот директора театра Ушакова, издевавшегося над мхатовскими стариками: Кторовым, Степановой. Заступничество стоило ему еще пяти лет ожидания.
Апофеозом «званских извращений» стала ленинская тема. Но об этом ниже.
III
Советская власть, следует заметить, была не первой в великом званском деле. При царе существовало два звания: заслуженный артист императорских театров и более почетное — солист Его Императорского Величества.
Причем когда Шаляпину дали солиста, то Собинов, как рассказывают современники, учинил скандал: почему он-то всего лишь заслуженный?! Тенор унялся только тогда, когда получил заветную «цацку».
Ох уж эти актерские тщеславие и зависть — сколько извращений они порождают.
Так вот о Ленине, вернее, об артистах, его играющих. Ленин — это не Гамлет, не Отелло, не Макбет, не прочие роли мирового репертуара. Оказывается, еще в 1939 году было принято постановление «О работе над пьесами с образами вождей партии», которое на полном серьезе предупреждало, что ни с Лениным, ни со Сталиным на сцене не шутят.
Столичные артисты без званий не имели права играть вождей мирового пролетариата. Инструкции на этот счет, правда, не существовало, но все об этом знали. Так же, как знали, что за роль Ленина, сыгранную даже в самом посредственном спектакле, можно было схлопотать очередное повышение в звании, а также Государственную или Ленинскую премию. Причем внешние данные артистов в ленинском деле не имели решительно никакого значения.
Рассказывают, что в провинциальном театре шла революционная пьеса, где Ленин был… сидячий, как инвалид. Весь спектакль он командовал революцией и общался с соратниками, не вставая. Вождь весь извертелся, поворачиваясь то к Свердлову, то к Дзержинскому. На поклонах открылся секрет режиссерского новаторства — артист, игравший Ленина, оказался на две головы выше других большевиков, что не соответствовало жизненной правде. Но зато долговязый Ильич был заслуженным.
В свое время на роль Ленина в кино утвердили совсем не похожего на него Кирилла Лаврова вместо артиста Михаила Левшина, который и сегодня мог бы работать ленинским двойником без грима — так похож. Но Левшин оказался евреем, и это очень смущало цензоров.
С Кириллом Лавровым вышла другая партийная история, правда, не ленинского свойства. Ленинградский обком партии на полном серьезе обсуждал вопрос: имеет ли право артист Лавров, будучи членом бюро обкома партии, сниматься в постельной сцене? Решение было единогласным — никакой постели.
Почему-то среди коммунистических вождей дискриминации подвергались основатели марксизма. Если Ленины должны были непременно быть со званиями, то Маркса с Энгельсом давали кому попало.
Иван Шабалтас, актер театра на Малой Бронной:
— Я играл молодого Карла Маркса в спектакле «Я — человек». Для утверждения грима нас с «Энгельсом» возили в Институт марксизма-ленинизма. Но там никто не знал, как основоположники марксизма выглядели в молодости. Естественно, никто в этом не признался, и, мудро почесав лысины, нас утвердили.
IV
Но это все дела прошлые, вызывающие больше смех, чем сожаление. А что же нынешние актеры? Каково их отношение к званским бирюлькам?
— Вообще-то это ерунда и ничего не дает в плане льгот.
— Даже не знаю, мама порадовалась.
— Звания любят только закомплексованные люди.
— Как вы разговариваете с народным артистом!
Все материальные блага, прилагающиеся к актерским званиям, в 90-х годах исчезли. Но попробуйте артистов лишить этих самых званий: старики взвоют, молодые их поддержат. Почему? Все объяснения, которые я услышала, практически сводятся к одному — если актеру не могут платить деньги, то хотя бы уважение в виде званий позволяет ему чувствовать себя человеком.
Странное дело: как можно чувствовать себя человеком, если у тебя пустой карман? Неужели сознание «я — заслуженный, я — народный» способно утолить чувство голода? Или легче жить с мыслью, что после смерти сын скажет: «Мой папа был заслуженным артистом»? А хорошим-то он был? Это просто какие-то чудеса психического аутотренинга, которые часто принимают невероятные формы. Так, одни артисты, пользуясь непозволительной прежде близостью с политиками, пробивают через них переход из заслуженных в народные. А другие доходят до того, что на концертах просят конферансье объявлять их не заслуженными, а только народными. Народу-то, который пришел на концерт, откуда знать, кто есть кто на самом деле. Народ идет на фамилии, а не на звания.
V
Демагогический вопрос: кого считать народным? Того, кого знает все население от Москвы до Камчатки, или известного только отдельным его представителям? Вот, например, Владимир Высоцкий — он кто? Оказывается, всего-навсего заслуженный. Рассказывает бывший работник наградного отдела Министерства культуры Марина Савина:
— К нам пришли из театра документы на Высоцкого, но в этот момент у него случился запой, и по моральным соображениям дело затормозили. А через несколько лет, когда документы Высоцкого уже лежали на подписи, он умер.
