Игорь. Ничего не понимаю! Что за совхоз? Какое вы имеете отношение к целинному совхозу?
Полина Викторовна. Там… в совхозе мальчику… выбили глаз рогаткой. Вот мы и вызвали его с матерью к себе, чтобы лечить.
Борис (продолжает читать). «Послезавтра Николай Дедухин с матерью выезжают в Москву к Барабановым…»
Полина Викторовна (садится, озабоченно улыбается). Прямо как снег на голову!
Звонок в прихожей. Борис выбегает.
Лена. Значит, завтра они будут уже в Москве!
Вбегает Борис.
Борис (на ходу распечатывая телеграмму). Телеграмма! (Читает.) «Спасибо. Выезжаем поездом номер семнадцать, вагон пятый, место семь и восемь. Будем в пятницу, в два часа дня. Большое спасибо. Дедухины».
Полина Викторовна. Надо подготовить комнату, чтобы поместить наших гостей.
Борис. Мать будет с тобой, а мальчик у меня. Поставим здесь кровать или раскладушку…
Ермаков. Зачем мальчику кровать? Его прямо с вокзала надо везти в больницу, к Верховцеву, как можно скорее!
Игорь. Я поеду на вокзал.
Олег. Мы все поедем на вокзал.
Лена. Ох, если бы правда вернуть зрение мальчику!
Звонок в передней. Борис идет открывать дверь.
Ермаков. Кончился ваш покой, Полина Викторовна!
Полина Викторовна. И вам нет покоя с нами, Михаил Николаевич.
Ермаков. Если бы вы знали, как я счастлив, что у меня нет покоя в этом доме!
Игорь. Я не филолог, но, по-моему, слово «покой» происходит от слова «покойник». И что может быть, Михаил Николаевич, противнее покоя!
Олег (Игорю). Я всегда знал, что ты гений, но боялся признаться в этом из опасения, что моя гипотеза потерпит крах!
Входит Борис.
Борис. Михаил Николаевич, к вам! Вас спрашивают.
Ермаков (удивленно). Меня?! Извините, пожалуйста. (Выходит.)
Борис (провожает Ермакова глазами; поворачиваясь к Полине Викторовне). Мама, спрашивали генерала Ермакова.
Полина Викторовна (удивленно). Генерала? Михаил Николаевич генерал?
Борис. Трое пришли. И, по-моему, двое из них — иностранцы!
Игорь. Генерал! А мы так с ним себя вели!
Лена. Я догадывалась…
Борис. О чем ты догадывалась?
Лена. О том, что Михаил Николаевич…
Стук в дверь.
Борис. Войдите!
Входит Ермаков. Он смущен.
Ермаков. Полина Викторовна, извините… друзья… друзья ко мне пришли… Если можно, рюмки и тарелки… если можно.
Полина Викторовна. Пожалуйста, Михаил Николаевич! Пожалуйста, дорогой! (Засуетилась.) А есть у вас чем закусить?
Ермаков. Ну кое-что найдется…
Игорь. Закусить? Пожалуйста! Вот всё' (Он быстро собирает тарелки с закусками, берет оставшуюся неоткупоренной бутылку коньяка.) Здесь все есть! Помогите, солдаты, обслужить генерала!
Все четверо молодых людей и Лена собирают со стола тарелки с закусками и идут к двери.
Ермаков (смущенно разводит руками). Вот сколько вам хлопот, Полина Викторовна, от такого… беспокойного соседа!
Затемнение
* * *
Та же комната. Лена одна сидит за столом, обложившись книгами. Занимается. Стук в дверь.
Лена. Войдите!
В комнату входит Ермаков.
Ермаков. Леночка! Одна?
Лена (сердито). Михаил Николаевич, почему вы встали? (Вскакивает с места.) Вам же сказали: не вставать! Боже мой, какой вы непослушный! Хуже ребенка!
Ермаков. Ничего, Леночка, ничего со мной не случится…
Лена. Но доктор же сказал, что вам нельзя вставать с постели хотя бы несколько дней! (Берет его за руку, проверяет пульс.)
Ермаков. Пульс у меня подходящий, ровный, спокойный…
Лена (испуганно). Нет, нет! Совсем не подходящий, не ровный! Вам надо лежать! Через час будет готово лекарство. Я принесу.
