В Буэнос-Айресе есть несколько красивых памятников. По-видимому, к их выполнению привлекались большие мастера ваяния. Мне особенно понравился памятник «Труженикам камня»: группа мужчин и женщин с усилием тащит огромную глыбу. Памятник относится к эпохе революционного подъема и развития демократических настроений в конце прошлого столетия.
К стенке набережной пристают суда.
Колоритны уголки старого Буэнос-Айреса, где сохранились дома, построенные несколько веков назад. Одним из таких уголков является набережная реки Риачуэлы, в устье которой первоначально и был основан город.
К каменной стенке набережной, не огражденной парапетом, пристают небольшие суда, часто парусные. Один шаг — и со старинного пестроцветного булыжника, устилающего мостовую. — может быть даже привезенного сюда из Пиренеев, — можно ступить на палубу маленькой бригантины или шкуны, которые под свежим ветром приходят в Байрес с Параны и Уругвая.
Вдоль набережной тесно прижаты один к другому старинные домики, как бы перенесенные с берегов Средиземного моря — из Валенсии или Картахены. На окнах здесь еще сохранились цветные ставни, а над улицей повисли легкие балконы с изящным узором старинных решеток.
Еще пройдетесь вдоль Риачуэлы и увидите старый портовый склад с крохотными окошками над стрельчатыми узкими дверями, от которого так и веет сыростью и мраком средневековья.
Общий облик Байреса более строгий по сравнению с Рио, где много усилий направлено на создание внешнего эффекта. Даже толпа на людных улицах выглядит здесь по-иному. В Рио толпа очень пестрая: мужчины носят костюмы, непривычные для европейского глаза своей окраской — бежевые, красновато-коричневые, бордовые, голубые, часто клетчатые или с каким-либо крупным рисунком, резко выделяющимся по цвету. Очень часты белые костюмы, иногда шелковые или шерстяные. Галстук у бразилейро — непомерно яркого цвета. Обычно режущее глаз сочетание: яркокрасный галстук при голубом костюме. Пестроту толпы усиливает еще и то, что среди публики довольно значительное количество «цветных» — негров, индейцев, мулатов. Да и самые настоящие бразилейро имеют разные оттенки кожи.
Совсем иной облик у публики на улицах Байреса. На женщинах здесь наряды гораздо менее яркие, чем на бразильянках. Мужчины, как правило, носят костюмы однородной и преимущественно темной окраски — черные, коричневые, темно-серые. Белые костюмы почти не носят даже в самое жаркое время года. И если на улице попадается человек в белом костюме, про него тотчас говорят: «эль бразилеро!» (бразилец). И почти никогда не ошибаются…
Аргентинцы проявляют большой интерес к Советскому Союзу. В Байресе есть несколько больших магазинов, которые продают литературу на русском языке. Здесь большой выбор книг и журналов, выписываемых из Советского Союза. Среди этих изданий первое место по количеству занимает художественная литература, потом идет политическая и далее научная. В одном из многочисленных книжных магазинов я насчитал только на трех полках 80 названий русских книг. Тут были произведения Ленина, Сталина, Молотова и русских классиков — Толстого, Тургенева, Горького. Имелись свежие издания книг Эренбурга, Симонова, Фадеева, Федина, Гладкова и многих других современных советских писателей. В этих магазинах можно достать и свежий номер журнала или газеты, вышедших в СССР всего две-три недели назад.
Аргентинский читатель читает и любит произведения русской литературы.
Советские кинофильмы в Аргентине пользуются неизменным успехом. И это единственные фильмы, которые идут при переполненном зале.
Когда идет советский фильм, то в кинозал нельзя войти в любое время, как это принято во всех кино по всей Америке. В зал не попасть потому, что нет мест, и билеты в такие дни продают только на определенный сеанс.
Со стороны простых людей, со стороны аргентинской интеллигенции мы, советские ботаники и астрономы, встретили самое теплое, внимательное и дружеское отношение. Мы увидели, что передовые аргентинцы высоко ценят русскую, советскую науку, что они желают расширения культурных и научных связей с Советским Союзом.
Четыре дня, проведенные в общении с учеными Байреса и Ла-Платы, показали нам, как это гордо звучит: советский, русский ученый! Я с особой силой почувствовал, какая большая честь быть представителем русской, советской науки.
Мы покинули Буэнос-Айрес вечером и в Росарио приехали уже в полночь. Дул холодный шквалистый ветер. Нас никто не встретил, и мы не знали как найти «Грибоедова», который должен был стоять где-то под погрузкой.
Стали искать телефон, чтобы навести справку в порту. Но проходивший мимо носильщик сказал, что знает, где стоит «барко русо «Грибоедов».
Однако и его мы напрасно беспокоили расспросами. Шофер такси, лишь только услышал три этих слова — «барко русо «Грибоедов», — мигом доставил нас к воротам огромного элеватора, у причалов которого шла погрузка нашего корабля.
Утром термометр показал + 3°, а вахтенные говорили, что ночью было даже около 0°. Это небывалое здесь понижение температуры.
Из Байреса мы привезли большую корзину, заполненную сотней растений из Ботанического сада, которые нам передал Косентино для Ленинграда. Корзину мы оставили ночью на палубе. Когда наутро открыли ее, то оказалось, что некоторые растения померзли. Мы перенесли их тотчас в каюты.
Большинство растений «отошло», но некоторые потеряли листья и вскоре погибли.
Погрузка «Грибоедова» продолжалась весь следующий день.
Мы удивлялись, что теплоход больше не осаждают гости.
Всё разъяснилось, когда мы купили местную газету. Там было написано, что «барко советико «Грибоедов» сегодня рано утром ушел из Росарио.
Однако жители Росарио быстро узнали, что газеты наврали, и во второй половине дня народ повалил к нам опять.
Рядом с нами у причала соседнего элеватора грузился зерном «швед». Ни одного гостя ни разу мы не видели на его палубе.
В день отхода «Грибоедова» несколько сот граждан Росарио трогательно прощались с нами.
В нескольких местах на пути к причалу были расставлены полицейские. Они не пускали публику к «Грибоедову». Но народ всё же проникал на пристань и даже на пирс.
В этот день было особенно много молодежи, в том числе студентов и студенток Медицинского института. Четыре юные студентки так мило просили меня подарить каждой из них русскую книжку, что было невозможно им отказать. Вероятно, с подобной просьбой обращались не только ко мне, так как позднее я никак не мог разыскать одну свою книжку, взятую у меня кем-то из спутников для чтения…
