Но дудки! Теперь–то, после этого чудесного воскрешения, я не намерен сдаваться! Впереди — целая жизнь! Лучше, добрее, честней!
Мария: — Саша Перронов по сути эстет и добряк. Он любит пальмы, белые яхты и теплое море. Под другим — знойным небом. Надеюсь, тебе там будет хорошо.
Алекс грустно: — Почему–то кажется, что лучше нигде и никогда не будет. Лучшего, чем мое беспамятство здесь, на краю света. Под комариный звон и твое тихое пение. Почему все самое хорошее кончается особенно быстро? Кто там жадничает при раздаче? Неужто, и в небесные распределители затесалось ворье? Милая, милая моя спасительница — я здоров, я могу двигаться, а следовательно… Должен уходить. Должен… Прошу, не останавливай.
(Решительно встает, падает. Она садиться на ступени крыльца и кладет на колени его голову.)
Мария: — Знаешь, ведь я ждала этого. Ждала, что пригожусь тебе, помогу или даже спасу. Дерзкие аферы Мурки — это же мой отчаянный крик: — «Вспомни и найди меня. Возьми меня обратно, черт подери! Не оставляй!» … Я совсем не нужна тебе, да?
Алекс: — Слушай… Мало вероятно, что мы еще встретимся. Ты должна знать, должна помнить всегда, что бы ни случилось — ты — мой главный приз. Главная Удача. Ничего более ценного мне жизнь не подарила.
Мария: — Как ни странно — мне тоже. Тебя — Робин Гуд. Знаю точно: здесь, в эти летние дни прошла моя главная жизнь. То, для чего я родилась. Остальное чепуха.
Алекс: — Помнишь наш танец на крыше? Кто–то заколдовал нас тогда. Наверно та огромная свалившаяся звезда.
Мария: — Ты загадал про Аргентину. А я — что бы… что бы долго танцевать вместе. Всегда… Укради меня, Саша…
ДУЭТ (Лучше убрать):
Мария. — Возьми меня собой, в тот край, где ворожит
Насмешница судьба у лунного огня.
Отдам ей все, чем сердце дорожит,
Но только не тебя. Но только не тебя!
Укради меня, укради, укради!
Как птенца на груди сбереги.
Унеси меня, унеси, унеси,
За три моря, три горя и три беды…
Алекс: — На твоих губах малины сладкий сок,
Без конца я повторяю их урок:
Зов стремнины, ярость льдины, жар огня —
Ну, зачем мне Аргентины без тебя?
Вечер возле деревенского дома. На траве стол, самовар. За столом Мария, Жорж и Вениамин. Вениамин поглощает пирожные.
Жорж Марии: — И что? Вы решили, что Жорик все может? Может, он учился в Массаде? Таки да! Во всяком случае — что я не умею такого, что умеют они? Доставил вам коллегу, как просили, примадонна — из–под их поганого носа под ваш милейший. Пирожных прихватил у Филиппова. Не предполагал, что нежный Пьеро так прожорлив. (Вениамину) Остановитесь жевать, любимец муз! Начинайте дозволенные речи.
Вениамин громко, с театральным пафосом: — Георгий Прекрасный! Навеки ваш верный слуга! Я кто? Нет, не правильно думаете. Перед вами, господа, Главный хранитель придворных тайн и секретов! Обожаю тайны! И Марию Николаевну… И эту вашу конспирацию! Завтракать в такой глуши, с лучшими бандитами — это же потрясающе! Не поверят — если кому–нибудь рассказать…
Мария: — Ш–ш–ш… Во–первых потише, друг мой. В доме мой брат. Он приболел и только недавно вздремнул. А во–вторых — о вашем визите сюда вы никому никогда не расскажите. Ни слова. Договорились?
Жорж: — Даже под пыткой. Мне даже лошадь придется пристрелить! А то начнет говорить лишнее. А уж ликвидация болтуна — плевое дело.
(Вениамин поперхнулся, закашлялся)
Мария: — Перестаньте шутить так страшно. Вы испортили Бенджамену аппетит. Да и тайна–то пустяковая. В театре знают, что я лечу нервы в деревне… Сбежала от поклонников.
