were all that to life had entwined him;
Nor soon shall the tears of his country be dried,
Nor long will his Love stay behind him.
Oh! make her a grave where the sunbeams rest,
When they promise a glorious morrow;
They'll shine o'er her sleep, like a smile from the West,
From her own loved island of sorrow.
ТАК ДАЛЕКА, УВЫ, ТА СТОРОНА
Так далека, увы, та сторона,
Где умер друг ее, в земле зарыт.
К той стороне привязана она:
Ее любовь — ему принадлежит.
Ему лишь одному она поет
Те песни, что он в юности любил,
И сердце ей тоска на части рвет —
Тоска утраты и тоска могил.
Он жил любовью — умер за народ,
Исполнив до конца свой долг земной.
Надолго ли она переживет
Того, кто жил и умер как герой?
Так схороните, люди, в той стране
Ее с любимым рядом, пусть печаль
Туда уйдет, где пал он на войне, —
В ее тоской оплаканную даль.
Перевод А. Преловского
«Далёко от долов родимого края…»
* * *
Далёко от долов родимого края
Не ищет она ни побед, ни похвал;
Душа ее там, где могила драгая,
Где юный боец за отечество пал.
И слезы дрожат из-под темной ресницы,
Меж тем как поет она песни свои,
Толпа рукоплещет, но в сердце певицы
Никто не прочтет тайны слез и любви.
Он жил для нее, но служил он отчизне,
И той и другой равно верен он был;
Не скоро забыть его скорбной отчизне,
Не долго страдать той, кого он любил.
О, дайте тогда ей уснуть на покое!
Сокройте ее под зеленым холмом,
Где б тихий закат, среди летнего зноя,
Ласкал ее томным, родимым лучом!
Перевод А. Баратынской
«Далека сторона, где младой ее друг…»
* * *
Далека сторона, где младой ее друг
Спит, сокрытый землею сырою.
Но любовники тщетно вздыхают вокруг:
Ее сердце в могиле героя.
И поет она песни, любимые им,
Милой родины скорбные звуки.
И не знает никто, что с напевом родным
Разрывается сердце от муки.
Для любимой он жил и он пал за народ;
В этом смысл был и цель его жизни.
И недолго она без него проживет,
И не высохнут слезы в отчизне.
Схороните ее, где, пророча рассвет,
Луч закатный блеснет из-за моря,
Словно остров родимый пошлет ей привет —
Край любви ее, счастья и горя.
Перевод Ю. Левина
The Minstrel-Boy to the war is gone,
In the ranks of death you'll find him;
His father's sword he has girded on,
And his wild harp slung behind him.
"Land of song!" said the warrior-bard,
"Though all the world betrays thee,
One sword, at least, thy rights shall guard,
One faithful harp shall praise thee!"
The Minstrel fell! — but the foeman's chain
Could not bring his proud soul under;
The harp he loved ne'er spoke again,
For he tore its chords asunder;
And said, "No chains shall sully thee,
Thou soul of love and bravery!
Thy songs were made for the pure and free,
They shall never sound in slavery."
Мальчик-бард снарядился и вышел на бой,
Опоясался славным отцовским мечом,
Прихватил сладкозвучную арфу с собой,
Взгляд отвагой горит, — смерть ему нипочем.
«О страна моих песен, в жестокой борьбе
Все тебя предают, — пел отважный тогда. —
Но мой меч никогда не изменит тебе,
И верна тебе арфа моя навсегда!»
Он погиб как герой... Но ликующий враг
Был бессилен пред песней последней его:
Арфу мальчик разбил перед битвой, — и так
Обесславил жестоким врагам торжество.
«Ты любовь и свободу должна воспевать, —
Мальчик арфе сказал, — так изволь замолчать.
А пока за свободу идем воевать,
Вещим струнам, о арфа, твоим не звучать!»
Перевод А. Преловского
Он на битву пошел, сын певца молодой,
Опоясан отцовским мечом;
Его арфа висит у него за спиной,
Его взоры пылают огнем.
«Все тебя предают, — барда слышится речь, —
Страна песен, родная страна,
Но тебе до конца не изменит мой меч,
И моя будет арфа верна!»
Пал он в битве... Но враг, что его победил,
Был бессилен над гордой душой;
Смолкла арфа: ее побежденный разбил,
Порвал струны он все до одной.
«Ты отвагу, любовь прославлять создана, —
Молвил он, — так не знай же оков.
Твоя песнь услаждать лишь свободных должна,
Но не будет звучать меж рабов!»
Перевод А. Плещеева
Come, rest in this bosom, my own stricken deer,
Though the herd have fled from thee, thy home is still here;
Here still is the smile, that no cloud can o'ercast,
And a heart and a hand all thy own to the last.
Oh! what was love made for, if 'tis not the same
Through joy and through torment, through glory and shame?
I know not, I ask not, if guilt's in
