Марджори Ролингс - Сверстники

children adv_animal Марджори Киннан Ролингс Сверстники

Повесть известной американской писательницы о детстве мальчика-подростка, живущего с родителями в глуши флоридских лесов в 70-х годах XIX века.

В повести рассказывается о жизни американских фермеров, о настоящей мужской дружбе отца с сыном и о нежной, трогательной любви двух сверстников: мальчика и оленёнка.

Деревья и травы Флориды, злые ливни и засухи, медведи, опоссумы, волки и даже гремучие змеи тоже действующие лица этой волнующей и правдивой повести.

Именно за правдивость и поэзию её высоко оценил в своё время Эрнест Хемингуэй, и повесть эта получила в США премию имени Пулитцера.

Повесть была написана в 1931 году и с тех пор, переведённая на другие языки, стала одной из любимых книг у юных читателей разных стран мира.

1931 ru en В. Смирнов LT Nemo FB Tools 2006-06-28 OCR «LT Nemo» 2006 994073D1-D333-4D69-8CCB-7DB03976D2D9 1.0 M.К. Роллингс. Сверстники «Детская литература». Москва 1976 К ЧИТАТЕЛЯМ Издательство просит отзывы об этой книге присылать по адресу: Москва, А-47, ул. Горького, 43. Дом детской книги. Для среднего возраста Марджори Киннан Ролингс СВЕРСТНИКИ Повесть Ответственный редактор Н.В. Шерешевская. Художественный редактор С.И. Нижняя. Технический редактор В.К. Егорова. Корректоры Н.А. Сафронова и Э.Н. Сизова. Сдано в набор 15/IV 1975 г. Подписано к печати 17/ХII 1975 г. Формат 60×90 1/16. Бум. типогр. № 1. Усл. печ. л. 24. Уч.-изд. л. 19,92. Тираж 200 000 экз. Заказ № 704. Цена 86 коп. Ордена Трудового Красного Знамени издательство «Детская литература». Москва, Центр, М. Черкасский пер., 1. Калининский полиграфкомбинат детской литературы им. 50-летия СССР Росглавполиграфпрома Госкомиздата Совета Министров РСФСР. Калинин, проспект 50-летия Октября, 46. Ролингс М. К. Р 67 Сверстники. Повесть. Пер. с англ. В. Смирнова. Худож. О. Верейский. Переизд. М., «Дет. лит.», 1976. 383 с. с ил. И (Амер) Р 70803—035 / М101(03)76 421—76

Дымок тонкой струйкой поднимался из трубы прямо вверх. Голубой у её глиняно-красного среза, он уплывал в синеву апрельского неба и был уже не голубой, а серый. Джóди смотрел на него, раздумывая. Огонь в очаге угасал. Они только что отполдничали, мать прибирала посуду. Была пятница. Мать подметёт в доме метлой из веток ти-ти, а потом примется оттирать пол мочалкой из обвёрток кукурузных початков. В таком случае она не сразу хватится его, и он успеет добраться до Серебряного Дола.

Он постоял с минуту, держа на плече мотыгу.

Всем бы хороша была росчисть, если б только не эти непрополотые ряды молодых всходов кукурузы. Дикие пчёлы обнаружили мелию у калитки. Они жадно зарываются в нежные бледно-лиловые соцветия, словно и нет в зарослях других цветов, словно они забыли о жёлтом жасмине мартовской поры, о ждущем их в мае цветении магнолии и лавра. Если проследить за стремительным полётом их золотисто-чёрных тел, подумалось Джоди, то можно найти дерево с дуплом, полное янтарного мёда. Зимний запас сиропа из сахарного тростника подошёл к концу, и от ягодных варений тоже почти ничего не осталось. Найти дерево с дуплом куда достойнее, чем тяпать мотыгой; ничего с ней не сделается, с кукурузой, может и подождать денёк.

Полдень полон какого-то кропотливого копошенья. Это ощущение точит его, как пчела цветок: прочь отсюда, сначала через росчисть, потом сосняком, а там вниз по дороге к бегучему ручью. Пчелиное дерево должно быть где-то возле воды.

Он приткнул к изгороди мотыгу, прошёл по кукурузному полю, и вот уж его не видно из дому. Он на руках перемахнул через изгородь. Джулии, старой охотничьей собаки, нет дома; отец увёз её с собой в Грейáмсвилл, но бульдог Рвун и их новая дворняжка Резвуха заметили взметнувшуюся над изгородью тень и кинулись к ней. Рвун взлаял низким басом, голос Резвухи был пронзителен и высок. Узнав его, собаки заискивающе завиляли короткими хвостами. Он прогнал их обратно. Они равнодушно смотрели ему вслед. Жалкие, никчемные твари, подумалось Джоди, всё бы им гонять, хватать, убивать. Он их не интересовал, разве когда приносил им плошки с объедками по утрам и вечерам. Старая Джулия, та могла быть ласковой с людьми, но свою уже беззубую преданность дарила одному только его отцу, Пенни Бэкстеру. Джоди пробовал подольститься к ней, но она решительно не хотела иметь с ним дела.

– Вы оба были ещё щенками, – объяснял отец, – десять лет назад это было, тебе два года, а она совсем ещё крошка. Ты примял её, не нарочно, конечно. И вот теперь она не может довериться тебе. С собаками это часто бывает.

Джоди обогнул сараи и кукурузный амбар и пошёл через дубняк на юг. Ему бы такую собаку, как у бабушки Хýтто. Она такая беленькая, кудрявенькая и умеет делать разные штуки. Когда бабушка Хутто начинает смеяться так, что вся трясётся и не может остановиться, собака прыгает ей на колени, лижет её в лицо и машет своим перистым хвостом, словно смеётся с нею вместе. Он бы обрадовался любому зверьку, лишь бы тот был его собственный, лизал бы его в лицо и повсюду ходил за ним, как старая Джулия за отцом.

Джоди выбрался на песчаную дорогу и припустил бегом на восток. До Дола было две мили, но ему казалось, что он может бежать вечно. В его ногах не было боли, как на прополке кукурузы. Он замедлил бег – пусть подольше продлится дорога. Вот он миновал высокий сосновый лес и оставил его позади. Здесь скраб вплотную подступал к дороге, и она шла, с обеих сторон теснимая частоколом песчаных сосен, таких тонких, что каждая из них, казалось, могла служить лучиной для растопки.

Тут был подъём, и на его вершине он остановился. Апрельское небо, окаймленное ржавым песком и соснами, было синее, как его рубаха из домотканой холстины, окрашенной индиго бабушки Хутто. Маленькие облачка на нём стояли неподвижно, белые, словно хлопковые коробочки. Он смотрел и смотрел, как вдруг солнечный свет пригас на мгновение, облака посерели.

«Ещё до вечера брызнет дождичек», – подумал он.

Вниз под горку манило бежать вприпрыжку. А вот и дорога на Серебряный Дол, толсто подостланная песком. Беярия, пиерис и искрянка уже стояли в цвету. Он перестал бежать, замедлил шаг, – он проследит перемены в мире растений на каждом дереве, на каждом кусте, знакомом и неповторимом. Вот магнолия, на которой он вырезал морду дикой кошки. Вся растительность говорила о том, что где-то близко – вода. Странное дело, думалось ему, что поджарые сосны всегда растут в зарослях, тогда как при всяком ручье, при всяком озере или реке растут магнолии: ведь земля есть везде земля, а дождь – везде дождь. Собаки, например, повсюду одинаковы, и волы, и мулы, и лошади тоже. А вот деревья разные в разных местах.