Вениамин: — Но никто не представляет, где именно! Даже наш милейший Соломон Аркадьевич оказался не в курсе. Он получил письмо, в котором вы просили его дать время на поправку здоровья и обещали вернуться к гастролям. Разумеется, после того, как в вашей уборной ранили начальника Чрезвычайного розыска, разве он мог отказать примадонне? Да без вас все сборы летят к чертям… И потом — все же понимают, какое это потрясение для тонкой нервической натуры. И вообще… Говорят… Ах, Мария Николаевна, вы сами знаете театральные языки…
Мария: — Смелее, Веня! Я так соскучилась в этой глуши по выразительному общению!
Вениамин: — Говорят, стрелявший в комиссара враг народа прятался в вашей уборной.
Мария: — А к тому же, что Мария Полевицкая — на самом деле — таинственная авантюристка Мурка.
Жорж Марии: — Прошу пардону, таки это не врут? Тогда почему ты еще не в моей банде, детка?
Мария: — Не паясничайте, Жорж! И не сбивайте Вениамина. Он прекрасно понимает, что вы мой давний друг. Музыкант, а не бандит.
Вениамин (Сильно струхнув): — По–по–понимаю… Скрипач, он сам по дороге рассказывал.
Жорж: — Кликуха — Скрипач. Кто ж сомневается? Ножичком–то я орудую, как смычком. Чик–чирик… До–ре–ми-фа–соль — и пошла чесать гастроль!..
Мария: — Довольно цирка, Георгий! Мне не терпится узнать новости. Вениамин, продолжайте, пожалуйста!
Вениамин: — Ну… Такое, Мария Николаевна, плетут — уши вянут. А все от зависти и полной политической деградации!.. Ах, мне противно повторять…
Жорж: — Заешь, мученик совести, залей горечь чужой лжи вот этой корзиночкой со сливками. От себя отрываю. О чем клевещут в театре?
Вениамин: — Клевещут, что стукнутый Чекист давно влюблен в Марию Николаевну и в обмен на…взаимность, позволил бандиту уйти.
Мария: — Выходит, он собственноручно проломил себе череп? Поразительно благородство и живучесть большевиков!
Вениамин: — Нет! Это, де, вы его шарахнули, что бы не посягал на честь. Не огорчайтесь так! Злые языки! Никто его не убивал, совершенно ясно, — приплетают ужасы для трагичности. Театр же! Упал и ударился о зеркало! Не благородство — а сплошное иезуитство. Вот не ожидал, что вы — муза, звезда, Коломбина…окажите внимание…служащему такого сорта.
Мария: — Вы меня окончательно запутали! Не понимаю, мне так дорог стрелявший в комиссара бандит, что я отдалась ненавистному чекисту дабы спасти его? Или все же неравнодушна к представителю органов и выдала ему бандита?
Вениамин: — Как это мерзко — передавать сплетни! Лучше я откушу себе язык. Ни слова больше. (со слезами) Вы… вы меня окончательно запутали!
Жорж: — Приехал, смахнул все пирожные и замолк? Объясните лучше, гражданин Пьеро, может, у вас нет совести?
Мария: — Передавайте, передавайте, сплетни, Веня, вас затем и доставили.
Вениамин: — Некоторые товарщи–актеры высказывают мнение, что вообще — вы — Мария Николаевна — не Мурка, а тайный агент ЧК! И вся операция по захвату врага проведена вами совместно с органами по предварительной договоренности! Бандит в кутузке, а вы — на заслуженном отдыхе. Бред! Как услышал — мне даже плохо стало! Я всячески опровергал! И даже словом не обмолвился про… Ну, что не раз встречал в ваших апартаментах этого чекиста… С идиотскими цветами и в лирическом настроении. Ни–ни! Ни малейшего намека. Я ж понимаю — конспирация.
Алекс выходит из дома, прихрамывая: — Добрый вечер, господа. Потянуло на огонек.
Мария знакомит Вениамина и Жоржа с Алексом.: — Мой брат. Управляющий местного конного завода. Неудачно упал с лошади.
Алекс, (сбивая траву, пробует хлыст): — Извините, стал невольным свидетелем беседы. Так злоумышленник. Что устроил стрельбу в театре, все же захвачен?
Вениамин: — Натурально! Со всей бандой!
Алекс: — А мою сестру, как я понял, нагло оболгали. Нелепая фантазия: светлейшая Мария Полевицкая и какая–то темная лошадка — Сивка — Мурка! А вот насчет сотрудничества с ЧК спорить не стал бы… Не стал… Рыцари сыска притягательны для романтических дам. Полагаю, это даже как–то экзотично, заставляет трепетать — слежка, доносы, допросы. Ты ведь обожаешь тайны, Мари?