Ермаков. Ты не волнуйся, Леночка! (Берет ее за подбородок.) Я себя уже совсем хорошо чувствую. На пульс не обращай внимания, пульс — это чепуха! Такое со мной часто бывает… А докторов я все время подвожу: они одно думают, а я вот… живу! (Весело подмигивает.) Вот видишь — живу! Борис вернулся?
Лена. Нет. Они все в больнице. Сегодня ведь снимут повязку у Николая. Я так волнуюсь… так волнуюсь, дядя Миша, вы представить себе не можете! Как будто мне самой сделали операцию и я жду ее исхода.
Ермаков. Я тоже волнуюсь, но мне, как тебе известно, волноваться нельзя.
Лена. Вам нельзя, а мне можно.
Ермаков. А ты почему не пошла в больницу?
Лена. Меня оставили присматривать за вами. А вы изволите гулять по квартире.
Ермаков. Почему по квартире? Я сейчас пойду на улицу.
Лена (вскрикнула). Вы с ума сошли! (Смутилась.) Извините меня, Михаил Николаевич, но это действительно никуда не годится! Зачем вам на улицу?
Ермаков. Хочу свежим воздухом подышать. Вот зачем!
Лена (тоном приказания). Идите сейчас же и ложитесь, иначе…
Ермаков. А что «иначе»?
Лена (смеется). Милицию позову!
Ермаков. Садись! (Усаживает Лену рядом с собой, берет ее голову обеими руками, глядит ей в глаза.) Внучка ты мне или нет?
Лена. Внучка, дядя Миша.
Ермаков. Любишь Бориса?
Лена (прислонилась головой к груди Ермакова, прошептала). Люблю… очень…
Ермаков (довольный, гладит Лену по голове). Хорошо, когда… очень! Это очень хорошо!
Лена (вдруг подняла голову). Дядя Миша! Мы все время спорим, кто вы.
Ермаков. Я? Кто я? Я… Михаил Николаевич Ермаков.
Лена (смущенно). Да нет… Я не это хотела спросить…
Ермаков. A-а! Ты хотела спросить, кто я такой?
Лена (наивно). Да.
Ермаков. Я… Ну как тебе сказать… Я — коммунист.
Лена. Ага!
Ермаков. Бывший чекист. Хотя чекистов бывших не бывает, Лена. Чекист всегда чекист, до последнего своего вздоха! Ну, что еще? Бывший военный. Воевал в Испании… Отчасти дипломат… Знаю в совершенстве четыре языка. Когда в Германии я был немцем, никто не сомневался, что я чистокровный немец! (Смеется.) А вырос я в одном московском дворе… (Шепотом.) Между нами говоря, Леночка, в этом дворе я вырос.
Лена. В нашем дворе?
Ермаков. Да, в нашем дворе. Давно, правда…. Очень давно!
Лена. Неужели? Как это здорово!
Ермаков. Значит, вы спорили обо мне?
Лена. Да… спорили, Михаил Николаевич.
Ермаков. Хорошо. Сегодня вечером я позову к себе тебя и Бориса и все, все, что вспомню о себе, расскажу вам. Только вам…
Лена. Мы с Борисом вас очень любим, дядя Миша!
Ермаков. Спасибо за это… (Поцеловав Лену, встает.)
Лена (вдруг, сердито). А сейчас идите ложитесь! Обязательно ложитесь, иначе позвоню в больницу, чтобы Борис немедленно пришел!
Ермаков. Интересно, что сейчас там, в больнице… Очень интересно!
Лена. Наверное, скоро придут, и мы всё узнаем.
Ермаков. А пока я пойду посижу на воздухе. Это Борису! (Вынимает из кармана и кладет на рабочий стол коробочку и конверт.)
Лена. А лекарство?
Ермаков. Лекарство я уже принял! (Выходит.)
Лена (открывает коробочку и вынимает из нее старинные мужские золотые часы; удивленно смотрит на дверь, куда ушел Ермаков. Быстро кладет обратно часы, вынув из незапечатанного конверта письмо, читает). «Мой дорогой Борис! Все мое богатство — вот эти часы. И они дороги мне не потому, что они золотые… Когда ты прочтешь надпись на часах, ты поймешь, почему они мне так дороги. И я хочу, чтобы самое дорогое, что есть у меня, было твоим. Михаил Ермаков — твой дядя Миша». (Лена быстро открывает крышку часов, читает выгравированную надпись.) «Михаилу Ермакову — солдату революции. Феликс Дзержинский». (Лена бережно кладет часы обратно в коробочку и поворачивает удивленное лицо в сторону, куда ушел Ермаков.)
